Ревизор: возвращение в СССР 32 (СИ) - Винтеркей Серж

Найдя повод для звонка, Оксана заказала межгород с Москвой.

— Андриянов. Слушаю, — услышала она в трубке голос, показавшийся ей знакомым.

— Антон, это вы? Это Оксана Якубова из Святославля, — сухим и деловым тоном представилась она.

— О, здравствуйте, Оксана! — довольно приветливо отозвался он.

— Добрый день, Антон, — так же официально поздоровалась она. — Вы просили позвонить, если я что-то вспомню. Я вспомнила. Только не хотелось бы об этом по телефону говорить.

— Я понимаю, — напряжённо ответил он. — И что вы предлагаете? Мне опять ехать к вам? К сожалению, это неудобно. Я же начальник…

— Зачем же? Я бы и сама в Москву съездила. Тем более, повод серьёзный нашёлся.

— О, замечательно! — откровенно обрадовался он. — Только я вот-вот улетаю в зарубежную командировку. Вернусь через неделю в пятницу вечером.

— Может, мне тогда на следующие выходные в Москву и рвануть?

— Смотрите, как вам удобно, — ответил он. — Можем пересечься где-нибудь в ресторане. Спокойно всё обсудим…

— Хорошо, — спокойно ответила она, хотя сама ликовала в душе. — А куда мне вам позвонить, как приеду в следующую субботу?

— Так… Ну… Запишите мой домашний телефон, — после секундного колебания продиктовал он.

Москва. Трикотажная фабрика «Луч».

— Товарищи, я собрал вас сегодня по очень неприятному поводу, — посмотрел на двоих членов своего парткома Кудряшов. — Меня вызвали сегодня в райком… Скандал, товарищи! На одного из наших работников поступил сигнал, мол, любовница… Квартиру ей снимает… А ведь он женат, и детей двое!

— Это ты про кого, Иван Степанович? — обеспокоенно спросил Блохин, невысокий, сухонький мужичок лет пятидесяти.

— Про главного инженера нашего, — ответил Кудряшов, грустно разведя руками, — Головина.

— Да ну! Иван Степанович! — воскликнула Ирина Николаевна Истомина, лет сорока, серьёзная, солидная женщина в теле. — Я вас умоляю. Я жену его знаю. Светка такая баба! У неё не забалуешь, шаг в сторону — расстрел!

— Я, честно говоря, тоже засомневался, — согласно кивнул председатель парткома. — Жена у Головина — женщина ещё молодая, интересная… С чего бы Головин во все тяжкие пустился?

— Ну, не знаю, что там интересного, — поджала губы Истомина.

— Постой, Ирин, — остановил её Блохин. — Вы мне лучше скажите, на какие шиши Головин квартиру бы любовнице снимал? У него же семья…

— Вот и я о том же, — поддержал его Кудряшов. — Сомневаюсь я. Обознался кто-то… Но дело это на контроле в райкоме. Проверить нам этот сигнал, всё равно, придётся. Я почему вас двоих пригласил? Если это всё окажется или наговором, или обознался кто-то, то всё это останется между нами. Договорились? Не стоит об этом распространяться, а то слухи поползут, то ли была любовница, то ли нет?.. А у честного человека репутация пострадать может и проблемы в семье начнутся.

— Это правильно, Иван Степанович, — уважительно кивнул Блохин.

— Ерунда это, конечно, какая-то, — согласилась с ними Истомина. — Сколько стоит квартиру снимать?

— Ну, не меньше пятидесяти рублей? — предположил Блохин. — Если в Москве.

— В Москве, в Москве, товарищи, — с досадой подтвердил председатель и выложил на стол фотографию Головина при параде. — Вот… С доски почёта снял!..

— А зачем нам она? — не поняла Истомина.

— Так покажем соседям по той квартире, проверим, узнают или нет. Беда-то какая! Позор на весь район!

— Да ладно вам заранее расстраиваться, Иван Степанович, — заметил Блохин. — Не он это. Откуда у него пятьдесят рублей на квартиру бабе?

— Вот, сейчас мы всё и выясним, — поднялся он. — Готовы? Сходим, проверим всё и по домам.

