Атаман (СИ) - Вязовский Алексей

Я поцеловал мягкие руки этой бабушки индийского сопротивления, как ее называли многие.

— Вы все сможете сделать сами, госпожа. Сейчас наша армия разобьет англичан напротив Бенареса и пойдет на Калькутту. Оставшихся инглиси слишком мало, чтобы вам противостоять.

Она благословила меня на свой манер, поцеловала в лоб, надела на мою шею тяжелое жемчужной ожерелье и подарила слона.

И вот он тут, стоит и толкается, зараза.

— Ну же, Петя, залезай! Будет весело!

Я махнул рукой. В конце концов, я теперь в Индии, и надо когда-нибудь начинать осваивать этот транспорт.

Махоут опустил слона на колени. Я забрался на площадку. Сел рядом с Марьяной. Она юркнула ко мне под бурку, прижалась теплым боком.

Слон неторопливо двинулся в реку. Зашел величаво, как авианосец, сделал несколько шагов и… провалился. Дно ушло у него из-под ног, он задергался и перевернулся. Мы полетели в ледяную воду. Бурка камнем пошла на дно.

Выбрался на берег и вытащил Марьяну. Мы оба тряслись от холода, у девушки посинели губы. Я принялся ее энергично растирать.

— С Крещеньем вас, Петр Васильевич! — стуча зубами, выдавила из себя Марьяна.

* * *

Двуречие Ганга и Карамнасы, деревня Мурдон, Крещение 1802 года.

Огромные барабаны, подвешенные на боках слонов, забили «поход». Завизжали закрученные медной улиткой трубы — сипаи в белых мундирах двинулись, формируя линию. Крайне бестолково, суетно и неровно. Вместо стройной линии штыков выходила какая-то старая гребенка со сломанными зубьями — за что только наемным офицерам платят?

Платов сердито крякнул: все точь в точь, как он на вчерашнем совете говорил: «нету у меня уверенности в стойкости маратхской пехоты. А казачьей лавой или вашей толпой всадников англичан мы не опрокинем — правильное каре и кирасиры не пробьют, полягут у линии штыков». Он-то знал, о чем говорил: баталий серьезных повидал немало.

Атаман еще раз осмотрел будущее место сражения, грустно усмехнулся над превратностями выбора поля боя. Вышли два дня назад из форта Рамнагра — не крепость, а скорее замок наваба с кучей ненужных архитектурных излишеств, снова захваченный без боя. Двинулись от Ганга, дошли до Карамнасы. Берега речки — что левый, что правый — были буквально утыканы селениями через каждые пять-шесть верст. Окруженные глиняными стенами и убранными полями, они были похожи друг на друга, по крайней мере те, что притулились на левом берегу, вдоль дороги на Буксар — Садраза, Нубупур, Мурдур… У последнего и решили встречать англичан, хотя оно ничем не выделялось среди прочих. Разведка доложила, что столкнулась у следующей деревни, Гуддасур, с разъездами сипайской кавалерии. Оттого и выбрали Мурдон, а лагерь поставили у Нубупура. А вышли бы из Рамнагра на полдня раньше, могли бы у иного селения принять бой. Что это, фатум? Почему именно здесь? Его, как военного человека, этот вопрос всегда занимал — что же влияет на выбор места, где многие распрощаются с жизнью? Сколько в его карьере выпало таких случайных деревень и городков, где терял боевых товарищей, а сам еле-еле уворачивался от бледной с косой!

Вчера пытавшихся навязать свой план битвы Синдию и Перрона атаман послал лесом, сославшись на свое звание назима. Съели, хоть и насупились.

— Нас намного больше, но наше преимущество не в численности, — сообщил Матвей Иванович собравшимся на совещании. — Видел я выучку ваших солдат…

Он замолчал, умышленно нагнетая паузу, ждал возражений, но их не последовало.

— Отсюда вывод, — возвысил голос атаман, — вся надежда на артиллерию. Ее у нас много, калибры крупнее английских — главное заставить противника не атаковать, а стоять под ядрами в ожидании атаки конницы. На такие штуки мы мастаки. Так закружим-запутаем, что с места не сдвинуться. Поэтому план таков: на левом фланге ставим вашу конницу, ее задача постоянными бросками сдерживать правое крыло англичан. Центр — в две линии. Первая — сипаи махараджи Синдии, они себя лучше показали под Дели. Им не помешает рогатки перед собой поставить — какое-никакое, а препятствие. Вторая — полки махараджи Холкара. Вся артиллерия — в линию перед пехотой. Наш резерв — армия княжны Бегум, ей прикрывать лагерь на случай прорыва…

— Почему? — возмутилась индийская Жанна Д’Арк. — У вас предубеждение против женщин на войне?

