Андрей Архипов - Поветлужье
— Ну вот, еще один спектакль устроили. Эдак я заделаюсь актером на потеху местной публике... Что, совсем ничего не понял из моих слов? Ну, скоморошьи представления видел? Так вот, я — Петрушка. А Пычей-то, Пычей... как играл, как играл! Правильно мы сделали, что перетянули его на свою сторону. Хотя... кто его знает, может, это он нас перетянул на свою... Но каких трудов это стоило. Я не столько от тюка вспотел, сколько от попыток вдолбить в его голову, как себя вести нужно, а также от усилий узнать, кто тут что собой представляет... — Спустя несколько минут молчания Иван добавил что-то совсем Антипу непонятное: — Я теперь знаю, как бледнолицые индейцев обманывали. Слишком те были доверчивыми... и чересчур падкими на блестящее... как вороны. Ну да ничего, исправим.
* * *
Вячеслав осторожно выглянул из-за угла и перебежкой достиг дружинной избы, где, нырнув в подклеть за сопровождающим его дружинником, немного перевел дух и широко зевнул.
Выспаться почти не получилось. Ночь, опустившаяся на весь вместе с проливным дождем и последующей туманной взвесью, загнала всех, кроме дозорных, по избам, и Вячеслав тоже нырнул в первую попавшуюся землянку, как только увидел слегка знакомые ему лица. Там он недолго думая начал выпрашивать и рвать чистые холсты на бинты, а потом еще и кипятить их. Доставались ему эти грубые куски материи совсем нелегко, и он даже начал спрашивать у окружающих, не стоит ли ему обратиться напрямую к десятнику? Однако обошлось, и холстов принесли в достатке. Почти сразу же Вячеслав приступил к приготовлению отвара из цветков ромашки, тщательно фильтруя его. Такой отвар являлся одновременно и антисептическим средством, и был хорош для заживления ран. Однако на всякий случай он попросил первого попавшегося ему на глаза человека нарвать и принести подорожника. Видимо, авторитет ветеринара, пользовавшего все эти дни скотину, взлетел на небывалую высоту, и тот без слов принес требуемое, даже сполоснув траву колодезной водой. Вячеслав отложил подорожник в сторону вместе с предварительно собранными первыми цветками тысячелистника, чтобы в случае нужды мелко их порезать и накладывать получившуюся кашицу на неглубокие раны. Сам же выложил из своего мешка сушеный бледно-зеленый торфяной мох, запасов которого наготовил в последние дни. Его он собрался использовать вместо ваты, да и как антисептик тот был тоже очень хорош. Также в кипятке была продезинфицирована шелковая нить, а водкой нож и обе иголки, одна из которых была заранее нагрета Николаем на огне и согнута полумесяцем, для того чтобы швы можно было накладывать, не сдавливая краев раны. А дальше... дальше ночь отразилась в памяти Вячеслава калейдоскопом событий, на которые он еле успевал реагировать.
Сначала для разминки принесли дружинника со стрелой в икроножной мышце. Иссечением Вячеслав стрелу достал, вычистил и промыл остывшим настоем ромашки рану и даже успел ее зашить после того, как кровь остановилась. Но как только повязка была наложена (поначалу он хотел для более быстрого заживления обойтись без нее, но, поглядев на ползающих по полатям здоровых черных тараканов, сразу же передумал) и раненый с сопровождающими отпущен, сразу пришли два ополченца, прижимая к голове какие-то подозрительные тряпицы. Отругав их на чем свет стоит, Вячеслав занялся новыми ранами, а грязные скомканные куски материи бросил в огонь. Оказалось, что одному стрелой оторвало кусок уха, и дело кончилось дезинфекцией и перевязкой, а второму срезнем располосовало полщеки, и тут уже новоявленному доктору пришлось попотеть, зашивая длинный разрез. Руки после такого шитья начали дрожать, и в качестве оплаты Вячеслав заставил их наколоть и принести еще охапку лучин, что заняло у тех всего лишь пару минут. Однако за это время лекарь немного отдышался и сообразил перебраться в дом Любима, где было гораздо чище и в клети стоял нормальный широкий стол, который можно было бы использовать в качестве операционного, если паче чаяния появится такая нужда. Собрав все свои инструменты, лекарства и не забыв упомянутых лучин, Вячеслав перебрался с помощью недавних пациентов в новые палаты. Отослав помощников к десятнику, чтобы предупредить его о своей новой дислокации, он даже успел до следующего раненого провести мокрую уборку помещения.
