Таких не берут в космонавты. Часть 1 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

— Конечно! — ответил Черепанов.

— Тогда почему ты не записался на парашютный спорт? Кировозаводск большой город. Я уверен, что здесь есть такая секция.

Алексей кивнул.

— Есть.

— Так в чём дело?

Мне показалось, что румянец на щеках Черепанова стал темнее.

— Прыжки с парашютом, — сказал он, — это не то. Это не космос.

Я указал рукой на карандашный рисунок, где похожая на Свету Клубничкину космонавтка позировала в скафандре на фоне пышной растительности чужой планеты.

— Думаешь, что космос вот такой? — спросил я. — Разочарую тебя: таким он будет ещё нескоро. А пока полёты в космос не слишком романтичное занятие. Тебя запихнут в тесную кабину и забросят на земную орбиту, где из романтики только красивый вид из иллюминатора. Какое-то время ты полюбуешься этим видом. Затем ты вернёшься на Землю. Это будет примерно тот же прыжок с парашютом, только без любования красивыми видами с высоты птичьего полёта.

Я показал на рисунок, где Черепанов изобразил Землю — вид с околоземной орбиты.

— Лёша, полёты в космос, — сказал я, — это тяжёлая работа, сопряжённая с повышенным риском для жизни. На Землю вернутся не все космонавты. Космонавты понимают это лучше, что кто-либо ещё. Именно поэтому космонавтам присваивают звезду Героя Советского Союза. Шансы погибнуть при выполнении этой нелёгкой работы очень высоки. Люди идут на этот риск сознательно. В этом и заключается их героизм. Считаешь это обстоятельство романтичным?

Алексей нахмурил белёсые брови.

— Считаю! — сказал он.

Я заметил, как Черепанов стрельнул глазами в направлении похожей на Свету Клубничкину космонавтки.

— Рассуждаешь так, потому что космонавты нравятся девчонкам?

Черепанов не сразу, но всё же кивнул.

— Нравятся, — сказал он. — Я знаю.

Он снова посмотрел на меня — мне почудился вызов в его взгляде.

Я невольно вспомнил, как кряхтел сегодня Черепанов на уроке физкультуры, когда силился подтянуться на турнике хотя бы трижды. Но не вспомнил, чтобы в школе девчонки бросали на него восторженные или даже просто заинтересованные взгляды. А вот на меня одноклассницы на уроках и во время перемен посматривали: кокетливо, с любопытством.

Я кивнул и заявил:

— Согласен с тобой. Конечно, космонавты женщинам нравятся. Это и понятно.

Я бросил взгляд на циферблат часов. Покачал головой.

Сказал:

— Ладно. Лёша, я тебе объясню, какие ещё мужчины нравится девчонкам. Но позже.

— Почему, позже?

— Мы с тобой и так уже заболтались, — сказал я. — Давай займёмся математикой, если ты не возражаешь. А о космонавтах и о женщинах мы с тобой ещё обязательно побеседуем.

Мой подход к занятиям математикой удивил Черепанова. Потому что я не потребовал от Алексея пояснений для вычисления задач. Я вообще не нагрузил его решением задач и примеров. Лишь просил, что бы Лёша зачитывал мне задачи и примеры из школьного учебника вслух. Следил за тем, как Черепанов называл те или иные математические значки и символы. Повторял его слова своей виртуальной помощнице: «Эмма, продиктуй-ка мне решение примера…»

Поначалу я выслушивал от Эммы привычные просьбы повторить запрос. Но постепенно процесс наладится. Я достал из портфеля бумагу для черновика. Слушал Лёшины толкования записанных в учебнике за десятый класс шифровок. Озвучивал их Эмме. Всё реже вводил виртуальную помощницу в ступор. Записывал продиктованные Эммой решения задач и примеров на бумагу — спрашивал при этом у Черепанова, как нарисовать те или иные названные Эммой знаки.

Алексей следил за мной, то и дело озадаченно почёсывал затылок. Промежуточное звено, задействованное в моём процессе борьбы с математикой, ускользало от его внимания. Я сообразил, что без учёта помощи Эммы мои действия для Черепанова выглядели едва ли не проявлениями моей гениальности. Он с нескрываемым изумлением наблюдал за тем, как я в уме перемножал друг на друга трёхзначные числа и за считанные секунды возводил двузначные числа в ту или иную степень.