— Ну что вы, мадам! — соврал Платов, не моргнув глазом. — Ваши батальоны имеют прекрасную выучку, а в нашем лагере собраны огромные ценности.

Княжна Иоанна сердито фыркнула. Но продолжить спор ей помешал Холкар.

— Я возглавлю конницу, а пехотой пусть командует Перрон. Почему левый фланг, Платов-назим?

— Объясню, — спокойно ответил Матвей Иванович. — Нам, казакам, нужен простор для маневра. А на левом фланге нас будет ограничивать Ганг. Так что мой выбор — правый.

— Там же речка! — вставил слово Перрон.

— Речка нам не помеха. Перейдем вброд и широкой дугой выйдем англичанам в тыл. Никуда опосля не денутся, имея нас на загривке. Так и будут отбивать наши ложные атаки, а вы тем временем начнете их лупить ядрами. До тех пор, пока они не дрогнут. Мои артиллеристы помогут. А как начнут инглиси отступать, тут-то мы им покажем, где раки зимуют.

Он понял, что вышла игра слов. Где зимуют «вареные раки»? Конечно, в кастрюле. Платов рассмеялся, всех удивив своим настроением.

— Сикхи с тобой пойдут! — решительно заявил Сингх.

— С нами — так с нами, — не стал спорить Платов. — Я планировал вас в третью линию поставить, чтобы, значица, с фронта атаковать, когда время придет — через пехотные порядки. Коли с нами пойдешь, на тебе вражеская кавалерия, Ранджит. Свяжешь ее боем, чтобы нам не мешалась…

Платов прокручивал и прокручивал этот разговор, почему-то чувствуя, что где-то ошибся. Задний ум подавал тонкие сигналы, вроде комариного писка, но он никак не мог ухватить ниточку, с помощью которой можно вытащить ускользающее. Что-то неправильно. Но что?

Оттого он был хмур в это праздничное утро, с мрачным видом принял благословение отца Варсонофия и даже не улыбнулся ожидаемой шутке казаков, которую выдавал каждый второй.

— Вот и искупались в проруби! — говорили они, выбираясь мокрыми на правый, бенгальский берег Карамнасы.

За рекой, как ему сказали, начинались уже британские владения. Ему бы обрадоваться, что встали наконец на прямую дорожку, что вот он, долгожданный противник — выступает ровными колоннами из-за деревенской ограды, выкатывая вперед пушки… Но нет — ни радости, ни обычного предбоевого куража как ни бывало. Он злился на себя, но ничего поделать с этим не мог.

В итоге, плюнул и покинул ряды вождей союзников.

— С казаками пойду, — заявил он. — Как и Сингх со своими сикхами.

Никто не возразил. Все указания розданы, задачи понятны, а Платов-назим хоть и главный, но через толмачей немного накомандует. И слона у него нет. Какой махараджа станет руководить боем без слона? Какой командир станет выполнять приказы простого всадника?

Атаман со своими телохранителями быстро помчался догонять казаков, строившихся уже за рекой. Он проехал мимо деревни, которую Карпов, наплевав на вопли жителей, превратил в маленький форт. В глиняной стене пробил амбразуры и выставил из них единороги. Форт и пушки должны были прикрывать безлошадные или легкораненые казаки. Они накрутили себе дырок в глине, и полезли на стену, чтобы посмотреть, как начнут разворачиваться события.

Платов и донцы перемахнули реку. Золотистый аргамак, любимый конь атамана, подаренный ему Череховым, гневно фыркнул и попытался отряхнуться, затряс головой. Наездник его поторопил. Ахалтекинец недовольно заржал, но подчинился.

Казаки уже построились поэскадронно. В сравнении с толпой сикхов, уже пыливших в сторону Буксара, эта слаженность и порядок сразу выдавала в них профессионалов.

— С богом! — махнул рукой Платов, занимая позицию с краю средних линий.

Тронулись.

Атаман не отводил взгляда от противоположного берега, прикидывая, где лучше форсировать реку и в какой момент. Сикхи уже пылили в полверсте впереди, приближаясь к деревне на британской стороне.