Владимир Белобородов - Хромой. Империя рабства
— В какого же бога? — спросил дед.
— Посвящён в детстве Христосу, — ответил я.
Посвящение, заменяло на местном крещение, но… посвящён в детстве, считалось низшему уровню веры, так как тебя посвящали ещё не разумного. Там сложная система градаций. Я одно время пытался вникнуть, но поскольку религий много, а я не теолог, забил на это дело. Других дел всегда полно. Хотя знал, допустим, что локотство Клопа раньше поклонялось духам земли, которые регулярно его, это локотство, трясли, и, не смотря на запрет, Колотоп, как собственно и половина локотства, продолжали верить в этих духов.
— Не слышал о таком. А сам то веришь?
— Когда плохо — верю, когда хорошо, не вспоминаю, — почти честно ответил я.
Почти, потому, как после появления в этом мире, я вообще готов поверить во что угодно. Меня до сих пор иногда гложут сомнения, насчёт всего происходящего и иногда открыв глаза, мне кажется, что всё это сон, пока крик корма не развеет сомнения. В смысле не нашего корма…. Ну то есть когда я был в рабстве…. Короче плевать.
Мирант улыбнулся:
— А что мой пострелёнок каждый день у вас?
— Ну, мы его два дня отвозили обратно в яму, — ответил Толикам, — он к утру снова у нас. Поэтому последних три ночи, чтобы ноги не топтал, у нас ночует.
Дед вроде внешне не изменился, однако было понятно, что он не в восторге. Мирант склонился над полутушкой птицы и отломил ногу — местный обычай — трапезу начинает самый уважаемый гость, ну а поскольку он у нас один….
— Мирант, — начал я, когда с глухарём почти было закончено, почти — это доли Ларка и Огарика.
— Зови Мир, так проще будет.
— Мир, у нас к тебе, просьба, ну или вопрос….
Дед молча смотрел на меня.
— Мы тут узнали что ты алтырь….
Дед не отреагировал, я — продолжил:
— Не мог бы ты снять наши печати?
Мы вчетвером уставились на него. Видя такое внимание, дед насмехаться, как в прошлый раз над нами не стал. Он, встал, взял нож, которым я чистил рыбу и, подойдя к ближайшему дереву, с усилием провёл по нему.
— Видите, рана?
Клоп кивнул.
— Вот сделать её просто, а убрать…. Понимаю вам это очень важно, но не могу, не сумею. Печати можно свести только амулетом истинных магов. Обычно при загонах такие. А я…, не смогу, и не один алтырь не сможет. Ваши печати, это изменение самой составляющей сути, словно родимое пятно, но глубже. Сейчас надо восстановить первоначальное состояние тканей, это сложно.
Мы обречённо потупили взгляды.
— А твой внук? — спросил Чустам.
Дед присел:
— Догадались, гляжу. Он не вошёл в силу полностью, но даже если войдёт, то надо уметь, а его не кому учить.
На нашей поляне вновь повисло молчание.
— От орков сбёгли? — спросил Мир.
— Да, — ответил я. — Как узнал?
— Одёжа у вас…, такую даже дурак из соседней деревни не оденет. Да и одинаковая. Так что…, либо с рудников, либо от орков. Рудников у нас близко нет.
Мы молчали.
— А вы чего там долбите? — спросил дед.
— Дверь там, а за ней коридор, — ответил Толикам.
— Можно глянуть?
— Пошли, — Толикам встал.
Мы потянулись за ними.
— Это, — остановился вдруг дед, — вот ты здоровый, — ткнул он пальцем в Клопа, — там, в лодке продукты, а она подтекает — сбегай, прихвати мешок-то….
Мир, даже не посмотрев, пойдёт ли Клоп, отвернулся и пошёл дальше за Толикамом.
— Забавно, — дед заглядывал в прорубленное окошечко. — Мне дед рассказывал, что раньше наше локотство лесным магам поклонялось. Могёт и их храмом быть.
Лесные маги, как я понял из рассказов рабов, это местная легенда о живших в гармонии с природой колдунах. Эти ребята жили почти вечно, ну или очень долго, и могли в лесу практически всё. Проведя аналогию с нашим миром, я решил, что это друиды, тем более что на местном их называли драгами — очень созвучно. Довольно таки многое, что я здесь встречал, ассоциировалось с нашим миром. Взять тех же орков. Конечно, у нас их нет, и если верить археологам и не было, но сказки то есть!
— Не брякайтесь пока. Сейчас зельице сварим и ослабим дерево.
Дед, как только мы вылезли, надавал нам заданий. Чустама поставил вырубать из бревна корыто:
— Красоту не делай — на один раз, главное дабы туда воды вошло столько же что и в ваш котелок. Ты калеченный, — ткнул он в меня пальцем, — наберёшь мне сон-травы побольше.
— Как хоть она выглядит?
