Владимир Свержин - Сеятель бурь
– Мы на гауптвахте, – пояснил я.
– Какой еще гауптвахте? – после долгой паузы возмущенно поинтересовался Палиоли.
– На французской, – честно ответил я.
– Вас что же, не освободили?
– Я бы сказал, не совсем.
– Как это понимать?
– Сначала нас пытались освободить, потом мы всех, – пустился я в объяснения, – взяли в плен, потом нас самих взяли в плен, и вот мы на корпусной гауптвахте маршала Дезе.
– А этот брауншвейгский волонтер?
– С нами, — заверил я.
– Пресвятая Дева! С кем приходится работать? — недобро процедил дон Умберто. – Что же вы теперь намерены делать?
В этот момент я уловил очередную фразу разговора, брошенную неугомонным лейтенантом в лицо разъяренного майора:
– …Но эти дурацкие синяки на лице позволят вам завтра отсидеться здесь, а не идти перед строем вашего батальона на позиции русских.
– Вы назвали меня трусом!!!
– Честно говоря, сейчас мы планируем уходить. Если небеса будут к нам благосклонны, завтрашнее утро я надеюсь встретить в лагере русских.
Как и большинство людей горячих, но по натуре беззлобных, французские офицеры, запертые на гауптвахте, отличались драчливостью, при этом совершенно не умея драться. Для того чтобы не опошлять высокое искусство приведения друг друга в полную негодность беспорядочным маханием рук и вульгарными пинками, необходимо иметь холодную голову и трезвый расчет. Или же мрачную, ледяную ярость, свойственную флегматичным скандинавам. Не обладая указанными свойствами, артиллерист и пехотинец попросту осыпали друг друга размашистыми оплеухами, то и дело стараясь схватить противника за лацкан мундира и лягнуть ногой. Честно говоря, у меня эти записные драчуны вызывали скорее усмешку и сострадание, чем злобу, а потому я тихо скомандовал Лису.
– Начинаем! Только без фанатизма! – строго предупредил я. – Пусть себе живут!
– Лады. – Лис подскочил к артиллеристу. – Мсье, же не манж па сис жюр!
Обеспокоенный столь бедственным положением моего друга и невесть откуда взявшейся французской речью лейтенант на долю секунды повернул голову в сторону Лиса, подставляя тем самым челюсть под его хлесткий правый крюк. Еще мгновение, и тело пушкаря устремилось в объятия его закадычного недруга, сбивая того с ног. Спустя еще несколько секунд дебоширы были успокоены всерьез и надолго. Сложив оглушенных офицеров так, чтобы казалось, будто они пытались удавить друг друга, и немало в том преуспев, мы перешли к следующей части плана освобождения. Привычный грохот кулаков моего секретаря в запертые двери не столько переполошил охрану, сколько заставил ее вновь со вздохом отложить карты и вернуться к выполнению прямых обязанностей.
– Барон, – прошептал я, слушая, как поворачивается в замке ключ, – мы с Сергеем берем на себя фузелеров, а вы, будьте любезны, обезоружьте капрала.
– Идет, – кивнул с улыбкой Конрад, расправляя широкие плечи.
– Погубили, ироды! – со слезой в голосе орал Лис. – Друг друга как есть погубили!
– А ну прекратить! – Ворвавшиеся фузелеры замерли на месте, увидев перед собой распластанные тела.
– Я же говорил. – Указательный палец Сергея ткнул в сторону офицеров, затем рука его, согнувшись, молнией устремилась назад, аккурат в нос остолбеневшему часовому.
Тот выронил ружье и, хватаясь за разбитую переносицу, рухнул на колени. Судьба моей жертвы была не менее плачевна, но о методах изничтожения охраны я намерен рассказать много позже, когда на старости лет возьмусь писать практическое наставление по рукопашному бою для королевской морской пехоты.
Выскочивший из камеры в поисках начальника караула барон отсутствовал минуты три, и я, зная, что в такой ситуации может означать задержка, уже начал волноваться, не случилось ли с ним какой-нибудь беды. Но на исходе пятой минуты он вернулся, несколько обескураженный результатами своих наблюдений.
– Господа, наружная дверь заперта, должно быть – засовом. Капрала нет.
– А окна? – поинтересовался я.
– Кроме этой комнаты, в доме еще четыре. В каждой арестованные офицеры, и насколько я мог видеть, все окна забиты досками.
– Проклятие! – досадливо процедил я, расстегивая мундирные пуговицы на груди поверженного фузелера.
– Может, дверь выбьем? – предложил Лис.
– На грохот сбежится весь лагерь, – резонно заметил я.
– Да ну, кому здесь бежать? Раненые, обозники да полковые шлюхи.
– А тех, кто сейчас в гостях у шлюх, ты в расчет не берешь?
– Ага, как же, станут они без панталон по морозу сюда ломиться! – скептически хмыкнул Лис. – Это ж тогда будет их последний визит!
– При помощи штыков можно оторвать доски на окнах. Это будет тише, – вклинился Конрад.
