Магнат (СИ) - Шимохин Дмитрий

По мере моего рассказа лицо Кокорева мрачно. Когда я закончил, он в сердцах ударил кулаком по колену.

— Тьфу ты, пропасть! — воскликнул он с такой силой, что лошади шарахнулись. — Не верит! В свой народ не верит! Инженеров, вишь, у нас нет! А Путилов⁈ Что же он про Путилова-то забыл⁈

— Про какого Путилова? — спросил я, уже догадываясь, что речь идет об основателе Путиловского завода.

— Как «какого»? Про Николая Ивановича! — Кокорев подался вперед, и его глаза загорелись негодованием. — Да этот человек один стоит всех их французов, вместе взятых! Неужто его высочество запамятовал историю с канонерками?

И он, не ожидая моего ответа, принялся объяснять. Его голос гремел в тесном пространстве кареты, заглушая стук колес.

— Война Крымская была, англичане с французами флот свой подвели уже к самому Кронштадту. А у нас — одни парусники, да и те гнилые. Беда! Государь в панике, адмиралы руками разводят. И вот этот самый Путилов, тогда еще чиновник морского ведомства, и говорит: «Дайте мне финансы, ваше величество, и к весне у вас будет свой паровой флот!»

Кокорев говорил с жаром, размахивая руками.

— Никто не верил! Смеялись! А он что удумал: взял казенные заводы, привлек специалистов из нескольких стран мира, собрал мастеров со всей России. Работали день и ночь, в три смены. Сам спал там же, в конторе, на диване. И ведь сделал! К весне, как и обещал, пустил в воду шестьдесят семь винтовых канонерских лодок! Шестьдесят семь, ты подумай! С паровыми машинами, с пушками! Англичанин-то, лорд Нэпир, посмотрел на это дело, почесал в затылке, да и убрался восвояси. Путилов столицу спас, оно вот как!

Он замолчал, тяжело дыша.

— И после этого его высочество говорит, что у нас инженеров нет? Да один Путилов стоит целой армии! Он может все: и рельсы катать, и мосты строить, и паровозы делать, да такие, что ахнешь! Только дай ему волю да деньги не зажимай! Да и Нобель, даром что швед, тоже не лыком шит. А завод Берда уж полвека паровые машины в Питере делает. А сколько еще талантов только и ждут шанса.

Он сокрушенно покачал головой.

— Эх, вельможи… Сидят в своих мраморных дворцах, как в золотых клетках, жизни не знают, народ свой не чуют…

Я молчал, понимая, что ему просто надо выплеснуть негодование. Вполне возможно, что великий князь ничего не забыл — просто фигура такого масштаба, как Путилов, была для него неудобна. Или он был слишком глубоко увяз в своих связях с заграничными банковскими домами.

— Знаете что, Василий Александрович, — наконец сказал я тихо, когда он немного успокоился, — а поедемте-ка к графу Неклюдову. Расскажем о результатах аудиенции — он ведь просил держать его в курсе дел — да спросим совета. Может, все не так уж и плохо и сможем и без великого князя обойтись кое в чем!

Глава 14

Глава 14

— К графу Неклюдову, — коротко бросил Кокорев кучеру, и наш экипаж повернул на Фонтанку.

Остаток пути мы провели молча. Надежда, окрылявшая нас по пути сюда, сменилась разочарованием. Кокорев сидел рядом, молчаливый и мрачный.

Граф, к счастью, был у себя. Вскоре мы уже сидели в его кабинете, пропахшем сигарами и дорогим парфюмом. Граф, лишь взглянув в наши лица, понял, что не стоит задавать лишних вопросов. Вошедший лакей бесшумно налил нам по бокалу отменного португальского хереса, предложил выкурить по трубке с вирджинским табаком.

— Угощайтесь, господа. Нынче такой табак — редкая вещь: в новом свете разгорается гражданская война, и поставки резко упали. Если что и везут оттуда, так это хлопок: без него, говорят, задыхаются ивановские ткачи!

— Слышал об этом! — подтвердил Кокорев. — Была бы у нас теперь железная дорога до Туркестана — мы бы нашими ситцами всю Европу завалили. А того лучше — работали бы со льном. Так нет — все из-за границы везут! И вот все у нас так: в свое не верим, а иностранцам везде дорога!