Дед молча спустился с холма, я хвостиком поковылял за ним. Внизу походив, он сорвал тёмно зелёный резной лист:
— Вот таких полсотни наберёшь. Считать то умеешь?
Я кивнул. Последний вопрос отнюдь не был ёрничеством. Здесь действительно многие не были грамотными. Да и что далеко ходить — я на местном, ни читать, ни писать толком. Нет, буквы и цифры я знал, и нарисовать их мог, озадачился этим одно время. Только скорочтение и чистописание, в связи с отсутствием практики, было на уровне первого класса церковноприходской.
Когда я нашёл последний листок не особо часто встречающегося растения, солнце уже завалило за третью четверть дня. Обойдя «подкову» холма, так как подниматься уже не было сил, я застал забавную картину. Дед, скинув рубаху, что-то кудесничал над нашим котелком, висящим в уличном очаге, а остальные, включая Огарика и Ларка, расселись на земле полукругом метрах в пяти от него. Картинка была из области «тёмный маг и его адепты». Я присоединился к шабашу, присев рядом с Огариком. Клоп подтолкнул мне полено с выемкой:
— Дед сказал, — прошептал он мне, — когда придёшь, измельчи траву.
— А чего шёпотом? — также тихо спросил я его.
Тот кивнул мне в сторону Мира:
— На котелок смотри.
Я пересев так, чтобы было видно посудину, секунд тридцать разглядывал её. Ничего особенного не происходило. Вдруг дед обеими руками сделал какой-то пасс над котелком. В нём что-то словно вспыхнуло, отразившись на внутренних стенках очага ярко-голубым всполохом. У меня, повидавшего в своей жизни неоновый свет, киношные спецэффекты и компьютерную графику рот открылся сам собой. Этот всполох не был похож ни на что. Мягкий неоднородный свет словно вырисовал в воздухе аморфные фигуры. Да и сам цвет, не был обычным. Представляю, каково местным смотреть на такое чудо.
Дед повернул на меня голову и ткнул пальцем на произведение искусства Чустама, в смысле бревно с выемкой. Я, сложив туда листья, стараясь не шуметь, стал мельчить их топором. Минут через пятнадцать на дне была зелёная каша.
— Всё снимайте и в бревно лейте, — хрипло произнёс дед, отойдя от печки.
Чустам взяв рогатину, заменявшую нам своего рода ухват, поддел рукоять котелка и перенёс его к полену. Внутри была какая-то бурая жидкость.
— Клоп выливай, — корм подставил котелок к бревну.
Пока Колотоп думал, какой бы стороной приобретённой, разумеется временно, рубахи взяться за закопченную стенку, Огарик подойдя, взялся голыми руками за край и медленно наклонил котелок, вылив всю жидкость в выемку. Мне показалось, даже жареным мясом запахло. Я, соскочив, схватил парня за руки и стал разглядывать ладони.
— Да я не обжёгся, — Огарик стеснительно потянул от меня свои руки.
Я удивлённо осмотрел их — действительно, грязные от копоти, но ожога не видно. На всякий случай стёр рукой с одной из ладоней копоть.
— Предупреждать надо, — отпустил я его.
Дед хитро щурился на меня, улыбаясь:
— Тебе уж своих надо.
— Ага, сразу с узором на виске и пушистым хвостом.
— Ек, — крякнул дед, — а хвост то откель?
— Так в округе кроме белок никого.
— А-а-а, — лицо деда расплылось в улыбке ещё шире. — Огарик!
Мальчонка подошёл, и поводил руками вокруг бревна с зельем. Никаких спецэффектов при этом не произошло.
— Ну, осьмушку подождите, — начал нас инструктировать дед, — потом дверь смажете, руками не трогайте, а ещё через осьмушку вырубите. А мы наверно пойдём, дела у нас есть, — дед хмуро посмотрел на Огарика, тот опустил взгляд. — Здоровый, где мешок?
Клоп словно только этого и ждал, рванул к берёзке, под которой мы обычно складируем то, что за день вытаскиваем из пещеры. Правило такое было заведено, поскольку как-то раз, мы полдня искали топор, положенный кем-то из нас, так и не сознавшимся, на печь. Мешок был реально мешком. Вот прямо как понимать это в нашем мире. Дед, открыв его, стал доставать оттуда вещи:
— Тут рубахи да штаны мои старые, мож кому подойдут, — достал дед небольшой узелок. — Ты здоровый можешь ту, что на тебе, оставить.
— Спасибо.
Реально рубаха была не плоха, даже с вышивкой на одном плече. У меня такой за все проведённые в этом мире годы не было.
— Эт, вот, — дед стал доставать свёртки, — крупы и кротока. Мешки потом вернёте! Тут соль, а вот здесь жир, — вынул он горшок. — А вот тут пара хлебов. И это…, коли моего харчуете, то и в яме можете брать продукты. Токмо! Чтоб он не голодал!