Того принесли без сознания с обломанной стрелой, засевшей в грудной клетке, и диагнозом "не жилец". Помолившись богу, что наконечник стрелы после иссечения не застрял внутри, Вячеслав заметил пенящуюся кровь в ране и, прислушавшись, уловил доносящиеся свистящие звуки. Наскоро обработав место ранения и прижав к нему небольшой кусок холстины, он под недоумевающими взглядами людей, которых почему-то сразу не догадался выгнать, плотно прижал разорванный полиэтиленовый пакет к груди раненого и тут же наложил тугую повязку, предварительно попросив окружающих в этом ему помочь.
— Вот теперь жить будет... если не помрет, — произнес он, устало усаживаясь на лавку. — Да все нормально должно быть, несите его в горницу и на пол кладите, только постелите что-нибудь. Да, еще воды подогрейте, если время есть. Он очнется — и сразу пить попросит.
Следом был доставлен дружинник с раздробленной челюстью, которого принесли почти задохнувшимся. Ругаясь матом, Вячеслав перевернул бессознательного воина, спасшегося только наличием прикрепленной к шлему лицевой маски, набок и попытался освободить его рот от сгустков крови, однако запавший язык не дал ему даже просунуть туда пальцы, а дальше оттягивать челюсть он просто побоялся. Тогда, недолго думая, он просто посильнее схватил язык и, вытянув его, насколько можно, пришпилил к столу иголкой под ошеломленные взгляды весян. Наложив в итоге дружиннику на челюсть фиксирующую повязку, Вячеслав настоял, чтобы один из общинников остался и наблюдал за обоими лежащими пациентами, объяснив, что надо делать и при каких признаках нужно звать его.
Далее пациенты шли потоком. Вместе с новостями. Кто-то еще раньше получил резаные раны от бесконечного потока стрел, первые полчаса вслепую посылаемых разъяренными после вылазки дружинников буртасами, кто-то упал в темноте с помоста и подвернул ногу. Вячеслав вправлял конечности, чистил раны от грязи и мертвых тканей, промывал их и накладывал приготовленную кашицу или мох в зависимости от практикуемых ран. Перед самым рассветом ему даже принесли ополченца со стрелой в глазнице. Натянув обратно откинутое покрывало, Вячеслав осторожно задал вопрос:
— А что этого-то принесли? Думаете, я мертвых на ноги ставлю?
— Да ить... кто его знает. Наказ был нам от Трофима Игнатьича... всех сюда.
— Вот что, ребята, я не колдун и не святой человек, чтобы такими вещами заниматься. Я простой лекарь. В основном скотину лечу, — насмешливо произнес Вячеслав, оглядывая смутившихся общинников. — А вас уж — так, заодно... Уносите.
Только поздним утром, когда кто-то заглянул и начал жаловаться на заболевшую животом скотину, лекарь понял, что наступил перерыв, и, пообещав заглянуть попозже, забылся на лавке неспокойным сном.
А после полудня его растолкали и, многословно извиняясь, сказали, что его срочно зовет воевода, Трофим Игнатьич. И о раненых ему можно пока не беспокоиться — хуже тем не стало. Однако когда он попытался сразу выйти на улицу, его вежливо остановил дружинник и дал ковш холодной воды умыться прямо в сенях.
— Проснись поначалу, лекарь, — участливо сказал тот, представившись Петром. — Ворог по деревьям на холме воев посадил с самострелами да лучников рядом поставил. И шагу ныне не дает ступить по веси. Уж и не знаю, пойдут ли они на приступ, да и ссадили мы двоих, но передвигаться надобно, как я повелю. След в след.
Однако добрался Вячеслав до дружинной избы спокойно. То ли осторожность Петра в этом помогла, то ли лучники на холме прозевали, но факт остался фактом — ни одной стрелы в них выпущено не было. Взобравшись из подклети в избу по приставной лестнице, Вячеслав коротко поклонился десятнику, вызвав у того одобрительный кивок и ответное приветствие.
— Здрав будь, лекарь. Ведомо мне, что ночь ты всю провел с ранеными, да весть срочная пришла, кхм-м... Прилетела точно под оконце избы нашей. Токмо... не я один грамоте разумею, да разобрать мы не можем, что там писано. Али твой человек какой писал? — Трофим кивнул на стол.
Там сиротливо лежала оперенная стрела, а также развернутая берестяная грамотка, прижатая по краям двумя тяжелыми ножами. Вячеслав нагнулся и начал читать вслух наспех вырезанные кривые буквы:
"Папка, ворогов побили.
Дядя Ваня ушел к отякам за воями.
Обещал вернуться ночью.
Вовка."
Глава 12
Осада
Холодная вода все-таки добралась до нутра, и зубы, до этого просто выбивавшие чечетку, зашлись мелкой барабанной дробью.
