Александр Старшинов - Смерть императора
– Лошади – не верблюды, они без еды и питья обходиться не могут.
– Сейчас весна – пустыня цветет, а трава еще не успела выгореть. Если это тайная дорога от одного колодца к другому, то путники как-то обходились без почтовых станций караванной дороги и запасов фуража. Утром скормим скотине половину взятого в дорогу зерна. Напоим и тронемся в путь.
– Ну что ж, будем надеться, что Фортуна нас выведет – как всегда. А ты, Гай, запоминай дорогу – как бы не завел нас этот проходимец в какое-нибудь подлое место. Здесь, на Востоке, полно входов в Аид – вдохнешь пару раз вонючего серного воздуха – и все – пора читать завещание бедняги. Или просто в обморок грохнешься… А он нас – сомлевших – прирежет.
– Да я всегда любой путь запоминаю и обратную дорогу найду даже из Аида… – усмехнулся Приск.
– Да, помню, что ты все помнишь. Вот только смотри – серной дряни не надышись. Может, птиц каких поймать? Как сдохнут птички, так сразу станет ясно – пора драпать.
– Не мели ерунды.
– Да я серьезно. Уж больно мы рискуем в последнее время. Как бы боги от нас не отвернулись.
– Это точно… Я уж который год обещаю поставить алтарь Мнемосине, да все тяну с исполнением, – признался трибун.
– Это ты зря! Так богиня может и обидеться да лишить тебя памяти, – предостерег Кука.
– О, надеюсь, что богиня милостива!
– Тогда пообещай поставить ей из парфянской добычи целый храм!
– Даю обет поставить храм Мнемосине из парфянской добычи… – торжественно произнес Приск. – Коли эта добыча у меня будет – храм.
– А я даю обет поставить в том храме статую… – прибавил Кука. – И еще я будут следить за этим Таруком. Не нравится мне он.
– Чем же?
– Как-то очень легко втерся в доверие. Ив Селевкию так рьяно запросился! Того и гляди, заведет куда-нибудь да бросит. Потому как только попробует отъехать в сторону – вмиг схвачу его за загривок – кобылка у него ладная, но мой жеребец быстрее. Ну а уж твой Ураган догонит в два счета.
– Тогда гляди, чтобы не оставлял наш проводник по дороге каких-нибудь подозрительных знаков.
– Уж это я замечу! Клянусь Геркулесом! – пообещал Кука.
Приск еще раз обошел лагерь, осмотрел все, проверил, крепко ли привязан Дионисий, стреножены ли кони, и лег спать.
* * *Опасения Куки не сбылись – ночь прошла на редкость спокойно.
В путь они отправились, когда на востоке только-только начало желтеть небо. Но выиграли при этом немного. Солнце взошло не просто быстро – мгновенно. Вокруг лежали унылые каменистые пространства без намека на траву. Ехали быстро – чтобы до наступления полуденной жары миновать как можно большее расстояние и очутиться подальше от Хатры.
– Неужели здесь совсем нет колодцев? – спросил Приск у своего проводника.
– Колодцы есть, но вода в них горькая, – охотно объяснил Тарук. – Это как возле Хатры – там вокруг почти все колодцы с горькой водой, а в самой Хатре вода чистейшая и вкусная. Есть хорошие колодцы там, где огороды и сады. Но сам знаешь – огородов подле самой Хатры мало.
Днем сделали привал, отыскав среди серых скал маленький колодец. Если не знать, что он здесь есть, – наверняка проедешь мимо. Переждали жару (почти все спали, кроме караульных) и двинулись дальше.
В этот раз до колодца они добрались задолго до темноты.
Третья станция оказалась куда больше первой – вместо колодца, правда, большая яма – вокруг нее возвели каменную ограду, она частью обвалилась, и большой кусок рухнул в колодец. Вокруг стояли две пустые хижины, а рядом кривился навес из пальмовых листьев. Сейчас здесь не было ни души – но совсем недавно – уж это точно – ночевал большой отряд. Выходило, что тайной тропой Тарука пользовался не только он один.
Путники расседлали лошадей, сняли с мулов поклажу. Канес разделся до набедренной повязки, взял кожаное ведро, спустился к обрушенной кладке и стал таскать воду из колодца, выливая ее в каменное корыто, чтобы напоить животных. Работал он без устали – как ладно сделанная машина. К животным у него вообще было особое отношение – он и чистил их, и копыта осматривал – и не только за своим конем, но и Проба, и Фламмы. Потому как приметил, что библиотекарь если и держится в седле неплохо, то кобылу свою седлает неумело – а коли появятся потертости на шкуре – загубить скотину ничего не стоит. Так что Канес коней не только напоил и накормил, но еще и почистил.
