Магнат (СИ) - Шимохин Дмитрий

Затем граф вдруг стал очень серьезен: улыбку как ветром сдуло с его подвижного, выразительного лица.

— Но есть и еще один вариант…. Самый сильный, самый опасный, так сказать, «последний довод королей». Оружие, которого боятся все, от станового пристава до министра. Имя ему… он помедлил, держа паузу, затем немного торжественно произнес: «Колокол»!

Кокорев, слегка осоловевший от трех подряд стаканов хереса, удивленно поднял бровь.

— Да-да, Василий Александрович, вы не ослышались. Александр Герцен, лондонский эмигрант. Самый ненавидимый всеми вельможами и притом самый знаменитый журналист России! Его газета — это дамоклов меч, висящий над всей нашей бюрократией, кажется, он знает все и ни перед чем не останавливается. Оказаться героем публикации в «Колоколе» — это, я вам доложу, такое клеймо, которое уже ничем не стереть! Если передать ему материалы нашей редакции, скандал будет не всероссийский, а международный. Правительству придется реагировать, чтобы не потерять лицо перед всей Европой.

Я слушал его, и в моей голове выстраивалась целая стратегия информационной войны. Катков — для императора. Аксаков — для общества. А Герцен… Герцен — это ядерный фугас, который можно держать в запасе, пустив в дело в нужный момент.

— Благодарю вас, ваше сиятельство, — сказал я. — Картина ясна. Мы начнем с Аксакова и попробуем пробиться к Каткову. Но на всякий случай…

Тут я сделал паузу, прикидывая, не отъеду ли за следующий вопрос обратно в Алексеевский равелин. Ладно, пофиг. Терять мне нечего. И, хоть в этом мире и принято говорить высочайшим особам лишь то, что им приятно, скоро его высочеству придется выйти из зоны комфорта.

И, глубоко вздохнув, задал последний, самый важный вопрос.

— Подскажите мне, граф: как можно выйти на этого Герцена? Как передать ему сведения, чтобы они гарантированно дошли до него, а источник остался в тени?

Глава 15

Глава 15

Граф Неклюдов посмотрел на меня долгим, изучающим взглядом, осознавая, что я не шучу и готов идти до конца.

— Это очень опасно, герр Тарановский, — медленно произнес он. — Каналы связи с Лондоном контролируются Третьим отделением. Любая неосторожность — и можно угодить прямиком в Алексеевский равелин. Но… — он криво усмехнулся, — строгость законов, как говорится, компенсируется его неисполнением. Все в России читают «Колокол» — даже государь император! Да-да, и я тоже его читаю! Есть люди, которые имеют связь с этим лондонским оракулом. Но об этом мы поговорим потом: когда у вас на руках будет тот самый документ о состоянии дороги. Не раньше!

Что ж, позже так позже.

— Хорошо, ваше сиятельство. Прошу вас, ответьте еще на один вопрос: великий князь весьма любезно согласился содействовать мне в получении русского подданства. Что мне следует теперь предпринять, чтобы получить его как можно скорее?

Услышав это, граф одобрительно покачал головой.

— Это прекрасная новость, герр Тарановский! Иди вы обычным порядком, дело бы затянулось минимум на год, а так вы вполне можете уложиться в один-два месяца. Напишите ходатайство на имя петербургского генерал-губернатора и пришлите его мне, а я дам делу ход. С пометкой об особом внимании великого князя успех ему гарантирован!

Прояснив этот последний, исключительно важный для меня вопрос, мы с Василием Александровичем откланялись, покидая графа в лучшем настроении, чем приехали к нему. Сам я так просто чуть не рычал, ощущая, как в крови бурлит холодный азарт… Идея «технической ревизии» должна была подействовать подобно хорошему пинку тяжелого кавалерийского сапога, приложенного к нужному месту в нужное время — больно, унизительно и… крайне эффективно.

— Слушай, Тарановский, — пробасил Кокорев, не без труда влезая в экипаж, — а где мы людей-то найдем на такое дело? Техническая ревизия железной дороги — это не шутки! Тут авторитетные люди нужны. К Путилову, может, заскочим, посоветоваться?

— Можно и к Путилову. Но сначала — к Нобелю! — бросил я кучеру, запрыгивая следом за купцом в карету. — На Галерный остров, живо!

