Афганский рубеж 4 (СИ) - Дорин Михаил

Очередной выбор опять предстоит сделать мне. Поступить по закону или по совести. И ведь бой в 35 километрах от Шахджоя. Рукой можно подать!

— Максим, тебе координаты группы дали? — спросил я.

Лейтенант дёрнулся, и несколько капель пота разлетелись во все стороны. Бортовой техник Заур Бакаев тоже не выглядел глыбой. Что-то шептал себе под нос, щёлкая пальцами.

— Да. Так точно! Курс отхода 100°, подлётное время 13 минут, — протараторил Максим.

— Хорошо. Секундомер, — ответил я, готовясь выйти в эфир. — Коверкот, 102-му, мы взлетаем. Времени нет.

— Понял. Разрешил, — ответил быстро руководитель полётами. — «Глобус» подсказывает, что группа по-прежнему в огневом контакте.

Эту информацию он получил с ЦБУ разведчиков. Значит, придётся попотеть не меньше, чем Максиму.

Первыми со стоянки взлетели два Ми-24 и резво пронеслись перед нами, уходя в сторону хребта Сургар. Я начал медленно поднимать рычаг шаг-газ. В эфире уже начали активно разговаривать «шмели», определяясь с порядком действий в районе цели.

Ми-8 слегка качнулся из стороны в сторону и медленно оторвался от ребристой поверхности стоянки. Одновременно взлетел и ведомый с позывным 109.

— Скорость 100, пошли влево, — дал я команду и плавно отклонил ручку управления влево.

Аккуратно облетели антенну приводного радиомаяка.

— Коверкот, 102-й парой отошёл по маршруту, — доложил я.

— Справа на месте, — вышел в эфир ведомый.

— Понял. Давай прибор 220. Побыстрее, — сказал я и слегка отклонил ручку управления вперёд.

Стрелка указателя скорости задрожала и устремилась к нужному значению.

Ми-8 послушно маневрировал над мелкими сопками, легко поднимался над гребнями и опускался в низины, словно чувствуя каждый изгиб этой земли. Вибрация корпуса передавалась через ручку управления.

Быстро пересекли трассу на Газни, продолжая следовать к хребту Сургар.

— Здесь уже не получиться пройти на предельномалой высоте, — сказал по внутренней связи Максим.

— Набираем 1500, — дал я команду ведомому, занять безопасную высоту вслед за мной.

Впереди был небольшой перевал, который можно использовать для пролёта над горной грядой. Ми-24 шли уже далеко вперед, забираясь всё выше и выше. Сумерки продолжали перерастать в сплошную темноту. Ещё немного и ночь полностью вступит в свои права. Тогда забрать разведчиков будет гораздо сложнее.

— Ставр, 117-му на связь, — начал вызывать командира группы ведущий Ми-24.

Однако, это был позывной авианаводчика в рядах разведчиков. Значит, пара «шмелей» уже наблюдает место боя. Мы же продолжали набирать высоту, готовясь перемахнуть хребет.

— Отвечаю! Ведём бой. Западная окраина Джабра… Крада… здоровенный кишлак! — запинался авианаводчик.

Было слышно, как на заднем фоне что-то сильно стучит.

— Наблюдаю, но вас опознать не могу. К вам парой «полосатых» и двумя «пчёлками». Дайте целеуказание.

Пока авианаводчик в грохоте разрывов, шуме помех и стрельбе выводил на цель пару Ми-24, мы с ведомым перемахнули хребет. Картина боя была перед нами и напоминала лазерное шоу. Со всех сторон летели пунктиры трассеров. Едва видны разрывы от гранат и стрельбы из пушки Ми-24. В наступающей темноте вся низина на западе большого кишлака была во вспышках выстрелов. Где тут свои, а где духи — сразу не определить.

— 102-й, я 117-й, работаем по целям.

— Понял.

Крутить виражи ночью над столь враждебным районом опасно. Пришлось отойти подальше от кишлаков, скрываясь за небольшими сопками.

— 117-й, я Визит. Отошли к отметке 2302. Уйти отсюда не можем. Со всех сторон насели, — появился в эфире и командир группы.

Эта господствующая высота находилась как раз западнее кишлака Джабаркала. Значит, оттуда и будем забирать. Осталось найти место, куда сесть. Восточный склон больше всего подходит.

— Визит, 102-му. Сможем на восточной части сесть?