Процесс расшифровки учебника двинулся с опережением рассчитанного мною графика. Поэтому я пересмотрел время занятий. Ушёл от Черепанова засветло: как только вернулись домой его мама и бабушка. На прощанье я крепко пожал Алексею руку и искренне поблагодарил его за помощь. Черепанов пожал плечами, ответил: «Обращайся». Мы договорились, что продолжим занятия. Но не завтра: завтра вечером меня ждали в двадцать втором кабинете школы на комсомольском собрании.

Перед уходом я поинтересовался у Алексея, кто и кого пригласит к нам в школу на спектакль-концерт, приуроченный к празднованию Дня советской армии и военно-морского флота.

Лёша пожал плечами и сказал:

— Понятия не имею. Василий, ты у Ленки Зосимовой завтра спроси. Она-то об этом точно знает: она же комсорг школы.

По пути к дому Лукиных я снова обратился к виртуальной помощнице (за неимением другого собеседника):

«Эмма, я всё же не понимаю. Зачем ему это училище? Черепанов тот ещё спортсмен. Сомневаюсь, что он пройдёт отбор в лётное училище. Кстати, Эмма, какие там требования к кандидатам? Я имею в виду, какие там были требования в тысяча девятьсот шестьдесят шестом году в СССР?»

«Господин Шульц, я нашла…»

Я слушал свою виртуальную помощницу и вспоминал, как Лёша сегодня пыхтел и потел на турнике во время подтягиваний.

Представил Черепанова запертым в барокамере — покачал головой.

«По социальному признаку, думаю, он пройдёт, — сказал я. — С устной математикой у него сложностей не возникнет точно. Сочинение он напишет на „хорошо“ или на „отлично“. А вот медицинское освидетельствование… Говоришь, его проходил примерно один из пятнадцати кандидатов?»

Я взглянул в сторону школы — заметил, что в актовом зале горел свет.

«Господин Шульц, согласно опубликованной в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году официальной статистике…»

«Стоп. Не надо статистики. В прошлый раз Черепанов в лётное училище не поступил. Это факт. Причину мы не знаем. Но это и не важно. Важно то, что при своих несомненных математических способностях он полжизни рассчитывал себестоимость салатов и компотов».

Я хмыкнул.

«Ничего, Эмма. На этот раз мы найдём его талантам иное применение».

Явился к Лукиным — невольно поразился разницей в условиях проживания Иришкиной семьи и семьи Лёши Черепанова. Хотя ещё недавно мне Иришкина квартира казалась тесной и неуютной.

Я прошёл через гостиную, поздоровался с колдовавшим над аквариумом Виктором Семёновичем и со штопавшей мужу носки (сидя в кресле около телевизора) Верой Петровной.

Иришка накормила меня ужином.

Я запоздало поинтересовался у двоюродной сестры, кем работают её родители. Узнал, что Виктор Семёнович Лукин трудится начальником отдела кадров на тракторном заводе. А Вера Петровна Лукина числится на том же заводе бухгалтером.

После ужина я узнал у Иришкиных родителей, могу ли в субботу после школы придти к ним домой с другом.

— Это с кем, с Черепановым, что ли? — спросила Иришка.

— Лёша помогает мне с математикой, — сказал я.

— С математикой? — переспросила Иришка.

Она сощурила глаза:

— Ясно теперь, как ты получил свою пятёрку за проверочную работу. А я уж подумала, что вас там, в Москве, действительно готовили лучше, чем нас. Черепанов тебе решил?

Я кивнул и предложил:

— Мы можем втроём заниматься.

Иришка качнула головой.

— Не уж, — сказала она. — Я в университете математику сдавать не буду. А школьный экзамен сдам и без помощи Черепанова.

Я заметил, как Виктор Семёнович взглянул на жену — та едва заметно кивнула.

Иришкин отец вынул изо рта курительную трубку и сказал:

— Приводи своего друга, Василий. Почему бы и нет?

Первые плоды Лёшиного репетиторства я пожинал уже вечером: справился с домашней работой по математике за полчаса. Не самостоятельно, разумеется — с помощью виртуальной помощницы.