Вскоре она несла нас прочь от аристократического лоска особняка Неклюдова, в иную, куда менее приятную, но зато более знакомую и понятную мне реальность — в мир железа, угля и пара. Даже в конторе Нобелей пахло не сигарами и духами, а горелым металлом, угольным дымом и машинным маслом. Этот запах был мне роднее и ближе всех салонных ароматов.

Как выяснилось, Альфред был в отъезде, но Нобель-старший, к счастью, оказался на месте.

— Владислав Антонович, чем обязан? — произнес Эммануил Людвигович, завидя меня на пороге своего кабинета. Его немецкий акцент был едва заметен, но будто придавал словам дополнительный вес.

Я не стал ходить вокруг да около.

— Господин Нобель, нужен добрый совет, и я решил обратиться к вам, как лучшему инженеру империи. — Тут я сделал паузу, давая ему проглотить наживку. — Видите ли, есть серьезные основания полагать, что Варшавская железная дорога, гордость и надежда государя, построена с вопиющими техническими нарушениями. Французские подрядчики из ГОРЖД, как мне достоверно известно, экономили на всем при постройке Нижегородской дороги, и это дает основания считать, что с Варшавской они поступили так же!

Нобель нахмурился, его пальцы сцепились в замок. Он молчал, взвешивая. Я видел, как в его голове работают шестеренки, просчитывая риски и потенциальную выгоду.

— Мне нужны сведущие люди, — продолжил я, нанося завершающий удар. — Нужна негласная независимая экспертиза. Нужно проверить все: от состава балласта до качества рельсов и несущих конструкций мостов. Если мои опасения подтвердятся, это будет крах для французов, и… триумф для тех, кто сможет предложить России настоящие, надежные технологии. В том числе и ваши технологии! А уж какое шикарное откроется применение для динамита — это просто песня, герр Нобель!

Глаза старика Нобеля блеснули: он явно не отказался бы утопить конкурентов и встать в один ряд с теми, кто определяет промышленное будущее огромной страны.

— Кажется, я понимаю, куда вы клоните, — произнес он наконец. — Считаю своим долгом предупредить вас: это опасно. У этих господ длинные руки и высокие покровители!

— Не поймите меня неправильно, но я тоже немножечко опасен, — цинично усмехнулся я. — Имеются и покровители, и револьвер. И я не боюсь испачкать руки. Вопрос в другом: вы хотите и дальше конкурировать с мошенниками или желаете выпнуть их и занять этот рынок?

Нобель коротко кивнул и, нажав кнопку звонка на столе, что-то отрывисто сказал по-шведски вошедшему секретарю. Тот поклонился и исчез, а через минуту в кабинет вошел молодой человек в идеально скроенном сюртуке, с тонкими, энергичными чертами лица и голодным блеском в глазах. Я узнал его — это был тот самый инженер, которого я встретил на пороге конторы Нобеля в мой первый визит сюда.

— Господин Тарановский, позвольте представить вам моего помощника, талантливого технического специалиста, инженера Сергея Никифоровича Кагальницкого, — благосклонно кивая молодому человеку, произнес Нобель. — Один из самых способных молодых умов, что я встречал. Он будет в вашем полном распоряжении. Сергей Никифорович, господин Тарановский поставит перед вами задачу исключительной важности и конфиденциальности.

Кагальницкий поклонился, осторожно изучая меня взглядом, внимательно, без подобострастия и страха.

— Мы уже встречались, не так ли? — улыбнулся я, слегка поклонившись инженеру, и коротко рассказал, в чем дело.

— Впрочем, — добавил Нобель, когда я уже изложил Кагальницкому суть, — сил одного Сергея Никифоровича может не хватить. Вам нужны еще люди, которые будут лазить по насыпям, брать пробы, проводить замеры. Как вы понимаете, обычные мастеровые тут не годятся. Обратитесь в Горный институт: там есть толковые, патриотично настроенные профессора, что ненавидят дилетантов, особенно иностранных. Ну и студенты… — Он усмехнулся. — Студенты — это вообще прекрасный материал! Молодые, горячие и готовые за идею, ну и за скромное вознаграждение, разумеется, рыть землю носом.