Всемирная выставка в Петербурге (СИ) - Конфитюр Марципана

А вот голубые мундиры идут к дяде Яше...

Столпились внизу. Говорят с ним.

Боже, только бы не выдал! Богородица, пронеси!

Миша снова лёг на пол кабины, стал молиться...

Когда он по три разу перебрал все знакомые молитвы и осмелился ещё раз глянуть вниз, жандармов рядом с дядей Яшей уже не было. Зато одна их часть крутилась у Павильона Нефти, а другая — около Павильона хлеба. После Миша видел, как обыскивали прочие павильоны, спортивные объекты, контору, даже остатки склада стройматерилов... Вон вывели откуда-то Ивана Проскурякова... Кажется, допрашивать ведут... Жандармов-то, жандармов! Словно всемирного разбойника какого ищут! Джека-Потрошителя!

Может, всё это просто из-за того, что Михаил связался с энэмами? Что, если его подозревают в терроризме?!

Или это свидетельство того, что царь Сергей всерьёз видит в нём соперника? Интересно, послали бы столько народу ловить не законного государя, а обыкновенного рехнувшегося самозванца? Нет, конечно! Хотя... Может, и послали бы, кто знает... Самозванцы-то в былые времена делов наделали...

Михаил подумал, что бы сам он стал делать на месте императора Сергея, если бы узнал, что обнаружился более законный, чем он наследник, который собирается править в интересах рабочих. Уступил бы ему место добровольно? Ну... Навряд ли.

Неожиданно вспомнилась история одного персонажа, который тоже был из мастеровых и считал себя царём — только не Русским, а Иудейским. Тогда те начальники, что во дворцах сидели, тоже не успокоились, пока не извели Его... Перспектива невесёлая. Впрочем, нет. Это грешные мысли, долой их!..

***

Обыскивали будущую выставку жандармы часа два. Всё это время дядя Яша заботливо продолжал держать Коржова наверху. Даже когда последний голубой мундир ушёл с Голодая, смотритель колеса предупредительно не спешил опускать Мишину кабинку. Лишь тогда, когда все успокоились и возвратились к обычной работе, спрятанный Коржов был возвращён на землю.

— Спасибо, дядя Яша! Все ушли?

— Вроде все... И как тебя, Мишка, угораздило-то такого шуму наделать? Всю охрану Петербурга поднял на уши.

— Ну, я думаю, всё же не всю...

— А я в жизни сколько голубых мундиров и не видал! Говорят, вора ищут, а сами стоят на ушах, словно ловят Нечаева...

— А вы знаете Нечаева? — откликнулся на знакомую фамилию Коржов.

— Да кто ж его не знает! Это вы, молодёжь, всё забыли. А кто в восемьдесят первым взрослым был, навек запомнил... Если б, Мишка, я тебя не знал, решил бы, что ты он и есть, этот самый Нечаев! Самый разыскиваемый преступник России! Это кто ж тебя подставил, а?

— Не знаю...

— Ты точно не крал? Побожись-как ещё раз!

Коржов побожился.

— А в краже чего именно они меня обвиняют? — поинтересовался он после этого.

— Золотое что-то вроде бы... Я точно и не понял. Ты сам-то не в курсе?

Миша показал пустые руки и вывернул карманы.

— Судя их по количеству, эта золотая вещь должна быть не меньше пуда. Сами, дядя Яша, видите: нет у меня ничего такого.

— Так может, объяснишь им по-хорошему?

— Нет... Без толку...

— Да, — тут же согласился дядя Яша. — Я бы тоже не пытался.

Обратно по стройке Михаил пошёл, втянув голову в плечи, глядя в землю и стараясь ни с кем не столкнуться глазами: не дай Бог, узнают и обвинят, что на полдня работу сорвал. По-хорошему, конечно, надо было бы уматывать со стройки как можно скорее, но уж больно хотелось оправиться. До отхожего места на стройке добрался Коржов без проблем. А вот на выходе из него он буквально нос к носу столкнулся с Иваном Проскуряковым. Тот знал его слишком хорошо, чтобы не заметить.

— Мишка! Ах вот ты, где, вор! Два часа сидел в нужнике?

— Какой я тебе вор?! Ты что городишь?!

— Да известно, какой. Я-то думал, ты просто кружковец: из тех, что хотят баб обоществить и всё имущество. А ты, оказывается, какую-то государственную реликвию своровал! Варю бросил, хорошую девку. Меня за двоих вкалывать оставил. А теперь ещё и стройке всей мешаешь!

