Сергей Шхиян - Юродивый
— Туда! — приказал он и потащил меня за собой.
Мы миновали казачий стан и только тогда остановились. Вопли и проклятия возле костра не смолкали, делались еще громче.
— Не знаешь, где Полкан? — спросил я запорожца.
— Там был, — махнул он рукой.
— Волки, волки! — будто в подтверждении его слов, закричал издалека высокий юношеский голос. — Спасайся, кто может!
— Вот и Полкан объявился, — сказал я, вглядываясь в темень, — как бы чего с ним не случилось!
Шум и крики все продолжались, нам пора было уходить, но я тянул, ожидая появление собаки. И, действительно, скоро она появилась, но в самом жалком виде. Пес вынырнул из черноты, добрел до нас и повалился на землю.
— Готов, — сказа Степан, — пошли отсюда.
— Я его не оставлю, — решительно сказал я, и поднял на руки. Он жалобно заскулил.
— Брось его, иначе нам не уйти, — тревожно сказал запорожец, вслушиваясь в гвалт на казачьем стане.
— Ничего, — упрямо проговорил я, торопливо направляясь в сторону оставленных лошадей.
Собака была достаточно тяжелой, чтобы бегать с ней на руках, но бросать ее на верную гибель я не мог и не хотел. Пришлось поднапрячься. Степан уже успел скрыться, а я продолжал пыхтеть, преодолевая густые заросли. Наконец удалось выбраться на пустошь. Теперь бежать было легче, но пес у меня совсем сомлел и, кажется, потерял сознание. Руки и одежда стали липкими от его крови. Понять характер ранений в темноте и такой ситуации было невозможно, оставалось предполагать, что его порубили саблей. Наконец впереди показалось что-то темное, и меня окликнул кашевар. Я подошел к лошадям и опустил собаку на землю.
— Живой? — спросил запорожец.
Он уже был в седле и, привстав в стременах, всматривался в ночь.
— Помоги, — попросил я, садясь на лошадь.
Степан легко соскочил наземь и подал мне собаку. Конь тревожно переступал ногами, чуя запах крови.
— Скачем туда, — показал я на самый близкий лес.
— Лучше на старое место, — возразил запорожец, — там нас искать не станут.
— Нет, мне нужен свет, осмотреть Полкана, — ответил я и поскакал в сторону леса.
Людям не любящим животных такое решение покажется странным, простой блажью или чудачеством. Остальные, думаю, меня поймут. Степан не понял. Объяснять ему ничего я не стал, оставил право следовать за мной или делать, что заблагорассудиться. Он смирился.
В лесу я разжег костер и, наконец, смог осмотреть пса. Как и предполагал, ему досталось несколько ударов саблей. Кроме одной глубокой раны, это были просто порезы. Сколько я мог разуметь, ничего грозящего жизни не было, и порадовался, что не бросил его на смерть и растерзание.
— Завтра, послезавтра сможет ходить, — сказал я запорожцу, внимательно наблюдавшему за тем, как я лечу пса.
— До послезавтра дожить еще нужно, — недовольно ответил он. — На нас теперь такую охоту устроят…
— Ничего, отобьемся, — легкомысленно пообещал я. — У меня лук хороший и стрел полный колчан. Ты Рэмбо случайно не знаешь? Он и не от таких отбивался.
— Кто такой, с какого куреня? — заинтересовался Степан.
— С Голливудского.
— Кажется, слышал о таком, только его как-то по-другому звали.
Пока я занимался лечением собаки, рассвело, и о перемещениях по открытой местности можно было забыть. Я рассчитывал, что большая часть казаков станет нас искать в дальних лесах, а не тут у себя под боком. А с пятерыми, шестерыми мы из засады справимся. Степан пошел на опушку следить за противником. Мы остались вдвоем с псом. Полкан лежал вытянувшись на здоровом боку и поскуливал.
— Что, брат, досталось тебе? — спросил я, вытаскивая из его шкуры намертво прилепившиеся репьи.
Пес открыл один глаз, посмотрел на меня с грустным собачьим обаянием и утвердительно вздохнул.
— Ничего, скоро выздоровеешь, — пообещал я, и пока было время, продолжил свое экстрасенсорное лечение.
— Тарас! — окликнул меня кашевар. — Иди сюда, глянь, эти уходят!
Он принципиально не называл наших противников казаками, отказывая им в такой чести. Мне новость не понравилась. Стратегически это место было удобно для маневра и если банда уйдет за Оку, то подобраться к ней будет сложнее.
— Сейчас кончу с Полканом и подойду, — ответил я.
Степан обернулся, когда я появился сзади. Кивнул на пустошь, по которой ехал довольно значительный конный отряд.
— Вон они, уходят!