– Неплохая мысль, – кивнул я.
– Ладно, переодеваемся, – вытряхивая ближайшего поверженного француза из мундира, скорбно проговорил Сергей. – Кого только набирают в этот семидесятый линейный полк? Тут самый высокий пациент на полголовы ниже меня. – Мой друг с укором покачал головой. – Недомерки какие-то! Ну и шо теперь, ходить как клоуну?
– Ладно, не суетись, – успокоил его я, – все равно в штиблетах не видно.
– Кому не видно, а кому ноги мерзнут, – резонно заметил Лис. – Поверь мне, пока до своих до шкандыбаем, синий цвет мундиров будет очень гармонировать с нашими физиономиями.
В словах Лиса была немалая доля истины, но выбора не было. Переодевание не заняло много времени.
Когда гвозди, которыми были приколочены набухшие от сырости доски, начали медленно поддаваться, и просвет между ними и подоконником стал достаточным, чтобы просунуть ружейные приклады, со стороны двери послышался шум отпираемого засова.
– Тушите свечи, – скомандовал я, занимая место у прохода.
Засов с лязгом вышел из петель, и в образовавшуюся щель показалось затянутое пеленой низких туч небо, в котором, точно смутные воспоминания о полнолунных майских ночах, желтело грязное ночное светило.
– Что здесь за темень? – раздался с крыльца недовольный голос капрала. – Эй, Анри, Антуан, где вы?
– Темень – оттого что ночь, – деланно зевая, проговорил Лис, старательно копируя лангедокский акцент одного из солдат. – А ночью положено спать.
– Что-о-о?! – Возмущенный младший командир, забыв об осторожности, шагнул прямо мне в руки.
– Господин аджюдан! – попытался было завопить он, но абсолютно безрезультатно. Два штыка уперлись в грудь следовавшего за начальником гауптвахты офицера, призывая того не издавать лишних звуков.
– Ба! – Худое лицо бравого секретаря расплылось в недоброй улыбке, лишь только вновь зажженные свечи выхватили из тьмы лицо нового гостя. – Да никак это накрашенный адъютантик маршала Дезе. Шо, петух версальский, тебя тоже арестовали? Небось за отцом-командиром в щелочку подглядывал, когда он с женой тактические задачи решал.
– Маршал послал меня за вами, – стараясь держаться с гордой самоуверенностью, кратко сообщил побледневший хлыщ.
– А шо, он уже сам не справляется? – не унимался Сергей. – Ну, извини, помогли бы, конечно, но у нас другие планы.
– Господин адъютант, – перебил я друга, – окажите любезность следовать с нами, и я обещаю сохранить вам жизнь. И прошу вас, не делайте лишних движений. Наша смерть вам ничего не даст, ваша же собственная отберет все.
– Куда вы намерены идти? – едва расцепляя зубы, поинтересовался молодой офицер.
– Что за странный вопрос? – широко усмехнулся я. – Куда должен стремиться всякий уважающий себя офицер армии базилевса перед боем? Конечно же, навстречу опасности, поближе к врагу, к передовым постам авангардного охранения. Ступайте вперед, мсье, и помните, что мы неуклонно следуем за вами.
Обещанный майором туман грязной мешковиной укутал простиравшуюся между двумя грядами холмов довольно узкую равнину. На одном из склонов за нашими спинами виднелись стены и башни старинного замка, должно быть, служившие центром французской позиции. Плохая видимость была нам весьма на руку. Наблюдатели, вне всяких сомнений, разглядывающие в подзорные трубы передовую линию русских и австрийцев, в ясную погоду уж точно заметили бы перебежчиков. Пока же все шло как по маслу.
– Кто идет? – окликнули нас у авангардных постов, где, засев за плетеными турами, ждали утра фланкеры легкой пехоты.
– Отвечайте. – Я наклонился к уху пленника. – Вы что же, не слышите, люди ждут.
– Адъютант маршала Дезе, – нехотя отозвался черноусый красавчик.
– Пароль!
– Луара, – ощущая спиной дуло направленного пистолета, выкрикнул адъютант.
– Не забудьте спросить отзыв, – посоветовал я.
– Гаронна, – бойко отрапортовал невидимый в темноте часовой. – А с вами кто?
– Майор Дюфорж, третьего линейного полка, с охраной, – не заставляя себя упрашивать, представился я. – Проводим рекогносцировку! А скажите, почтеннейший господин адъютант, вот тот ручей, который делит долину пополам, не станет ли он, по мнению его сиятельства, помехой для продвижения наших колонн? Если тяжелая кавалерия решит пересечь его на полном скаку, тонкий лед не выдержит. Я вам больше доложу, – продвигаясь все ближе к рогаткам передового охранения, внушал я, жестикулируя свободной рукой. – Если в этом месте кирасиры замешкаются хотя бы на минуту, они станут отличной мишенью для русских, да и вражеские стрелки, стоит им чуть выдвинуться, тремя-четырьмя залпами могут завалить весь берег трупами, превратив его в своеобразную баррикаду.
