Владимир Белобородов - Хромой. Империя рабства
— Нет, в гости пришёл, — ответил Толикам. — Говорит, дед разрешил.
— Это хорошо. Что отошёл? — переключился корм на меня.
— Ну да, — я исподлобья глянул на него.
По доброму стоило бы извиниться. Только вот, вина Чустама тоже была, да и годы в рабстве, отучили от этой привычки — извиняться. Нет, извиняться то я извинялся, в основном перед друзьями, только не принято было это часто делать — могли за слабость воспринять. Корм, похоже, придерживался такого же мышления. Поэтому дальше мы сделали вид, что всё по-прежнему. Хотя у меня, да и наверняка у него, осадочек-то остался. Чустам бросил в котелок, висевший над огнём собранную траву:
— Вкусно? — спросил он паренька.
— Угу, — тот быстро прожевал торопясь ответить. — Я мясо редко ем, когда дед только приходит.
— А часто приходит? — спросил я.
Паренёк пожал плечами:
— Когда раз в руку, когда раз в луну, а бывает, придёт, и целую руку живёт!
Последняя часть фразы была произнесена с таким восторгом, что сразу становилось понятно — ему очень нравилось это время.
— И давно ты так живёшь?
— Лето и зиму.
Мы замолчали переваривая.
— Летом хорошо, зимой скучно, — продолжил парень. — Хотя летом тоже бывает скучно.
— А родители то где? — спросил Клоп.
Парень замолчал, продолжив трапезу. Интересная реакция, когда не хочет что-то рассказывать — просто игнорирует вопрос.
— А что ж в первый раз с нами не говорил? — решил проверить я свою теорию.
— Дед говорил, что нельзя с чужими разговаривать.
— А теперь мы не чужие? — усмехнулся Толикам.
— Теперь дед разрешил с вами.
— А чего штаны мокрые? — спросил Чустам.
— Он нам верши помогал смотреть, — ответил вместо паренька Клоп.
— Снял бы, — пожал плечами корм.
— Дядь Клоп, а почему ты без рубахи? — Паренёк успевал и есть и разговор поддерживать.
— Лето же, жарко.
— У вас нету?
— Нету.
— Я могу дедову дать. Он оставил как-то.
— Не откажусь, на время.
Мальчонка соскочил.
— Да ты сиди пока — ешь. Потом принесёшь.
— Браслет у тебя, Огарик, интересный, — заметил Чустам присев рядом со мной.
На предплечье парня, примерно посередине был повязан кожаными ремешками кругляш, с очень уж характерным, жёлтым оттёнком металла. Пока он ел, рукав рубахи сполз на локоть и оголил украшение. Паренёк тут же одёрнул рукав.
— Повернись Клоп, — попросил корм.
Колопот понял и повернул голову, показав висок.
— Как-то у тебя не торопился заживать.
— Ты бы ещё топором прорубил, — огрызнулся Клоп.
— А у меня мазь есть — завтра уже всё заживёт, — проинформировал нас Огарик.
Похоже, парень тут так наскучался, что готов был нам всё отдать. Хотя может сам по себе человек растёт щедрый.
— А вот за этим, как поешь, съездим, — оповестил его Чустам.
— На Звезданутом?
— Если хочешь на нём.
— А можно я сам?
— Можно и сам.
Надо ли говорить, что парень оказался вдруг уже сыт.
— Хромой мы возьмём?
— Конечно, чего спрашиваешь.
— Ну, вдруг, опять ножичком меня….
Я только было набрал воздуха для ответа, как корм поднял обе ладони:
— Ладно, ладно. Я пошутил. Это у тебя после орочьего зелья наверно, ну или врождённое….
Я, молча, вытерпел подкол.
— А вы орков видели? — Огарик стоял уже на пути к лошадям.
— Даже жили у них, — Чустам пошёл в его сторону.
— А они правда зелёные?
— Скорее зеленоватые….
Дальше я прислушиваться не стал — они уже шли к лошадям. Как только всадники отъехали, наступила тишина. Только листва деревьев, в такт с лёгкими волнами ветра, шепталась меж собой, набрасывая на нас величие природы. Оказывается, так прекрасно, когда никто, ничего, не говорит. Нет, Огарик не напрягал своим щебетом, наоборот, своим присутствием за час, он умудрился… сделать нас немного лучше, что ли. Клоп вон ножом что-то выстрагивал, судя по форме — птичка какая-то.
— Свисток не вздумай вырезать, — проследив за моим взглядом, предупредил Клопа Толикам.
— Почему? — недоумённо спросил Клоп, так как он именно его и вырезал.
Толикам вздохнул:
— Потому что громко.
— А я бы хотел так жить — один, — произнёс Ларк.
— В чём заковырка? — ухмыльнулся Клоп. — Вон те лес, вот ты. Айда.
— Не сумею. Я ни рыбу поймать, ни косулю убить.
— А мы то, чем тебе плохи? — спросил я.
Ларк неопределённо качнул головой:
— Вы хорошие. Без вас никак. Но не знаю…, просто хотел бы быть один.
— Хорошие, — усмехнулся Клоп.
Чустам с Огариком вернулись через три часа. Уж точно не шагом ехали. Мазь для Клопа оказалась, судя по реакции последнего, очень жгучей.
