Таких не берут в космонавты. Часть 1 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

— Вот тут я живу, — сказал Алексей. — Вместе с мамой. А та, другая комната — бабушкина.

Черепанов поставил свой портфель на пол около заваленного книгами и тетрадями стола (не письменного — скорее, кухонного) уселся на кровать. Я замер посреди комнаты, окинул её взглядом. Подумал о том, что в комнате с Иришкой Лукиной я сейчас обитал, будто в номере люкс. Иришкина спальня была раза в полтора больше этой комнатушки. Мебели там тоже было больше: одних только письменных столов — две штуки. В комнате Черепанова я увидел пару металлических кроватей, тот самый (явно не письменный) стол, тумбу и громоздкий шкаф на раскорячившихся в стороны тонких чёрных ножках.

А ещё здесь на стенах было множество рисунков, выполненных карандашом. Львиная доля рисунков висела на стене между входом в комнату и окном. Тут преобладала тема космоса: ракеты, звездолёты, наряженные в скафандры покорители космоса (позировавшие на фоне инопланетных ландшафтов). Я увидел знакомый тетрадный лист, где Черепанов изобразил меня в образе «Непокорённого человека» с пионером на руках. Заметил я и портрет Юрия Гагарина — тот самый, скопированный из журнала «Огонёк». Увидел в углу над кроватью радостно улыбавшуюся с серой страницы Свету Клубничкину (в трёх разных вариантах).

Отметил, что над неписьменным столом собралась настоящая галерея из портретов. Они были разных размеров. Одни были выполнены на тетрадных страницах, другие — на серых листах бумаги. Обнаружил я там и ещё одно изображение Гагарина — на этот раз: в шлеме скафандра, где красовалась надпись «СССР». На этом рисунке я не увидел знаменитую улыбку Первого космонавта Земли — Юрий Алексеевич на нём казался задумчивым. Опознал я и молодую Валентину Терешкову. А вот имён прочих смотревших на меня со стены людей я не вспомнил. Хотя лица некоторых показались мне знакомыми. Я приблизился к ним на шаг.

— Узнаёшь? — спросил Черепанов.

Я покачал головой.

— Только Гагарина и Терешкову.

— Серьёзно? — удивился Алексей.

Он подошёл ко мне, указал на один из портретов рукой.

— Это Титов. А вот это Николаев. Вот Леонов. Комаров…

Лёша называл фамилии — я переводил взгляд с портрета на портрет. Видел молодые лица. Я прислушивался к фамилиям, которые называл мне Черепанов. Вспоминал, что все они упоминались в той самой книге, за перевод которой я получил премию Штреленера. В той книге я видел и фото всех этих космонавтов. Вот только там многие из них выглядели старше. Кроме Гагарина и Комарова. В моей памяти одна за другой всплывали истории, связанные с этими космонавтами. Не сомневался, что при желании озвучил бы сейчас Черепанову подробные биографии этих людей — Эмма бы их наверняка нашла в интернете.

— … Одиннадцать человек, — сказал Алексей. — Это все, кто уже побывал в космосе.

— Все, — подтвердил я. — Но кое-кого тут всё же не хватает.

Лёша нахмурил брови.

— Ты говоришь о том космонавте, — сказал он, — который, якобы, полетел до Гагарина и погиб? Ты тоже веришь в эти слухи? Я считаю, что всё это враньё. Не было никакого другого космонавта. Это всё выдумки. Я так думаю.

Я покачал головой.

Ответил:

— Нет. Я говорю не о погибшем космонавте. Да и погиб тот космонавт не в космосе. Валентин Васильевич Бондаренко погиб на Земле. При тренировке в сурдобарокамере. Случилось это двадцать третьего марта шестьдесят первого года. Незадолго до полёта Гагарина. В камере, где тренировался Бондаренко случился пожар. Считается, что причиной пожара стала досадная случайность. Не буду вдаваться в подробности. Валентин Бондаренко умер от полученных ожогов. Он так и не увидел полёт Гагарина. Это происшествие, разумеется, засекретили. Так что ты, Лёша, о нём не очень-то рассказывай.

Черепанов помотал головой.

— Нет, конечно, — сказал он. — Я… это… могила…

Алексей показательно прикрыл рот ладонью.

