Станислав Смакотин - Цусимский синдром
– Тридцать четыре кабельтова до «Олега»! – крик снизу.
Наконец ловлю картинку: крейсеры последовательно выполняют все ту же «петлю Того», ничего нового… Так, а что мы?..
– Колонне следовать за флагманом… – Это Вырубов задрал голову, разбирая флаги.
Пол мостика начинает крениться.
– «Олег» повернул северней, вновь пытаются создать охват! – Полный офицер справа едва не сбивает с меня фуражку, навалившись всем телом на ограждение. – На траверзе у нас наверняка успеют…
Две колонны неумолимо сближаются, это хорошо видно уже без оптики. Как заметно и то, что «японцы», приняв северней, все же успеют осуществить задуманное.
– Сигнал всему отряду – повернуть последовательно на шесть румбов влево! – кричит кто-то. – Держитесь, господа!
Держаться?..
В следующие несколько секунд броненосец дает приличный крен на правый борт. Отсюда, с высоты мостика, кажется, что он вот-вот зачерпнет воду, опрокинувшись.
– «Бородино» отстает… – горестно сетуют рядом. – Сигнализируют: неисправность в котлах. Едва с «Орлом» разошлись… Лишь гвардия не подводит…
Гвардия?.. Это еще кто? Оборачиваюсь. Следующий третьим «Бородино» заметно отдалился и начал принимать правее, постепенно выкатываясь из строя. «Орел» же, наоборот, сейчас обходит его слева, подходя к точке поворота. Расстояние между ним и следующим мателотом – километр, не меньше. «Князь Суворовъ» с «Александром» сейчас значительно впереди остальных, наша пара идет в гордом одиночестве.
А что там условные «японцы»?.. Перевожу бинокль на отряд адмирала Энквиста. А «японцы» сейчас у нас по правому борту, как раз расходимся с ними контркурсами… Расстояние – кабельтовых тридцать, наверное. Причем расходимся исключительно «мы», задние корабли, исключая «Александра», еще даже не начинали маневра. Представляю, что сейчас должно твориться вокруг, будь это натуральная эскадра Того… Тридцать кабельтовых до неприятеля, и вот они мы, вдвоем, пожалуйте. Одни. Перед всей японской колонной, повернутой бортами… Ад покажется раем… Впрочем, так ведь и происходило, кажется? Другое дело, что сейчас-то мы все же разойдемся. Да и скорость – далеко не девять узлов.
Наши корабли один за другим выходят в параллель «японцам». «Орел» понемногу нагоняет, занимая пустующее место. «Бородино» же – безнадежно дымит где-то сбоку, окончательно отстав от собратьев.
Отряд Энквиста сейчас практически напротив, две колонны противников расходятся встречными курсами…
– Двадцать восемь кабельтовых до «Жемчуга»! – долетает снизу.
Неожиданный радостный выкрик нарушает тишину на мостике:
– Сигнал «все вдруг», господа!.. Как я и предсказывал – на восемь румбов… – Фомин эмоционально хлопает себя по коленке. – Строй фронта, и мы в дамках!
Палуба медленно кренится. Я оборачиваюсь: «Александр», оставляя гигантскую петлю дыма, тяжело поворачивает, как и мы. То же начинает проделывать и «Орел». Но вот «Ослябя»… Ты чего, родной?..
– Теперь «Ослябя»… – доносится до меня понурое.
– Не отрепетовали опять… Ох и влетит сегодня Владимиру Иосифовичу… С Николаем Викторовичем… От обоих адмиралов! Лишь отряд Энквиста в выигрыше, ему точно ничто не грозит!
Кто-то негромко хмыкает в ответ, скорее из вежливости.
Владимир Иосифович – это командир Бэр, если не ошибаюсь… Влетит же ему вовсе не от Небогатова с Рожественским, господа офицеры. От человека, хоть и носящего адмиральское звание, но одетого в совершенно иной, синего цвета мундир…
Трехтрубный красавец, нарушая все и вся, упорно продолжает двигаться прямо. Лишь спустя некоторое время, будто очухавшись, приступая к маневру…
Отобедав в обществе офицеров, что здесь со мной впервые, я выхожу из кают-компании прилично не в духе, несмотря на неплохой стол. Минуло полдня, а я все еще не поговорил с адмиралом! Матавкин, ты ведь мне обещал… Впрочем, сам чего, маленький? Если что, Слава, ты типа зачислен в штаб, типа младшим офицером… И поскольку ты «типа поручик»… Не попытаться ли самому «типа поговорить» с непосредственным руководителем? Кто там заведует штабом? Зиновий Петрович? Ну так я к нему! Куда там идти? В каюту?
На корабле суета – вовсю идет подготовка к стрельбам. Поднявшись на палубу, я немедленно уступаю путь двум матросикам, натужно катящим тележку с боезапасом. Под ногами хлюпает вода – струя бьет из шланга поблизости. Интересно, противопожарные меры? Грамотно!
Добравшись почти до середины судна, вновь прижимаюсь к стенке: четверо матросов осторожно тащат снаряд крупного калибра. Шестидюймовый, если не путаю.