Тут Неклюдов, видимо, окончательно понял, что нас постигла неудача.

— Не получилось? — участливо спросил граф, заглядывая в глаза Василию Александровичу.

— Нет. Толкую же: не верит он, — мрачно пробасил Кокорев, осушив бокал одним махом. — В свой народ не верит. Говорит, денег у нас мало, а инженеров и вовсе нет. Утопия, мол.

— Так я и думал, — произнес Неклюдов, откинувшись на спинку кресла. — Я предупреждал вас, господа, что Главное общество — это настоящая крепость. Ее не взять нахрапом. Слишком много там завязано интересов, притом очень важных интересов!

— Но почему? — не выдержал я. — Мы привели вопиющие факты! Сенатская ревизия вскрыла хищения. Да и результаты говорят сами за себя: планы строительства не соблюдаются! Чего еще надо, чтобы открыть им глаза?

Граф, самолично подливая Кокореву еще хереса, криво усмехнулся.

— Факты, мой дорогой Тарановский, — это лишь один из аргументов в большой политике. И часто не самый веский. Вы упустили из виду одну, но главную деталь. Варшавскую железную дорогу.

Мы с Кокоревым переглянулись.

— Ее строительство завершается, — продолжает Неклюдов, закуривая тонкую сигару. — В конце года ожидается официальное открытие, хотя отдельные участки уже работают. Сам государь и его высочество придают этому огромное значение. Для них это не просто коммерческое предприятие. Это политика!

Произнеся это, он выпустил из легких кольцо ароматного дыма, затем продолжил:

— Подумайте сами: дорога на Варшаву — это возможность в считаные дни перебросить к западным границам целые корпуса. В Европе неспокойно, а в самой Польше, — понизил голос, — по данным жандармского управления, зреет новое восстание. Все это обнаруживает, что в такой момент железная дорога становится важнее любых денег. Она залог быстрой победы, гарантия уверенности империи. И сейчас, накануне ее ввода в эксплуатацию, вы предлагаете устроить грандиозный скандал, выгнать управляющих и начать все сначала? Никто на это не пойдет! Они закрыли глаза на хищения, лишь бы дорога заработала вовремя.

Мы с Кокоревым переглянулись. Так вот где собака зарыта! Все встало на свои места. Оказывается, его высочество спит и видит, когда ГОРЖД введет в дело стратегический объект, открывающий новую эру в снабжении армии, прикрывающей наши западные рубежи. Разумеется, вельможи будут пылинки сдувать со всяких там Рекамье и д’Онкло, лишь бы не повторить историю с Севастополем, который во время войны пришлось снабжать упряжками на волах!

Кокорев сокрушенно покачал головой, выпил и снова налил себе хереса. Я же молчал. В моей голове, привыкшей к анализу и поиску решения, шла лихорадочная работа. Если их главный аргумент — стратегическая значимость дороги, то именно по этому аргументу и нужно бить!

— Ваше сиятельство, — медленно произнес я, и оба моих собеседника удивленно посмотрели на меня. — А что, если эта дорога… не сможет исполнить свою задачу?

— То есть? — не понял граф.

— Мы говорим о финансовых злоупотреблениях, о хищениях. Но это все цифры в бумагах. А что, если в погоне за наживой и в спешке к сроку они допустили не только финансовые, но и технические нарушения? Серьезные такие, без дураков, нарушения, что делают дорогу небезопасной именно для той цели, для которой она и создавалась — для быстрой переброски тяжелых воинских эшелонов?

Идея, мелькнувшая в голове, начала обретать плоть.

— А что, если насыпь сделана из песка и размоется первым же ливнем? Что, если пути слабые и не выдержат артиллерийских орудий? А может быть, мосты построены наспех и могут рухнуть под тяжелым воинским эшелоном? Нам не нужно доказывать, что они воры. Это уже и так известно, да к тому же, пожалуй, неважно. Верховная власть готова это терпеть ради интересов империи. Значит, пойдем другим путем: нужно доказать, что господа концессионеры — бездарные строители и, может быть, даже саботажники. Нам нужно посеять в голове его высочества и у государя опасения, что эта дорога, их главная надежда, в решающий момент может вдруг превратиться в братскую могилу для целой армии!