Темноводье (СИ) - Кленин Василий

«На каком бугре?» — не понял хабаровский гость, а оказалось, что это имя собственное.

Так вот, этот Бугор находился возле местной речки Бурхановки. Похоже, это она и была. Бугра Санька не видел — очень уж густо тут всё поросло. А, может, и Бугор этот не такой уж большой. По крайней мере, по хабаровским меркам.

Силки они поставили совсем недавно, но в парочку уже успели угодить цветастые жирные фазаны. С таким уловом можно домой возвращаться, но парни проверили все петли, даже самые дальние, коль уж пришли. А то добыча до завтра может и не дожить: хорек утащит или сова ночью найдет. Поэтому возвращались уже в сумерках, болтая о пустом.

Все-таки, хоть, Гераська и пустоголовый человек, и язык у него — помело; но чутье у казака звериное! Санька шел себе, насвистывал, глазел во все стороны, когда его напарник вдруг весь напрягся, ощерился, а невидимая шерсть на загривке вздулась бугром.

— Ты чо?.. — начал бы Санька, но сбоку расступились кусты, что-то сильно ударило его в плечо, и Дурной полетел прямо в крепкий ствол родной березоньки. Когда обернулся, на тропинке уже схватились Гераська с… с каким-то дикарем. Мелкий, но, как росомаха, с яростным рычанием тот накинулся на промысловика и вцепился в него, казалось, всеми конечностями.

— Поди, дура! — заорал Гераська злобно и испуганно, отодрал от себя аборигена и отбросил в сторону.

Тот упал по-кошачьи, рука его сразу нащупала какой-то камень, и дикарь, не раздумывая, швырнул снаряд во врага.

— Ой! — растерянно выдал Гераська, схватившись за голову; из-под руки потекло черное, и казак стал медленно оседать.

За эти пару мгновений Санька только и успел, что встать на ноги и тряхнуть головой. Словно в кино, на его глазах нападающий вытащил из сапожного голенища нож (костяной!) и прицелился на Гераську.

Разумеется, отправляясь в лес, парни сабли с собой не брали. У Гераськи имелось короткое копье, а Санька вообще был с ножом и палкой. Вернее, палка улетела куда-то в зелень. Не раздумывая, он бросился на дикаря. Тот явно родился от кошки! Или от россомахи. А еще точнее: один из зверей обрюхатил другого — и на свет появилось это недоношенное чудовище. Туземец услышал шум, резко обернулся, отпрыгнул, ушел от захвата и принялся размахивать ножом.

Санька выдохнул. Хоть, на Гераську не видается — тому совсем худо стало. Да и ножи, это то, что уличному пацану было знакомо. Не то, чтобы он такой крутой, что участвовал в поножовщине! Но ножи у Извести были с 12 лет. Мог метнуть, даже «скрытно»; знал, как бить надо и как бить нельзя. По крайней мере, старшие мальчишки им любили такое показывать. Этому же зверенышу явно показывали как-то не так. Потому что махал он сильно, но руку не прятал, выпячивал. Санька стоял на надежной дистанции, высчитал амплитуду махов — и пнул снизу по кисти.

Чертов дикарь и тут почти успел увернуться! Но почти — пальцы все-таки не удержали нож. Пока туземец провожал взглядом оружие, Санька кинулся на него. Началась борьба. Звереныш всеми силами пытался вырваться, чтобы разить на дистанции, а Известь, используя преимущество в весе, подминал его под себя. Периодически он пытался зарядить противнику с локтя или кулаком, но, в основном, руки были заняты удержанием этого юркого существа. Дикая тварь даже впилась зубами ему в предплечье!

— Сука! — заорал разъяренный Известь и со всей дури ударил сверху головой.

«Лбом — в нос, лбом — в нос» — настойчиво напоминал он себе, потому что, если ударить неточно, получится наоборот и только себе хуже.

Кажется, попал. Потому что дерганья туземца ослабли, а вместо рычания раздался еле сдерживаемый скулеж.

«А помогли мне драки с казаками!» — внезапно обрадовался Известь, выхватил кудылчин ножик и плоскостью вдавил лезвие в щеку врага. Он это видел в каком-то фильме.

Теперь можно и осмотреться. Гераська лежал на боку без чувств. Но дышал глубоко и вроде ровно. Напавший, почуяв холод железа замер.