— Как ты смеешь клеветать на меня так?! — вскипел Коржов.

— Не притворяйся! Тебя теперь все знают, кто ты таков есть! Да меня из-за тебя жандармы час мурыжили!

— Ты понятия не имеешь, кто я есть!

— Разбойник, вот кто!.. Люди! Эй! Жандармы!

К счастью для Миши, людей, кроме них двоих, возле нужника в тот момент не было: он был на отдалении от главных частей стройки, дабы не оскорблять своим видом и запахом рабочих, проверяющих чиновников и зевак. Так что прежде, чем Проскуряков успел до кого-нибудь докричаться, Коржов со всей силы ударил его под дых, а затем помчался прочь таким путём, который в тот момент казался наименее очевидным. «Может, хоть на треть версты уйти успею, пока он там оклемается», — мелькнуло в голове. Было ясно, что, едва придя в себя, Иван сразу пойдёт за жандармами. Что было делать? Пришлось вновь бежать к дяде Яше.

Тот оказался настоящим другом: не только снова позволил укрыться в кабинке и поднял её наверх, но и при появлении голубых мундиров сделал вид, что усердно ковыряется в механизме аттракциона, который, разумеется, как раз сейчас сломался.

Второй раз стройку обшаривали до самого вечера: Миша был готов поспорить, что и нужник обыскали, и не раз. Так или иначе, на колесе ему пришлось провисеть до тех пор, пока с Голодая не начали расходиться по домам не только жандармы, но и рабочие. Вот так история! Коржов провёл на стройке целый рабочий день, несмотря на то, что его оттуда давно уволили.

— Ну теперь уж, надеюсь, никто не привяжется, — сказал дядя Яша, опустив его на почти опустевшую и погрузившуюся в сумерки землю. — Уж не знаю, что ты натворил на самом деле... Но ловить такой толпою одного, ей-богу, дурость!

***

От стройки до своего нового места жительства Михаил пошёл пешком: помнил про то, что у станций столичной железки всегда есть полиция, а кроме того, экономил деньги, поскольку доходов в ближайшее время не предвиделось. Почти всю дорогу он озирался и то и дело норовил забиться в подворотню, завидев на своей стороне улицы какой-нибудь мундир. Наконец, дойдя до дома, успокоился. И зря: у здания, где Коржов квартировал теперь, стояли два паромобиля Охранного отделения. Чтоб развеять всякие сомнения, на крыше находился голубой воздушный шар.

Конечно, была вероятность, что вся эта братия искала не его, не Михаила... Но проверять не хотелось. Едва завидев голубых, он развернулся, и кинулся бежать, куда глаза глядят!

Потом, впрочем, подумал, что беготнёй тоже может привлечь ненужное внимание, и постарался идти спокойно. А ещё чуть-чуть позже подумал, что у него, кажется, нет другого выхода, кроме как заночевать прямо на улице.

Выбрав малолюдный переулок, он присмотрел там кажущуюся удобной скамейку. На ней, конечно, не выспишься, но, с другой стороны, завтра и торопиться особо некуда... Вот и господин с узкой бородкой с этой лавки как раз встал, освободилась! И газету оставил. Отлично. Ей можно укрыться.

Миша сел на скамейку. Ложиться пока постеснялся: пускай уж сперва окончательно потемнеет! От нечего делать развернул доставшуюся ему бесплатно газету. Яркий, чуть голубоватый свет располагавшегося рядом фонаря позволил без труда разглядеть первую страницу. На ней располагалась большая статья какого-то профессора, где доказывалось, что двухлетний Михаил Романов погиб в 1881 году вместе со всей семьёй, а слухи о том, что он жив, лишены оснований. Совсем лишены. Просто полностью. Напрочь. А те, кто в них верит — смутьяны, шпионы и идиоты.

«Надо же, уже второй раз за месяц читаю в газете о том, что я умер», – подумал Коржов и перевернул страницу. Дальше шёл его любимый раздел происшествий и криминала.

«Присяжный поверенный Козлюченко попал под лошадь на Фурштадской улице».

«Говорят, что ненавидимый всею Россией террорист Нечаев был накануне замечен в Знаменских банях. Заметивший, однако, не выражает уверенности в том, что это был именно устроитель Петропавловской трагедии, ибо без одежды опознание данного субъекта представлялось затруднительным».