Андрей Муравьев - Меч на ладонях
Сейчас здесь витали мысли, которые никто не мог даже представить себе еще утром, и звучали речи, о существовании которых не догадывался ни один смертный или Перворожденный.
– Я не могу поверить, что нас обрекают на это. – Жрец покачивался, сидя на небольшой лежанке. Дорогая шелковая тога неудобно задралась, край ее был вымазан и зажеван, но жрец не обращал на это внимания. – И я не могу поверить, что вы допустили это. Вас зовут в народе Эн-ки[82], вы господин нашей земли. Вы должны отстаивать свое право.
– Я бы хотел, чтобы это было только моим дурным сном, добрый Кхалилу. – Перворожденный пожал плечами, из-за чего его сияние капюшона замерцало на миг в редких лучах луны. – Я бы очень хотел… Но решение принято, принято тяжело, не мной и окончательно.
Жрец все покачивал головой. Будто этот отрицательный жест мог остановить то, что решил Совет. Перворожденный Апил повторил свое предложение:
– Мне оставили лабораторию в горах у Малого моря, я перевезу туда своих галла и часть оборудования. Но на этом все. Если пожелаешь, можешь отправиться в лабораторию Одина или Кроноса. Они сейчас будут в почете.
Старик все еще мотал головой.
– Но как же так? Как же мог Лучезарный допустить такое? Они же дети. – Он попытался заглянуть в глаза Перворожденному. – Разве можно так?
Эн-ки пожал плечами.
– Я нарушил устав уже тем, что пришел и сказал тебе о том, что ты теперь знаешь. – Он перевел дух. – Плохое дерево не должно давать плоды… Вы будете наслаждаться долгой и полезной жизнью. Ты также будешь мультигенен, то есть ты останешься посвященным. Как и твои дети. Как и другие посвященные. Мы не убийцы… Но у них не будет ни детей, ни внуков. На этой планете останутся только смертные и Перворожденные.
После этих слов па-теси обреченно склонил голову. К ночи ноги держали его все хуже, но сейчас в груди верховного жреца бурлила река, река эмоций, упреков и обид – от захлестывавших волн ее стало тяжело дышать. Старик поднялся и вышел на веранду. По привычке он глазами искал на небосклоне хоть отсвет Лучезарного, но бог ушел из Атланора.
Сзади послышались тихие шаги Перворожденного.
– Прости, друг. Я сделал все… Все, что мог сделать. – Он остановился рядом с полностью уничтоженным престарелым воспитанником и положил руку ему на плечо. – За годы, проведенные здесь, за те четыреста сорок тысяч циклов вашего Лучезарного, я стал даже более человеком, чем ты или смертные… Я устал… Я разуверился.
Старик устало опустился на оставленную для него у края веранды лежанку. Рядом бесшумно присел его гость.
Перворожденный перевел взгляд на море, которое просматривалось до горизонта. Ночной ветерок стих, и было отчетливо слышно, как на краю уснувшего города легкий прибой играет мягкой обласканной галькой. Порыв ветра, полный соленой свежести, нырнул ночным вором в открытое окно, обдав присевших рядом Перворожденного и смертного.
Апил-Энки встрепенулся.
– Я ухожу завтра. Но у тебя останется время. – Тон его стал сухим, а речь более быстрой. Эмоции уходили. – Стерилизации подвергнутся Атланор и Пекария, но по всей планете искать посвященных никто не будет. Если, конечно, они не станут вести себя вызывающе.
Он всмотрелся в лицо соседа.
– Я знаю тебя без малого триста циклов этой планеты. Ты справишься. – Украдкой Апил бросил взгляд за веранду, но даже самый глупый и любопытный посвященный не станет прислушиваться или красться к месту, где верховный па-теси и мастер Перворожденный ведут тайную беседу. Кроме того, зная о возможном визите, Кхалилу распустил до утра слуг и услал родственников.
– У тебя есть два дня. – Перворожденный говорил то, ради чего он и пришел к своему воспитаннику. – Собери лучших друзей, мастеров посвящения, родичей. И на разных, не на одной, слышишь?!! Не на одной барке! На трех, а лучше четырех кораблях уходите на континент. И пусть лучше в разные стороны – Малое море, Нуми, Парванакра, Урарта, Чан. Забудь про Пекарию, ее уже нет. Уходите и сидите тише воды и ниже травы. С годами все забудется, придут новые проблемы, и вы сможете вернуться… Когда-нибудь.
Жрец покачал головой. Глаза его снова начинали блестеть, а по уставшим членам побежали знакомые мурашки силы. Это будет стоить ему остатков его недолгой юдоли, но Лучезарный милостив к своим детям. Может быть, ему дадут взойти на ниве скорби в лице своих внуков или правнуков… Обязательно… Или праправнуков. Решение еще только маленькими ростками билось в голове одного из высших посвященных Города Семи тысяч каналов. Стараясь, чтобы случайный луч луны не выдал блеска глаз, он протянул ладони Перворожденному:
– Спасибо, друг и мастер.
