Темноводье (СИ) - Кленин Василий

И вот подслушанный разговор Кузнеца ударил Дурнова пустым мешком: надо срочно заняться побегом! Известь тихонько утек с атаманского бивака и стал бродить по лагерю под чернеющим небом.

В этом мире многое делают иначе. Например, рано ложатся спать. Режимом дня людей, особенно, живущих на лоне природы, управляет солнце. Зашло — спать, выглянуло — подъем! Конечно, можно и посидеть полночи у костерка, только зачем? Так что лагерь плавно, но неизбежно засыпал. До полуночи еще куча времени. Но и дел осталось немало. Санька бродил меж лежащими вповалку людьми и высматривал лучший путь от дощаника с Чакилган до ближайших зарослей. Абсолютно безопасного пути не видно.

Тогда он тихонько стянул со спящего мужика колпак с густой опушкой. А потом не удержался и спер его же сапоги. Спустился к реке: зиновьевские дощаники охраняли стрельцы, а вот хабаровский ряд судов доверился божьей защите. Нет, на лодках кто-то мог и бдеть. Но без особого рвения: кого здесь бояться такой орде!

Дурной выждал момент, вышел из тени и, покачиваясь, пошел к урезу воды. Распростал штаны и принялся демонстративно прудить в реку. Стрельцы со своего поста наверняка должны это заметить. После неспешно и нарочито неуклюже полез на дощаник. Хотя, старался изо всех сил не шуметь.

Сел на носу. Прислушался. Только ровное дыхание. Луна давала свет стабильный, но неверный. Под навесом еще хуже видно, но он точно помнит, где вбито кольцо…

Каждый шаг, как вечность. Не дай бог, кого зацепить! Права повторить у него нет.

Кольцо должно быть слева. Привыкшие к тьме глаза смутно различили темный силуэт. Рука тихонько опустилась на плечо. По ощущениям: грубое сукно халата. ЕЁ халата.

— Чакилган?

— Сашко?! — в тихом шепоте удивление и восторг, надежда и страх.

Девушка спросонья завозилась, пришлось на нее цыкнуть.

— Бежать? — еще тише спросила она, интонацией подразумевая «неужели».

— Да.

Разве мог он увидеть блеск ее черных монгольских глаз, да еще под тенью навеса? Но Санька был уверен, что видит, как сияют глаза девушки.

Он быстро перерезал ножом веревки — Чакилган тихонько положила ладонь ему на грудь… Это было как ожог! Дурной аж задохнулся и чуть не выронил ножик. Вот для этого! Он всё делал для этого.

И оно того стоило.

— Иди за мной след в след, — шепнул он, собравшись, наконец, с силами.

Крадучись, выбрались они на нос лодки и засели среди корзин. Санька обул девушку в краденые сапоги. Каждое касание лодыжки даурской княжны било его новым разрядом тока, и хотелось затянуть этот момент на часы… Сапоги оказались слишком велики: пришлось обматывать голенища шнурками. В довершение нахлобучил колпак на голову.

— Будешь идти за мной и покачиваться.

— Зачем? — изумилась беглянка.

— Надо, — смутился Санька.

Они прошли без проблем. Чакилган покачивалась крайне натурально, потому как в плену от ходьбы отвыкла. Один раз какой-то страж их окликнул, но он узнал Дурнова, и тот признался, что водил Гераську до реки: у того от удара голова кружится.

— Ну да, от удара, — гыгыкнул сторож.

И вот они в кустах. Санька тут же велел ускориться. Звезды говорили, что уже давно за полночь, а им еще идти и идти. Да и ночью дорогу хрен найдешь! Хорошо, хоть, речку, даже такую махонькую, как Бурхановка слышно издалека. А где же выворотень?

Они вышли к ручью явно в другом месте.

— Аааа, некогда искать! — Санька прыгнул в воду. — Давай на закорки.

Молчаливая Чакилган, ни мгновения не сомневаясь, запрыгнула на парня, и доверчиво прижалась к нему.

«Да что же это!» — постарался унять Санька разбушевавшееся сердце и пошел по воде. Погрузился ниже пояса, так что намокли оба.

— Вроде то место, — растерянно бормотал Дурной, оглядываясь на, наконец-то, найденной тропке. — Или нет?

— Я тут! — из-за дерева выскользнул Аратан с копьем. — Столько ночей ждал, когда ты всех лоча приведешь меня ловить… А это и, правда, пленница.