А что такое? Поломалась подача?..
На мой вопрос утвердительно отвечает один из сопровождающих офицеров, обращаясь ко второму, постарше:
– Беда с этой норией, Александр Александрович! Сколько можно чинить? Четвертый раз за весь поход, и… – безнадежно разводит руками.
– Придется потерпеть до Владивостока! – отвечает второй, снимая фуражку и вытирая лоб платком. – Где я вам в море достану другой редуктор?..
– А вручную таскать… – негодует собеседник.
Процессия исчезает, скрываясь за поворотом.
С обоими я успел познакомиться за обедом: первый, что сетовал на неисправность подачи, – мичман Кульнев, Николай Ильич. Второй, Сан Саныч – лейтенант Прохоров. Оба представляют корабельную артиллерию.
Мне, вероятно, или очень везет, или адмирал целыми днями только и делает, что ищет со мной встречи, слоняясь по кораблю. Скорее, первое. Не успеваю я дойти до бака, как уже слышу его зычный баритон:
– Это что?! Стервец, я тебя спрашиваю – что… Это?!
Мимо торопливо пробегает матрос, резво скрываясь в отверстии люка. Глаза испуганны – только что не крестится, бедняга.
О как… Очередной апокалипсис? Длань карающая снизошла из рубки?
Заинтересовавшись, я огибаю мостик, чуть не въезжая в черную спину, – господин де Колонг… Рядом полукругом еще двое штабистов, посреди нависает адмирал. Над бедолагой-унтером, находящимся в глубоком низу и шоковом состоянии. Роста они примерно одного, однако впечатление, что матроса просто нет. В принципе.
– Почему молчишь, сволочь?!
Кулак Рожественского маячит перед несчастным. Тот ни жив ни мертв. Судя по лицу – скорее все же первое.
Надеясь увидеть как минимум заложенную бомбу с часовым механизмом, я замечаю рядом с обреченным лишь груду строительного мусора. Доски внутренней обшивки, подобные тем, что вечером выносили матросы. Очевидно, парень их просто вовремя не ликвидировал за борт. И всего-то? Группа штабистов бесстрастно наблюдает за происходящим.
– Фамилия твоя?.. – Глаза адмирала, кажется, вот-вот выскочат из орбит.
Даже со стороны наблюдать за подобным страшновато. Чего так расходиться-то, Зиновий Петрович? Ну не выкинул, ну проштрафился… Нервы-то поберечь надобно. Так и до инсульта недалеко!
Матрос что-то лепечет в ответ. Адмирал грозно заносит над ним здоровенный кулак…
Надо выручать парня! Кто воевать-то тогда станет, эй?.. Чего вы все над ним нависли тут, штабисты?
Я ловко вклиниваюсь между Колонгом и соседом, попадая в поле зрения командующего. Мутный взгляд, реагируя на изменения пейзажа, останавливается на мне. Покрасневшие, в красноватых прожилках глаза, кажется, вот-вот метнут молнии. Где-то я уже подобное видел… Не далее как вчера! И совсем не страшно даже… Почти…
Наконец глаза проясняются, становясь осмысленными. Меня, кажется, даже узнают – легкий кивок в мою сторону.
Я вытягиваюсь по всей форме:
– Ваше превосходительство, разрешите обратиться!..
Вокруг как-то сразу пустеет. Чувствую это локтями – раз, и не стало соседей… Что, испугались, штабные? Не дрейфьте, все будет путем…
Рожественский недовольно отвлекается от экзекуции, поворачиваясь в мою сторону. Наверное, в таких случаях гнев светлого лика должен пасть на чело… Посмевшее, так сказать… Потому ведь штабисты отскочили как от огня? Однако ничего подобного (к их, видимо, изумлению) не происходит. Светлый лик относительно спокойно вопрошает:
– Что у вас? Что-то срочное?
– Ваше превосходительство… – Спиной чувствуя любопытные взгляды, я, как могу, семафорю глазами, скашивая их в сторону: – Так точно, срочное! – рапортую я для остальных.
Свидетелем этих манипуляций является лишь несчастный грешник, вот-вот готовый испустить дух. «Интересно, у него теперь окончательно крыша съедет от увиденного? Или сочтет за галлюцинации, коли мозгов хватит?»
Адмирал нехотя оставляет в покое жертву, делая приглашающий жест в сторону носа корабля. Не забыв, впрочем, бросить через плечо:
– Трое суток карцера сволочи…
Хоть не бил, и на том спасибо… Хватит уже народ на корабле глушить, про Пучкова лучше вспомни!
Останавливаемся аккурат на том месте, где Ди Каприо удерживал Кейт Уинслет. На «Титанике»… Символично! Интересно, кто из нас Уинслет… Я?! Представив на секунду страшное зрелище, я торопливо отбрасываю ужасное видение. Прямо подо мной море, рассекаемое напополам закованным в броневые доспехи тяжеловесом. Вокруг ни души, лишь штабные переминаются в стороне, оформляя матроса. На мостике несколько офицеров, однако до них далеко. Налетает порыв ветра, и я с трудом удерживаю фуражку.