Мне так не показалось. Казаки ехали нестройной кучей и направлялись к синеющему вдалеке лесу. Одни, без пленных.
— Это они нас поехали ловить! — сказал я. — А не пойти ли нам проведать оставшихся казаков?
— Вдвоем? — удивился Степан. — Порубят!
— Почему? Мы их обманем!
Не знаю, отчего это случилось, но нынешним утром у меня было прекрасное настроение. В членах появилась удивительная легкость, и потянуло на рискованные авантюры.
— Правда, пошли, пока их мало! Поменяемся платьем, что бы они тебя не узнали! Да и так, думаю…
Я критически смотрел парня. Голова замотана тряпками, один глаз заплыл, и вид не самый воинственный.
— Наденешь мой камзол, а я твой жупан. Скажем, что отбились от своих ватаг!
Кашевар с сомнением покачал головой, но кажется, идея ему начинала нравиться.
— А коней куда? — спросил он и сам же ответил. — Здесь оставим, чего им станется, опять же твой Полкан постережет!
Казачья гурьба, между тем, удалялась все дальше. Теперь до них было не меньше километра. Люди и лошади поглощаемые расстоянием слились в одну темную массу. Нужно было на что-то решаться.
— Ну что, пошли? — спросил я.
— А, где наша не пропадала! Будь, что будет! — воскликнул он.
Мы тотчас обменялись верхним платьем. Мой бархатный красный «камзол» ко всем своим прежним достоинствам за эту ночь приобрел новые, бурые пятна собачьей крови. Одежда запорожца была не в лучшем состоянии, так что из нас получалась такая классная бомжовая парочка, что не стыдно было бы показаться даже возле трех вокзалов в Москве.
Мы открыто вышли из леса, и не торопясь, направились в сторону казачьего лагеря. Солнце уже взошло, и день обещал быть ясным и теплым. Мы пробирались сквозь густую траву и молодой кустарник, На месте этой пустоши, судя по следам, недавно было поле, а теперь земля то ли отдыхала от пахоты, то ли, просто лишилась хозяев и заросла сорняками. Соцветия буйных трав со зрелыми семенами уже желтели и готовились к осеннему умиранию. Листья кустарников огрубели, стали темно зелеными, а кое где даже поменяли цвет на яркий, осенний.
— Красивое место, — сказал я.
Запорожец удивленно посмотрел сначала на меня, потом на пустошь и неопределенно пожал плечами. Суждения о красоте явно не входили в круг его интересов.
— Если сложу голову, то не даром! — мрачно заявил он, когда мы подошли к леску, в котором расположились казаки. — Они меня долго будут помнить!
Я промолчал. Впереди, между деревьями, показалось несколько пасшихся лошадей. Я насчитал девять голов. Выходило, что столько же, если не больше казаков осталось в лагере. Конечно, это было много для нас двоих, но если учитывать фактор внезапности и мое настроение, то терпимо. Будь их пятнадцать, было бы значительно хуже.
Лесок, который я впервые увидел при свете дня, был молодой, чахлый и ничем не интересный. Давешний костер не горел, но возле него сидело четверо человек. Судя по окровавленным повязкам, раненные. Рядом лежало еще трое.
Нас они пока не заметили.
— Здорово, казаки! — поздоровался я, останавливаясь в нескольких шагах.
На голос обернулись, нас со Степаном осмотрели, но никто не встал.
— Здорово, коли, не шутишь, — откликнулся только один, вислоусый, славянского типа, но с крупным кавказским носом. — Кто такие?
— Казаки, — ответил я, — отстали от своих.
Интерес к нам слегка увеличился, привстал со своего места даже один из лежавших, странный тип с явно бандитской мордой, в красных турецкий шароварах и рваном крестьянском зипуне.
— Казаки, говоришь! — сказал он, разглядывая нас прищуренными глазами. — Кто атаман?
— Прокопий, — ответил за меня Степан, лучше знавший казацкие реалии.
— Знаю его, славный атаман, — вмешался в разговор крупный казак с непомерно длинным оселедцем, заплетенном по-китайски в косицу. От этого вид у него был отнюдь не героический, несмотря на широкие плечи и мужественно заросшую щетиной рожу.
— А чего такие побитые? — продолжил допрос вислоусый, тот что первым откликнувшийся на мое приветствие.
— Да и вы, я гляжу, не лучше, — сердито сказал Степан. — Кто вас так подрал?
Ему не ответили. Казаки переглянулись, видимо, оценивая дерзость незнакомца. Какое-то время все молчали. Мы продолжали стоять, не доходя до кострища, не приближаясь и, тем более, не садясь рядом с хозяевами. Впрочем, сесть нас никто и не приглашал. Соблюдалась нормальная обоюдная осторожность.
