Валерий Елманов - Правдивый ложью
Да им и деваться было некуда – дом располагался неподалеку от рыночной площади, и с одной его стороны высился здоровенный костел Святого Франциска, а с другой – каменная громада костела Святой Троицы, выстроенной доминиканцами[34].
Словом, чтобы поддерживать мир и лад, Кузьмич пригласил для поддержания порядка, а также для утешения в пух и прах проигравшихся шляхтичей представителей обеих конкурирующих организаций, которые стали регулярно получать от «Золотого колеса» пожертвования в размере тридцати золотых дукатов ежемесячно.
Получать и… помалкивать в тряпочку.
Спустя месяц слухи о новой увлекательной забаве, а также о том, как неслыханно повезло нищему Яську с урочища Трех Дубов и Томашу, который проживает близ Бобрового ручья, которые пришли в это заведение с единственным серебряным грошем, а ушли с кошелем, туго набитым злотыми, а то и дукатами, расползлись не только по городу, но и по всей Речи Посполитой.
Разумеется, удрученных тем, что вчистую проигрались, было неизмеримо больше, чем счастливчиков – на то она и рулетка, но как быть, если любая попытка дебоша жестко пресекалась дюжими расторопными слугами, способными в одно мгновение скрутить буяна?
Впрочем, до кулаков со стороны гостей доходило редко – придавленные внезапно обрушившимся несчастьем в виде пустых карманов, они, как правило, впадали в уныние и не особо возмущались.
К тому же между столами все время прохаживался здоровенный и весьма красноречивый монах-доминиканец в своей белой рясе.
Или францисканец[35], в черной.
Или оба сразу.
Словом, два психолога и утешителя страждущих душ неудачников.
Они-то и увещевали тех, кто с удивлением обнаруживал, что в совсем недавно весьма упитанном кошеле уже пусто, а приобретенные на входе фишки исчезли, перекочевав к крупье.
Играть же в долг дозволялось весьма и весьма немногим.
Цепкий взгляд монахов не только четко фиксировал страдальцев, вот-вот готовых вспылить, но и успевал заметить, на каких святых тот ставил, чем они пользовались, причем бессовестно злоупотребляя.
Вообще, слушать Емелю было одно удовольствие. Чего стоили одни только диалоги между монахами и проигравшими шляхтичами, которые он воспроизводил передо мной на разные голоса.
– Но я ведь ставил на святого апостола Фому. Всю жизнь мне говорили, что он покровитель не только моего рода, но и меня самого, – рыдал на могучем монашеском плече несчастный, а тот, утешая его, приговаривал:
– Сын мой, но ты сам посуди, кто в церковной иерархии главнее – апостол Фома или же сама Дева Мария, на каковую и выпал жребий шара. Тебе надлежало подумать как следует, так что винить тут некого, – увещевал проигравшегося доминиканец отец Александр.
Новый бросок, новые неудачники, но тут как тут францисканец отец Исидор, который тоже за словом в карман не лез:
– Да, ведомо мне, что апостол Петр – один из любимцев Христа, но ты забыл, что ныне пятница, а этому дню покровительствует апостол Варфоломей, на которого и выпал жребий.
Следующий прислушавшийся отчаянно махал рукой и ставил остаток фишек на Варфоломея и… проигрывал, но отец Исидор и тут не терялся:
– Завещал господь делиться, потому и сей апостол не возжелал брать все себе, оставив малую толику святому Христофору.
Или еще вычурнее:
– Ныне уже вечер, а в такие часы наиболее силен Иоанн Креститель, который и даровал знающим это людям выигрыш.
Трудились они не безвозмездно.
Помимо обычной мзды в размере золотого дуката, которая каждый вечер шла в их орден, при условии что он проходил без буйства проигравших игроков, они имели и кое-что для себя. Перепадало им от счастливчиков, щедро жертвовавших от своего выигрыша мелкую фишку, а то и две-три, дабы удача от них не отвернулась и впредь.
Кстати, мои парни не только свято чтили полученные от меня инструкции, но и работали творчески, внося свое.
Так, приметив, что вид проигравших несколько настораживает новых посетителей – очень уж он безутешный, в конце второго месяца работы «Золотого колеса» они пристроили к дому вторую лестницу с крыльцом, причем сделали ее с другой стороны дома.
Правда, везунчики, в целях рекламы, по-прежнему покидали заведение через парадный вход – пусть прочие смотрят и завидуют.
Через задний выход выдворяли и особо буйных панов.
Бывали такие, на которых увещевания монахов не действовали, и они, невзирая на отсутствие оружия – вход с ним воспрещался, – кидались с кулаками на крупье.