Идти пришлось недалеко, пару кварталов всего. По дороге председатель думал, что не зря он Истомину пригласил. Ему нужны были свидетели и единомышленники на собрании, чтобы поддержали исключение Головина из партии. А то, если он сам будет инициатором, то могут и не переизбрать его в председатели в следующий раз. А Истомина баба принципиальная и вредная, как раз то, что надо для такой роли, её на жалость не возьмёшь. И Блохин тоже, слишком правильный, слишком принципиальный коммунист, он молчать не станет из мужской солидарности. Но все же хорошо бы было, если бы все это оказалось ошибкой, и это вовсе не их главный инженер…

Найдя нужный подъезд, они тут же нарвались на двух всезнающих бабушек на лавочке и представились им представителями общественности от фабрики «Луч». Бабушки дружно опознали Головина по фото. Рассказали, что ездит он к девице с четвёртого этажа и привозит ей сумасшедшие букеты.

— Во какие! — показала одна из пожилых женщин руками. — Я не вру! Весь наш дом знает, любого спроси. И авоськи с продуктами ей носит. И сплошь дефицит! Даже банку с икрой черной видела как-то раз…

— И одевается она не как мы с вами, — подлила масла в огонь вторая бабулька. — Подарочки-то он ей делает будь здоров какие!

— Может, он ей деньги даёт? — предположила первая. — Что-то я не видела его с обувными коробками. А она обувь-то частенько меняет…

Истомина от удивления села рядом с ними на лавку и слушала, как их главный инженер красиво живет, открыв рот. Второй лавки рядом не оказалось, а то Кудряшов с Блохиным тоже сели бы рядом. Ощущение нереальности происходящего не покидало всех троих.

— А это точно он? — показал ещё раз старушкам фотографию Головина председатель парткома.

— Да он!

— Точно он!

— Постойте! — придумал он, как убедиться в этом. — А на какой машине он ездит?

— Знамо дело, на зелёных «Жигулях».

— У Головина тёмно-зелёные «Жигули», — потрясённо проговорил он.

— Номер 15–25, — услужливо продолжила закапывать их главного инженера старушка.

— Но как же так? — растерянно спросил Блохин.

— Вот так! Получается, что мы совсем не знали нашего товарища Головина, — ответил Кудряшов. — А вы, случайно, не знаете, кто эта девушка? — обратился он к бабулькам.

Лавочное информбюро и в этот раз не подкачало.

— Студентка она. Внук Свиридовых её в МГУ частенько видит.

— А как её зовут? Фамилия? Не знаете? — с надеждой спросил он.

— Зовут Регина. А фамилию нет, не знаю, — ответила одна старушка, переглянувшись со второй. Та с видимым сожалением, что впервые не может помочь, пожала плечами в ответ.

Надо же, всё совпало! — поразился Кудряшов. — И про Головина, и про любовницу! Фух… И в МГУ придется, в любом случае, ехать…

— Н-да… Ну что ж, товарищи, — переглянулся он с членами своего парткома. — Мы всё выяснили. Нам здесь больше делать нечего.

— Это же надо! — потрясённо проговорила Истомина, когда они уже отошли немного от дома.

— Да уж… Слов нет, — поддакнул Блохин, многозначительно переглянувшись с Кудряшовым. — Он что же, вообще, жене денег не давал?

— Понятия не имею… Придётся, товарищи, в понедельник партийное собрание организовывать, — расстроенно ответил председатель. — Признаться, я до последнего надеялся, что это какая-то ошибка… Но тут уже ошибки быть никакой не может, даже нет смысла сверять названный женщинами номер с его номером… Займётесь завтра собранием, Владимир Иванович? А я в райком съезжу, доложусь…

— Ко скольки людей собрать? — уточнил Блохин.

— Ну, давайте на три часа, — ответил Кудряшов, подумав, что к этому времени уже успеет вернуться из МГУ и из райкома.

— А Головину будем говорить по какому поводу будет собрание? — спросила Истомина.

— Как хотите, — ответил председатель, махнув рукой.

Приехав домой занимался с детьми, помогал Ирине Леонидовне. Потом поехал на тренировку. Марат, перед началом занятий, решил со мной насчёт подарка Аише посоветоваться.

— Восемнадцать лет будет, совершеннолетие, — торжественно произнёс он, чтобы я прочувствовал ответственность момента.

— Слушай, я ж не знаю, на какую сумму ты рассчитываешь? — ответил я. — А кстати, что у вас там с народным домом? Начали строить? Анна Аркадьевна с Загитом, вроде, хотели платить прорабу и не появляться там… Ты тоже так планируешь? Узнавал уже, во что это тебе встанет?