«Цены нет этому парню… – подумал Приск. – Вернемся в Антиохию, скажу Адриану, чтобы к себе взял, – такого еще поискать».
Решив, что скотина находится в надежных руках, Приск подозвал к себе Тарука, и они уселись в тени развалин.
– Чей это навес? – спросил трибун у самозваного проводника.
– Кто-то из вождей тут бывает… – Тарук невольно огляделся. Он явно нервничал. – Здесь такое часто – какой-нибудь вождь найдет колодец, захватит и стрижет с караванщиков мзду. Пока не отвадит всех… тогда забросит место и уйдет на новое – там грабить и вымогать. А бывает – захватит такой место и смотрит: кто ему нравится – с тех плату берет, а кто не приглянулся – убивает.
– Поразительно, что торговля при этом не хиреет, – подивился Приск.
– Пряности и шелк везут из такого расчета, что половину непременно отнимут – не в этот раз, так в следующий. Сейчас, весной, вода еще есть повсюду, и любители чужого подстерегают караваны, – уточнил Тарук. – А летом в самую жару многие источники пересыхают, и путешествовать здесь становится опасно. Можно и не добраться до следующего колодца. Потому летом тут мало кто бывает.
На ночь Приск выставил как всегда дозоры, а Малыш с фабрами на дороге сделал ловушку и закидал ее листьями – кто бы ни подъехал – непременно в нее угодит и уж тогда непременно всех перебудит. Но опасались римляне зря – и эта ночевка прошла без происшествий.
* * *На другой день опять ехали до полуночи в темноте.
Возле новой стоянки нашлись заросли ракитника – на корм ни лошадям, ни мулам его ветви не годились – так что пошли в костер.
Поутру дорога стала петлять меж холмов, потом вывела путников в небольшую долину – ярко-зеленую от свежей сочной травы. Долину окружали заросли акаций и тамариска. В утренние часы они отбрасывали длинные тени, которые быстро съежились, превратившись в черные кружки у самых корневищ.
Здесь решили провести весь день: лошади и мулы – паслись, путники же серпами жали траву и сушили сено. Набили мешки – впрок. Каждый легионер всегда имел при себе серп – чтобы сжать хлеб, посеянный другими. А впрочем, и самим сеять доводилось нередко.
Кука улегся в тенечке на набитый сеном мешок, Дионисия привязал веревкой к запястью.
– Чудное место! – сладко зевнул преторианец. – Почему тут никто не поселится?
– Через месяц здесь будет выжженная земля, – отозвался Тарук.
– А сейчас прям Элизий… – зевнул Кука.
Спустя несколько мгновений он сладко посапывал.
Приск поднялся и пошел искать Малыша.
– Скажи, как быстро хатрийцы поймут, что новые машины Филона не будут стрелять?
– Когда соберут… И то не одну. По первой наверняка решат: что-то не так сделали. А как соберут вторую, третью, сообразят, что их надули. Но, может, они их скоро не будут собирать… а если и начнут – то не во всем разберутся. Водной машине стойки мешают колебаниям рычагов. В другой отверстие в капители выбрано в семь дактилей[48], а значит – машина эта для шестифунтовых ядер, а вот рама к ней – как у баллисты для двухфунтовых камней. Да много там наделано такого, с чем не сразу и опытный фабр разберется. В третьей веревки вроде как ничего, но часть плетения – гнилье – начнут натягивать – вмиг лопнут.
– Хорошо, будем надеяться, что время есть, – задумчиво проговорил Приск. – Истолковать, что случилось в доме Дионисия, в Хатре не сразу смогут. Но если кто-то им подскажет, что машины привезли негодные, кое-кто может очень сильно разозлиться.
– Я бы не стал туда вскорости заглядывать в гости, – отозвался Малыш.
– Я бы вообще не стал… – уточнил Приск.
Глава VII
Тот, кто все помнит, иногда забывает…
Издали они увидели дымок костра, и Канес поскакал вперед, чтобы разведать обстановку. Вскоре вернулся: опасности никакой, у костра сидит одинокий старик. Подъехали, не таясь. Невысокая каменная ограда. Широкий въезд. Пожилой путник, один, без слуг, но прилично одетый – в кафтане и шароварах, сидел у костра. Его ослик пил из каменного корыта. К задней стене ограды прилепились какие-то постройки – похоже на хижину для ночевки и конюшню.
– Как я рад! – кинулся навстречу Приску и его друзьям этот старичок – щупленький, верткий, улыбчивый. Говорил он по-гречески, хотя сам мало походил на грека и внешностью, и одеждой. – Я отбился от каравана и сошел с пути. Как страшно это – сбиться с пути… – Он повторял «сбился с пути» непрерывно. – Вторые сутки сижу здесь в надежде, что встречу путников и умолю их дозволить продолжить с ними путь.