Вот их-то и брали в оборот дюжие слуги. В отличие от балагуров-монахов они были молчаливы, но зато расторопны – скручивали в один момент и тут же, заломив руки, вежливо выводили из дома.
Ну а если следовали возмущения некоторых прихожанок, чьи мужья просаживали злотый за злотым, рассчитывая на удачу, то святая католическая церковь гасила их в зародыше.
Нет, впрямую, естественно, она «Золотое колесо» не одобряла, но и с осуждением не торопилась, справедливо указывая, что никто никого к игре не принуждал. Да и вообще, кто ведает – возможно, проигрыш был не чем иным, как божьим знаком. Вот если бы проигрывались все сплошь и рядом – дело иное, но есть и счастливчики. Получается, что в данном случае господь прямо указывает на то, что Янек, Стасик или Лешек успели изрядно нагрешить, потому с ними и приключился сей конфуз.
Не помогало и обращение напрямую к краковскому епископу отцу Бернарду.
Нет, он тоже не отказывал. Более того, пояснял, что хотя у него и нет светской власти, то есть закрыть «Золотое колесо» он не вправе, но и оставлять такого не намерен и завтра же приедет к его владельцу, дабы вразумить и урезонить.
Зачастую он держал слово и действительно заезжал в казино. Вот только насчет урезонить получалось плохо, а если откровенно – вообще никак.
Причин тому хватало, но основными были две. Первая – звонкая и блестящая, каковыми являлись золотые и серебряные кругляши, а вторая – округлые ягодицы пани Ядвиги и пышный бюст пани Стефании.
Эти девицы, прислуживающие в «Золотом колесе», были настолько набожными католичками, что не упускали ни одного прибытия в оное заведение краковского епископа, дабы испросить и получить у отца Бернарда отпущение грехов. Судя по времени, на которое сей достойный священнослужитель уединялся с ними, таковых насчитывалось превеликое множество.
Более того, они, по всей видимости, не только не утаивали перед святым отцом ни одного из своих грехов, но и в своем простодушии наглядно демонстрировали, чем и как они грешили.
Зато глядя на раскрасневшееся лицо епископа – очевидно, от душевного волнения и благочестивой радости по поводу наставления на путь истинный еще одной заблудшей души, – напрашивался непреложный вывод, что девица Ядвига или Стефания теперь чисты перед богом, как невинные овечки.
– Ты прямо Златоуст, – заметил я Емеле спустя два часа, – век бы тебя слушал, уж очень все интересно рассказываешь, но кое-кто уже зевает, да у меня сегодня денек был изрядно загружен делами, а ты еще не перешел к самому главному.
Емеля согласно кивнул и остальное, как и подобает ратнику полка Стражи Верных, хоть и бывшему, изложил за несколько минут:
– Ентот Бернар – родич Мнишков. Чрез него и выведали кой-что. Но сам он у нас никогда не играл, потому прижать было нечем. Ядвига, конечно, баба хитрющая и что смогла – вытянула, но… Словом, о том у нас на отдельном листе прописано.
– А договор Дмитрия с королем? – напомнил я.
Емеля усмехнулся:
– То краковский воевода подсобил – уж больно он до игры азартен, так что мы чрез него и вышли на нужных людишек. С бумаги, кою Дмитрий с королем составили, мы на всякий случай сделали три списка. Один оставили, яко ты, княже, и сказывал, у себя в тайнике, а остальные туточки, в ларце прикатили.
– Ну а насчет крещения в латинскую веру?
– И тут тож яко с Мнишками, – сокрушенно вздохнул Емеля. – Выведать выведали, а бумаг привезли токмо две. Одна со словесами служки из церкви Святой Варвары, а в другой описано, яко краковский воевода Зебжидовский похвалялся во хмелю. Мол, теперь его стараниями латин на престоле Московии усядется. – И встревоженно спросил: – А что, княже, неужто и впрямь латин православной Русью править учнет?
Я искоса бросил взгляд на охранников. Те тоже смотрели на меня с явно написанной на лицах тревогой. Чувствовалось, что этот вопрос волнует не одного Емелю. Вон как насупился Жиляка, а у Оскорда и кулаки сжались – хоть сейчас в бой за истинную веру.
Ну и как тут объяснить парням, что информация эта мне требовалась исключительно для спасения семьи Годуновых, а вероисповедание правящего монарха как-то не особо волновало? С таким настроем мой крупье, чего доброго, таких дел самовольно настряпает – только держись.
Нет, все правильно я решил. Надо отправлять ребят обратно в Речь Посполитую, и чем раньше, тем лучше. В кругу семьи они, как я уже успел узнать, побывали, а больше им тут делать нечего.