— Я Визит, восточный склон обстреливается. Не сядете 102-й, — подсказал в эфир командир разведгруппы.

Выходим из виража. Видим что на восточном склоне идёт самый мощный накат духов, которые бьют из РПГ и ДШК. Когда только успели подтянуть!

— 102-й, мы отработаем по склону. Есть площадка на южной стороне, — услышал я предложение от ведущего Ми-24.

Только это предложение поступило в эфир, как тут же на южном склоне завязалась перестрелка. Ещё и в нашу сторону полетело.

— Ухожу влево, — доложил я, отвернув от горы и пройдя вдоль высохшего русла реки. — 109-й, пока не подходи.

— Понял, — ответил мне ведомый.

Так мы будем долго крутиться. Духи тоже не дураки. Подпустят поближе и обстреляют из всех стволов. И мы убьёмся, и парней не вытащим.

Разговор в эфире продолжился. Были предложения группе отойти на малую высоту на северной части отметки 2302. Но куда именно, понятия не имею. Сама гора представляла собой некий неправильный и неровный, чуть нагнутый на юг, конус. Сесть рядом с ней или на каменистое плато у подножия было невозможно. Ну, как минимум, трудно.

Симпозиум в эфире, где садиться и забирать группу ни к чему не привёл.

— Максим, смотришь справа. Я слева. Заур — готовься дверь открыть. Будем садиться на «козырёк» и оттуда забирать, — сказал я, направляя вертолёт к вершине горы.

Духи активизировались и начали переносить огонь в нашу сторону. Мимо прошла одна очередь ДШК, заставившая меня резко уйти влево. Тут же с южного склона из автоматов нас плотно обстреляли. Я почувствовал, как по фюзеляжу несколько раз попали, но не критично.

— Эм… куда? — поинтересовался лётчик-штурман, который ещё не понял, что за цирковой номер сейчас будет.

Времени рассказывать, что и как не особо много. Я просто показал на то место на вершине отметки 2302, за которое можно зацепиться колесом.

— Фары включаем, — сказал я по внутренней связи.

На левой боковой панели включил тумблер фары. Слева под фюзеляжем появился длинный луч, освещающий склон горы и место нашей посадки.

— Визит, я 102-й будем на выступ садится, — сказал я в эфир и начал подводить вертолёт ближе.

Командир разведчиков понял не сразу, что ему нужно карабкаться ещё выше.

— 102-й, мы… понял вас. Идём дальше к вершине.

Участок вершины горы 2302 был примерно длиной в два метра и шириной около трёх. Вот за этот-то уступ и нужно зацепиться левой стойкой.

Ми-24 продолжали заходить на цель и отрабатывать всем вооружением, что у них было. На склонах то и дело появлялись разрывы от реактивных снарядов, поднимая в сумерках клубы пыли.

Слева от себя наблюдаю каменистый склон горы. Подвожу вертолёт. Медленно и аккуратно, совершенно не обращая внимание на продолжающийся бой у подножия этой господствующей высоты. На секунду показалось, что сами душманы обалдели от нашей задумки и решили посмотреть, что же будет.

Ручкой управления и педалями парирую отклонения. С каждым метром удерживать вертолёт всё сложнее и сложнее, а до искомого каменного выступа ещё далеко.

— Спокойно. Держимся. Контроль за оборотами, — проговаривал я по внутренней связи.

— Обороты в норме, — подсказывал мне Максим показания приборов контроля двигателей и несущего винта.

Провалятся обороты, и вытянуть вертолёт будет сложно. В горле совсем стало сухо, а маленькая капля пота продолжает катиться по виску. Ох, и хочется же её сейчас смахнуть, да руки заняты.

Нос вертолёта уже над каменным выступом. В нижний блистер видно гладкую и отшлифованную временем поверхность. Воздушный поток от несущего винта продолжает поднимать вверх пыль, ухудшая видимость.

Аккуратно отклонил правую педаль, чтобы выровнять вертолёт по направлению. Рычаг шаг-газ буквально прилип к руке, перемещаясь вверх-вниз с минимальным темпом. Ещё секунда и… есть касание!

Почувствовал, как левая стойка нашла в этой тьме опору. Но это только начало.

— Быстрее! Быстрее! — громко сказал я, удерживая вертолёт на поднятом рычаге шаг-газ.

— 109-й 102-му! Наблюдаю вас. Буду садиться следующим… — доложил мой ведомый, но тут же пропал со связи.