— Хорошая мазь, — нюхнув, глиняную посудку, напоминающую бильярдный шар, оповестил Толикам, — дорогая.
— А-а, дед ещё сделает, — вертя игрушку сделанную Клопом, не задумываясь, ответил Огарик.
— Он что, алтырь? — осторожно спросил Толикам.
Паренёк кивнул. Мы, переваривая услышанное, наблюдали за ребёнком.
— Я-то гадаю, как он нашёл нас, не заходя в твою яму. Наверно амулет поисковый на тебе?
— Нет. Он меня так чувствует, мы же кровь от крови.
— И нас не боялся по этому, и трава не приминается…., — бубня под нос, Толикам вдруг поменялся в лице:
— Так ты тоже?
Огарик замолчал, делая вид, что увлечён игрушкой.
— Ладно, чего вы до парня докопались, — заступился я за ребёнка — Огарик, пойдёшь с Ларком лошадей купать?
— Да!.
— Ларк, сходите.
— Дети, — слушая, как Огарик и Ларк спорили кто какую лошадь будет купать, произнёс Клоп.
— Сто палок мне трижды, — только они отошли подальше, взорвался Толикам, — он же маг!
— Не маг, чего уж ты, — спокойно ответил Чустам, — алтырь.
— Я про парня.
— Магов ещё в детстве на Гнутую гору забирают.
— Вот именно. Как думаешь, почему же он тогда вдруг в лесу прячется?
Корм посмотрел пару секунд на Толикама:
— Хочешь сказать, дед отдавать не захотел?
Толикам даже отвечать не стал, и так всё становилось на свои места.
— Представляете, сколько за него маги денег дают? — задумчиво произнёс Чустам.
— Даже не думай, — резко бросил Клоп. — Если он настоящий маг, то и ложь чувствовать может, и тебя в пепел.
— Ну не в пепел, — поправил Толикам, — но кровь вскипятит, хотя…. Хорошо, что мы тогда пороть его не стали.
Клоп хохотнул, но смешок вышел немного нервным, он явно с пиететом относился к магам.
Я внимательно слушал их, но, похоже, никто толком не знал, на что способен парень.
— Я и не думаю, — продолжил корм тему о деньгах. — На Гнутой, нас самих на эликсиры пустят. Я о том, от чего дед, получается, отказывается.
— А он сможет наши печати снять? — перебил я их.
Все уставились на меня.
Деда мы ждали пять дней. Даже про продажу чешуи забыли. Но появился он внезапно со стороны реки.
— Здоровья тебе, Алексей.
Я чуть не подпрыгнул, выронив рыбину, которой вспарывал брюхо, услышав его голос сзади.
— И тебе Мирант не болеть, — обернулся я.
— Мой пострелёнок у вас?
— Да. Они с Ларком за яйцами пошли. Огарик сказал, знает, где гнёзда уток.
— Понятно.
— Отвару? Или пообедать не побрезгуешь?
— Странный у тебя говор. Коли угостите, не откажусь.
— Сейчас скажу, — я встал и поковылял к входу в подземелье.
Там наши втроём, долбили дверь. Дня два назад, удалось сделать дырку, в которую рассмотрели коридор и рабы, все эти дни расширяли отверстие. Уже, почти, можно было просунуть голову. Сегодня надеялись зайти, в смысле пролезть.
— Мужики! Там от завтрака глухарь оставался и котелок верните.
— Котелок за камнем у печи. А с обедом подождёшь, сейчас закончим, — ответил Клоп.
— Да там гость у нас.
Некоторое время никто не отвечал, потом раздалось сопение поднимающегося наверх человека.
— Что, пришёл? — показалась голова Чустама.
Я кивнул. Парни по очереди вылезли. Все в мелких щепках и по пояс голые — во-первых, вымыться проще, чем стираться, во-вторых, махать топором, довольно жаркая работа. В особенности если топор тупой и точить его часто нет смысла — пять минут по этой двери и снова тупой. Мирант с прищуром рассматривал нас, вернее дровосеков. Те смущённо поздоровались. Дед кивнул каждому. Клоп развернул свёрток из местных лопухов, в котором была половина зажаренного утром глухаря. Чустам таки смог подкрасться к ним.
— Что бог, как говорится, послал, — пригласил я Миранта.
— Поклоняешься?
— Нет, просто верю, — осознав оплошность, ответил я.
Дед одобрительно качнул головой. Первое время, пока не освоил толком язык, проблем религиозного характера у меня не было, но когда вышел на стадию когда ты почти думаешь на языке империи, то пару раз попадал в нелепые ситуации. Религия здесь многоконфессиональна. Была. Когда-то. До империи. Империя же (всё таки император мудрый мужик, не удивлюсь, если из наших) установила одну, запретив остальные. И единственной разрешённой религией считалась вера в круг великих магов, живших на огромном острове, который нельзя найти, потому как маги, отводят все корабли в стороны, а особо ретивых — топят. Так вот. Любое упоминание бога подразумевало поклонение отличному от имперского вероисповеданию, так как эти боги звались великими магами, а не богами. Но на мысли рабов всем, а в особенности оркам, было плевать. У зелёных это вообще духи. Поэтому я позволял нет-нет, родные высказывания в вольном переводе на местный. Но знал, что в империи за это можно и головы лишиться или сгореть. Методы казни, на удивление, в этом мире не очень отличались от наших средневековых.