— Вот, Чакилган, — севшим голосом начал беглец. — Это храбрый воин Аратан. Он поклялся, что отведет тебя к отцу… — слова, еще и чужие, подбирались с огромным трудом. — Ты будешь дома.

— А ты? — девушка распахнула свои огромные глаза… в которых был не вопрос, а просьба.

И больше всего на свете сейчас он хотел исполнить ее! Быть с ней! Быть рядом! Таскаться по этим буреломам, носить ее на своей спине, заботиться и защищать… чтобы только видеть ее глаза. Чувствовать пламя ее ладони на груди.

…Только сзади оставались люди. Так уж вышло исторически — его люди. И у них очень скоро начнутся проблемы. Бежать сейчас? У него во дворе так не делали.

— Мне нужно остаться, Чакилган. Это мой род.

Девушка кивнула. Она понимает. Но руки беглянки безвольно повисли вдоль тела.

— Вот, — он отстегнул с пояса нож Кудылчи и неуклюже вручил ей. — Пусть тебя оберегает.

С легким поклоном Чакилган приняла подарок.

— Я возьму… на время. Ты ведь заберешь его… потом?

«Она будет ждать! — возликовал Санька. — Она зовет меня!»

— Обязательно! — ответил он чересчур страстно, но иначе просто не мог.

Даурка тепло улыбнулась и взглянула на своего спасителя, чуть наклонив голову набок.

— Сашко хороший.

— Я Дурной, — глупо разулыбался беглец из будущего.

Чакилган кивнула: мол, с этим не буду спорить.

— Хороший Дурной.

И княжна с Аратаном исчезли в ночи. А ошалелый Дурной пошел назад.

Уже на опушке, где казаки начисто вырубили жалкий лесок, росший вдоль берега, он внезапно закаменел. На голом месте, прямо в свете неверной луны, стоял Козьма. Сын Терентьев что-то мучительно высматривал на земле и хмурился.

«Меня выслеживает, падла! — ахнул Санька. — Опять он. Да что ему неймется-то…».

Рука бесшумно потянулась к сабле. До врага метров десять. Если первым оружие вынуть, если заранее изготовиться — у него будет достаточное преимущество…».

Пальцы разжались.

«Фигня какая-то получается… Даура-врага я пожалел и отпустил, а русского-врага убью?».

«А что, лучше пусть он тебя убьет?».

«Ну, он-то пока не убивает…».

И Санька шагнул из кустов.

— Меня ищешь, толмач?

Козьма резко схватился за саблю, но увидел широко разведенные руки найденыша и наглую улыбку, устыдился и оставил клинок в ножнах.

— Тебя, Дурной, тебя… А девка где?

— Далеко уже. Тебе не достать. И никому не достать.

Толмач вздел брови.

— Упустил? Почто сам-то здесь? Ты ж за ясырным выкупом, поди, бежал?

— Нет. Не нужен он мне.

— Тогда что ж аманатку-то покрал?

— Хочу, чтобы она жила.

— Ишь добродей выискался, — ухмыльнулся Козьма. — Можа, хочешь, чтобы и я жил?

— В точку попал, — улыбнулся Дурной. — Не представляешь, Козьма, какое у меня сейчас искушение было. Воздать тебе за темницу, которую ты мне подарил. Я ж тебя первым заприметил. И место тихое — как на заказ.

Он сам сделал шаг к толмачу.

— Но ты прав: я хочу, чтобы ты жил.

Козьма молчал.

— Не бывает так, — наконец, зло бросил он. — Тесно людишкам на земле. Кто-то кого-то завсегда живота лишает.

— Все вы так говорите, — пожал плечами Сашко. — Один убивает другого, другого убивает третий. И так без конца. А я не хочу. Моя сабля в ножнах, и ты жив. Вот размышляю: можно ли остановить эту цепочку? Или ты ее заново продолжишь?

Наполовину обезумевший Санька просто взял и пошел. Мимо Козьмы, прямо в лагерь. Тот не решался рубить, не чувствуя сопротивления. По спине тёк ледяной пот… и тут Известь вспомнил один хитрый приемчик, на который взяли его самого.

— Надеюсь, хоть, в спину не ударишь, как трус.

И дошел до бивака! Что там творилось в душе Козьмы, он так и не разобрал, но дошел до безопасного места и отрубился без задних ног.

«Значит, можно! — ликовал он, уже засыпая. — Можно с ними что-то сделать! Нет, надо непременно утром поговорить с Кузнецом… Он должен понять… Мы должны…».

А утром его повязали, избили, выпороли плетью и заперли в пороховой землянке, связав по рукам и ногам.