Я кивнул и сказал:

— Лёша, когда я говорил: в твоей коллекции портретов кое-кого не хватает, я подразумевал не Валентина Бондаренко. Изображение Бондаренко ты вряд ли сейчас увидишь в газетах. Я считаю, что в твоей картинной галерее не хватает портрета Главного конструктора.

Глава 15

— Главный конструктор, — сказал я, — это тот самый академик Сергей Павлович Королёв, чей некролог опубликовали шестнадцатого января в газетах. Помнишь его? Восемнадцатого января Королёва похоронили в некрополе у Кремлёвской стены. Урну с его прахом несли Брежнев и другие члены политбюро. Ты знаешь других учёных, которым оказывали подобные почести?

Я повернулся к замершему в полушаге от меня Черепанову. Мне показалось, что Алексей растерялся. Он перевёл взгляд с висевших на стене портретов на моё лицо, пожал плечами.

— Не знаю, — сказал он.

«Эмма…»

— В Кремлёвской стене похоронен Алексей Петрович Карпинский, — сообщил я. — Ты слышал о таком?

Черепанов покачал головой.

— Это один из основоположников российской научной школы геологии. А ещё он был первым выборным президентом Российской академии наук и Академии наук СССР. Улавливаешь величину его фигуры? В его похоронах участвовал сам Сталин!

«…Игорь…»

— Ещё там же похоронили Игоря Васильевича Курчатова, «отца» советской атомной бомбы.

Алексей кивнул, будто в подтверждение моих слов.

Ветер царапнул со стороны улицы оконное стекло горстью мелких льдинок.

— Теперь там же похоронили Сергея Павловича Королёва, — сообщил я. — Рядом с Фролом Романовичем Козловым, членом ЦК КПСС. И рядом с Сергеем Владимировичем Курашовым, покойным министром здравоохранения СССР.

Черепанов снова кивнул. Он плотно сжал губы — те превратились в тонкую розовую линию.

— Чувствуешь, Лёша, как высоко оценила наша Родина заслуги Сергея Павловича? Я тебе скажу, что это самое малое, что он заслужил. Почти все наши достижения в космической области последних десятилетий так или иначе связаны с Королёвым. Сергей Павлович был Председателем совета главный конструкторов СССР. В официальных документах СССР его так и называли: «Главный конструктор».

За стеной раздался грохот (будто упал шкаф).

Но Черепанов на этот звук не отреагировал. Лёша пристально смотрел мне в лицо.

— В некрологе ты видел краткий перечень его достижений, — произнёс я. — Но я тебе, Алексей, скажу, что именно Королёв выбрал для первого полёта в космос кандидатуру Юрия Гагарина. А после того исторического полёта Гагарин подарил Королёву свою фотографию, на которой написал: «Дорогому Сергею Павловичу — космическому отцу — в знак искреннего уважения и благодарности. Гагарин».

Я снова взглянул на портреты космонавтов.

Перевёл на них взгляд и Черепанов.

— Так что здесь у тебя сейчас собраны портреты всех космонавтов, — сказал я. — Но эта семья выглядит неполной без их «космического отца» Сергея Павловича Королёва. Разве не так?

Я заметил, как Черепанов дёрнул плечами.

— Наверное, — сказал он. — Но я же не знал… ну, про «отца».

— О Сергее Павловиче у нас в стране раньше не говорили. Его личность была строго засекречена. Уверен, ты понимаешь, почему.

Лёша тряхнул головой. Он выглядел сейчас предельно серьёзным — я его таким ещё не видел.

В глазах Черепанова отражался проникавший в комнату через не зашторенное окно свет.

— Вот ответь мне, Алексей, — сказал я. — Почему ты нацелился на профессию космонавта? Что именно тебя в ней привлекло? Чего ты от неё ждёшь? Чем она лучше профессии милиционера или повара?

Черепанов моргнул, вновь посмотрел мне в лицо. Пару секунд он молчал, будто размышлял над моими словами.

Затем Алексей усмехнулся и ответил:

— Скажешь тоже. Конечно, отличается!

— Чем, если не секрет?

Черепанов указал рукой на портрет Юрия Гагарина.

— Космонавты — герои! — сказал он.

— А милиционеры — не герои? Милиционеры ловят преступников. Едва ли ни ежедневно рискуют своей жизнью.

— Милиционеры не летают в космос!

— Не летают, — согласился я. — Ты мечтаешь о полётах?