Апил-Энки поднялся.
– Пустое, друг и ученик. – Перворожденный встал. – Я надеюсь, мы еще встретимся.
Жрец-тапур кивнул головой:
– Лучезарный милостив. Может, и пересекутся еще линии наших жизней.
Пожимая руку, жрец старался держать свое лицо в тени. Ибо глаза есть зерцало души и первый путь к проявлению намерений, а свои планы жрец собирался держать в тайне даже от родственников и ближнего друга.
Решение было принято. Старик позвонил в колокольчик, вызывая с нижнего этажа младшего посвященного. Предстояло отдать много приказов и разнести уйму писем.
Хотя оба разошедшихся ночью в разные стороны Города Семи тысяч каналов думали о разном, но в одном они были схожи: каждый из них отныне шел только своей, выбранной им самим дорогой…
3
Утром из порта Атланора привычно потянулись купеческие барки. Военного флота в Городе Семи тысяч каналов не существовало. Зачем? Воевать с дикарями-смертными на море? А в степях Пекарии воины из посвященных легко сдерживали редких недовольных властью Перворожденных. В торговой фактории на Дильмуне стоит гарнизон всего из двухсот младших с четырьмя галла, тем не менее этого гарнизона хватало, чтобы пройтись огнем и мечом по всем мятежным племенам смертных. И проходили не раз. Но как сорняк всегда найдется в любом огороде, так и неблагодарные смертные всегда найдутся в бескрайних просторах Ойкумены. Ну и поступали с ними, как правильный хозяин поступает с ростками сорняка, стремящимися отвоевать у благородных побегов свое право на существование.
Три корабля, покинувшие гавань Атланора, несли вымпелы храма Лучезарного. Интересы служителей бога Солнца простирались по всей территории цивилизованного мира, и не было ничего странного в том, что барки разошлись в разные стороны: одна ушла на восток, к стране Парванакра, вторая – в сторону Теплого моря, к Дильмуну, а третья – на юг, к портам Нуми. Второе судно должно было прибыть к месту назначения первым. Прибыть и в тот же день поплыть дальше, к берегам дикого побережья. В глубине тени от палубного навеса на нем, прикрытый от любопытных глаз береговой охраны бочками с пресной водой, стоял сын па-теси Ут-Напиштим. С ним ехали мастера посвящения, внуки верховного жреца и библиотека храма.
…День прошел в привычной маете, а когда вечерняя прохлада начала стучаться в ставни домов жителей Атланора, возле Храма Колыбели Перворожденных из густых зарослей вынырнули тени.
Семеро воинов-посвященных храма Лучезарного практически скользили над землей, оправдывая свое прозвище «капилар», обозначавшее хищных ящериц, живущих в далеких горах Пекарий.
Колыбель была центром всего Города Семи тысяч каналов. Священным центром. О какой охране можно говорить, если посмевшие пересечь ее границы смертные просто сгорали в лучах, дарованных Лучезарным своим посланцам на Землю? Еще ни разу не было случая, чтобы кто-то из портовой швали или низших посвященных, не друживших с собственным мозгом, мог похвастаться, что побывал на территории Храма Колыбели Перворожденных и вернулся живым.
Но воины-капилары знали, что делать. Накинув на неприметный столбик у дороги суконное покрывало, один из них быстро раскопал землю у основания столба, выдрал голубой короб и, открыв его, перерезал красный провод, уходящий из короба глубоко под землю.
В одной из бесед со своим галла Эн-ки описал своему еще молодому, но очень талантливому ученику систему охраны Храма… И тайну величия и могущества Перворожденных. Рассказал как доказательство своего уважения и доверия. Как знак того, что они не просто учитель и ученик, а два друга… Минуло много лет, но нужные знания лежали бесценным грузом в памяти па-теси. Копились вместе с другими обрывочными сведениями о запретном, чтобы в нужный момент стать отточенным клинком, припрятанным в рукаве наемного убийцы.
Отсчитав положенные сорок ударов сердца, капилар зарыл обратно голубой короб, присыпав место раскопки песком и жухлой травой. Суконное покрывало было снято, и тени скользнули за охранный периметр…
В полночь на холме Колыбели расцвел необычайный цветок. Гигантский сгусток энергии выплеснулся из центра полукруглого центрального блока в темное ночное небо, стремясь достать до самых звезд и ехидной луны, слегка прикрытой одинокой тучкой. Вместе с гигантским цветком к небу взлетел и Храм Колыбели Перворожденных со всеми своими ангарами и отсеками, чтобы, чуть помедлив на высоте, доступной орлам, рухнуть на город тоннами песка, щебенки и кусками бетонных блоков.