«Блин, и что мне теперь с тобой делать?» — он с удивлением разглядывал поверженного противника, который оказался совсем мелким — лет 15-16 на вид. Одежда поношенная, лицо тощее, глаза безумные. Судя по шмоткам — наверное, даур.

— Какого ты рода? — медленно спросил Санька, вспоминая уроки Мазейки.

Подросток яростно плюнул. Известь прижал его левой рукой, развернул нож рукояткой и стукнул по лбу. Это больно.

— Какого ты рода?

— Рода, который вы, лоча, уничтожили! — яростно выкрикнул юный даур.

И всё. И весь накопившийся гнев Саньки сразу испарился. Моментально. Только чувство легкой вины за не свои грехи. Но уж коли носишь одежду казаков, ешь с ними из одного котла — то будь любезен не отмежёвываться! Это, мол, они натворили, а я чистенький… Так это не работает.

«Мы убили его родню. Он за нее попытался убить Гераську. Я за Гераську пытаюсь убить его. Кто-то потом убьет меня» — отрешенно думал он, убирая нож с лица звереныша.

— Я отпущу тебя, — сказал он спокойно.

Рука Дурнова обмякла, но удивленный даур не вырывался.

— Я тебя отпущу, если ты выполнишь мою просьбу. Знаешь ли ты род Чохар?

Юнец злобно засопел.

— Да, просто скажи: знаешь или нет? Больше ничего не надо.

— Слышал, — пробубнил туземец.

— А дорогу к ним найти сможешь?

— Люди подскажут…

— В нашем лагере есть пленница, — новый спонтанный план начал захватывать Санькину голову. — Она — дочь князьца Галинги из рода Чохар. Я собираюсь выкрасть ее. Мне нужно, чтобы ты отвез девушку к отцу. Уверен, он щедро одарит тебя. И, наверное, с радостью примет к себе.

Дурной пытливо посмотрел на подростка.

— Справишься?

Даур фыркнул.

— А ты чего хочешь? Чтоб я потом выкуп привез? — он даже улыбнулся, решив, что лоча совсем глупый: выкуп вперед надо давать.

— Нет. Выкупа не хочу.

— А чего хочешь?

— Ничего. Я прошу тебя помочь вернуть пленницу отцу — что тут непонятного?

— А тебе какая корысть? — уже по-иному озлобился звереныш; что за дурной и непонятливый лоча!

— Мне? — Санька задумался. — Просто это неправильно.

Потом еще подумал.

— Я хочу отомстить злому Хабаре за обиды. Теперь понятно? Сможешь помочь? Тебе большие выгоды будут.

Даур, уже полностью освобожденный, кивнул.

— Когда?

— Вот не знаю точно, — потер заросший жиденькой бороденкой подбородок Известь. — В ближайшие ночи. Приходи на это место каждый раз после полуночи. Я приведу пленницу.

И затем добавил некстати:

— Меня зовут Сашко Дурной.

— Аратан, — серьезно ответил мелкий даур, и Санька внезапно рассмеялся: «аратан» означало «дикий зверь».

— Возьми копье, Аратан! Скажу, что ты его украл. Пусть это будет залогом нашей сделки.

Туземец растворился в кустах, а Дурной поспешил к бесчувственному Гераське, на ходу отрывая край подола рубахи.

Глава 32

Санька даже не знал, приходил ли даур на условленное место все минувшие ночи. Может быть, уже плюнул и ушел искать для мести новых лочи — теперь у него для этого есть хорошее копье.

За копье-то им в лагере особо влетело: не пальма местная, а крепкое боевое, с втульчатым наконечником. Казаки подняли молокососов на смех, что те не смогли противостоять одному нехристю. Уж как Гераська не живописал, насколько даур был «вогромен» да «шустр» — а поиздеваться над молодыми неудачниками сбежались все бездельники в зоне видимости. Но Санька не расстраивался: Гераська ранен не сильно, только кусок скальпа держался на одной повязке, да сотряс приличный. Зато теперь молодой казак был убежден, что Дурной спас ему жизнь и во всем за своего спасителя заступался.

Начавшаяся кутерьма с арестом, борододранием и мордобитием Хабарова даже Саньку, ко всему информационно готового, выбила из колеи. Лагерь гудел ульем, все не понимали: а что же теперь будет? И, как-то непроизвольно мысли о приближающемся побеге… потускнели, что ли. Невольно душа переживала за землепроходцев, звезда которых плавно преодолела зенит и начала свой путь под откос… Где в конце ее переедет локомотив. А они ведь это не знают даже! Только нутром чувствуют.