Русская война 1854. Книга третья (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

— И с чем бы вы его сравнили?

— С солнечным светом, — ответил Щербачев. — Как свет нашей звезды долетает до земли, так же, мне кажется, смогут лететь и наши магнитные волны. Главное, их правильно послать. Достаточно сильно, чтобы они сломили любое сопротивление воздуха, или же, наоборот, послабее, чтобы их плавному ходу ничто не могло помешать. Ну, разве что кроме линии горизонта, но тут, если придет время, мы с вами поработаем уже вместе.

Якоби так и не смог понять, как именно предлагает поработать вместе создатель воздушных аппаратов, но сейчас это было и не важно. Из обычной яркой идеи его слова начали превращаться во что-то конкретное. И пусть во время войны, когда все силы уходят на производство мин и доработку телеграфа, заняться этим не будет никакой возможности…

— А зачем вы мне все это рассказали? — осторожно спросил Якоби. — Вы же и эту идею готовы отдать всем, кто захочет ей заняться?

— Всем, кто захочет и будет подданным империи, — поднял палец капитан. — Как вы, например. Скажу прямо, Борис Семенович, если вы сможете что-то такое создать, нам в небе это очень пригодится. Связь — без проводов, на расстоянии… Пока мы справляемся с помощью фонарей, но это временное решение. Слишком ограничено по дистанции, да и по погодным условиям. Так что буду на вас рассчитывать.

Капитан замолчал, а Якоби неожиданно понял, что новая идея ведь может помочь сразу со всем. Беспроводной телеграф, дистанционное управление минами и… В памяти всплыла одна старая и, казалось бы, несбыточная идея. Гальваническое самодействующее торпедо [16]. Если он сможет!.. Борис Семенович тряхнул головой, а потом, извинившись перед своим спутником, развернулся и поспешил обратно в лабораторию.

Такое дело стоило того, чтобы заняться им прямо сейчас. А капитан… Он же служил в столице, так что точно не потеряется.

Я потерялся.

Сам виноват, надо было полагаться больше на местную память, а не на воспоминания из будущего. А то вспомнил, что где-то будет мост, а его… Еще не построили. И, вообще, во всем виноват Якоби. Зачем-то повел меня пешком, вместо того чтобы вызвать повозку, потом сбежал… Вот сразу видно, что человек — ученый и совершенно не приспособленный для обычной жизни. Или это, наоборот, была научная хитрость, чтобы мы смогли подольше поговорить?

Продолжая ворчать, я добрел до того места, где должен был находиться Литейный мост — вот в нем я не сомневался! И его тоже не оказалось. А ведь мог бы догадаться: в памяти всплыло, что изначально его называли мостом Александра II, который… еще далеко не царь. Впрочем, тут все равно можно было перебраться через Неву.

Было видно, что летом в этом месте наводят понтонную переправу, а сейчас люди переходили прямо по льду. Оглядевшись — еще была надежда, что рядом найдется экипаж — я вздохнул и последовал за группой женщин, укутанных в меховые пальто. Две благородные дамы и не меньше пяти служанок. И не боятся ведь так гулять…

Вообще, стоило бы вернуться и попросить помощи Якоби. А то и снова просто долететь до нужного места. Но после всех побед в Севастополе сдаваться перед такой мелочью, как незнакомый город, совершенно не хотелось. Тем более от Литейного до Фонтанки, а потом и до Зимнего — всего ничего. Справлюсь! А там уже можно будет и уточнить, какие по мне есть официальные распоряжения.

— … а я слышала, что Николай раньше был влюблен в Марию Анну Прусскую, но из-за близкого родства этот брак даже не стали рассматривать, — знакомое имя привлекло мое внимание к разговору идущих впереди девушек.

Они точно знали одного из великих князей, и это могло сэкономить мне кучу времени. Ускорившись, я подобрался к ним поближе и, как только ко мне повернулись, тут же представился. Иногда местные странно реагируют, когда я сам начинаю беседы, но эти девушки оказались молоды, красивы и дружелюбны. Более того, они уже слышали обо мне, дирижабле и уже начавшейся тихой панике от того, что нас потеряли, так что с радостью согласились поделиться со мной местом в своем экипаже, который ждал их на той стороне Невы.

А потом меня засыпали вопросами… Если бы я знал, то — к черту честь и гордость! — сдался бы и со всех ног побежал бы к прекрасному Борису Семеновичу. По сравнению с этими придворными фуриями он оказался гораздо более приятным собеседником. По крайней мере, он точно говорил больше, чем спрашивал.

Глава 15

Мышцы в щеках болят, но я продолжаю улыбаться.

— Григорий Дмитриевич, — представившаяся Александрой девушка продолжала меня пытать. — А что вы теперь думаете о войне? Мы читали ваше интервью, но разве после стольких сражений вы не прониклись ее ужасом? Знаете, как говорят, есть древнее китайское проклятье: чтоб ты жил в век перемен. А что война, как не перемена, притом самым ужасным способом?

— Вы не из России, — сделал я не очень вежливый вывод.

— Почему вы так решили? — вторая девушка, со своим с тонким острым носом похожая на хищного коршуна, разом подобралась. — Что-то не так с нашим произношением?

— Нет, ваш русский очень хорош… — я поднял брови, как бы намекая, что тут не хватает имени.

— Цицелия Августа, принцесса Баденская. Мы должны через пару лет сыграть свадьбу с Михаилом Николаевичем, — девушка бросила на меня быстрый взгляд, ожидая реакции.

А я вспоминал, что слышал о ней. Действительно жена Михаила — легко отказалась от столичной жизни и провела с ним почти двадцать лет на Кавказе, помогая воплощать в жизнь реформы Александра II. Авторитарная мадам, которая, по слухам, словила сердечный приступ от того, что сын женился без материнского благословения. Но верная… Во всех смыслах этого слова.

— Очень приятно, — я кивнул Цицелии Августе и посмотрел на ее спутницу. — Вы, я так понимаю, тоже не просто Александра?

— Фредерика Вильгельмина, дочь герцога Ольденбургского, — кивнула девушка. — Будущая невеста великого князя Николая.

Вот тебе и встретил случайных барышень в Петербурге. Причем, если Ольденбургские — все, что о них знал — и так жили в Санкт-Петербурге, то принцесса Баденская не должна была еще тут появляться. Очень хотелось спросить, но я сначала решил ответить на вопрос, с которого все началось.

— Вы спросили, почему я решил, что вы не из России, — начал я. — Так тут все просто. Это китайцы боятся перемен, и это их вековая мудрость. У нас же… Как в 1829 году написал один сотрудник МИДа, Федор Тютчев…

Я продекламировал вторую строфу «Цицерона», когда-то еще в будущем запавшую в память.

— Какая интересная трактовка, — Цицелия еле слышно рассмеялась. — Пусть вокруг ужасы, но мы действительно можем наблюдать их из первых рядов. Что это, как не честь? И ведь… — она посмотрела на Александру. — Меня же сначала никуда не хотели отправлять, но, когда пришли новости об успехах России в Крыму, отец решил поспешить, чтобы не упустить выгодную партию. Отправил в партер.

Девушка улыбнулась, а я задумался: а приезжала ли Цицелия так же в нашей истории [17]? И если нет, получается, мы сейчас встретились по моей заслуге. В груди стало тепло, и я неожиданно впервые смог посмотреть на Александру и Цицелию не как на благородных дам из прошлого, матерей, бабушек и прабабушек, чья история закончилась когда-то далеко до меня. А как на двух молодых девушек, которым нет еще и восемнадцати.