Попова Александровна - По делам их
Глава 7
Ночь прошла спокойно — так почти безмятежно, что Курт удивился самому себе, вслушиваясь в себя — не ушло ли снова наваждение, одолевающее его весь прошлый вечер…
Наваждение осталось…
По-прежнему, казалось, плелось, будто усталый путник, время, никак не желая подступать к вечеру, по-прежнему метало в жар и холод, стоило мыслям зайти чуть дальше позволительного, все так же шла война между разумом и сердцем…
Однако теперь, как будто, рассудок решил заключить с чувством перемирие, оставив изнуряющую его борьбу в стороне…
Кроме того, решил Курт, входя в полумрак башни Друденхауса, его подопечный был всецело прав: на данный момент все складывается как нельзя лучше. Вместо мучительного ожидания случайной встречи сегодня предоставится возможность увидеть, услышать, не в мыслях, не в воображении, а въяве; и пока, заметил рассудок, этого должно быть довольно…
Сегодня, в отличие от вчерашнего сумбурного вечера, мысли не блуждали, не путались, мешая работе, мешая раздумьям; сегодня они текли ровно, сглаженно, посему отчет был сочинен набело на едином дыхании.
Не забыв упомянуть о своих выводах касаемо различий в перечнях нарушителей, приложив подлинники списков (в том числе и доставленного сегодня от нового секретаря), отчет профессора Штейнбаха о проведенном анатомировании, Курт направился к Ланцу, едва не присвистывая; расположение духа сегодня, невзирая на все терзания, было превосходное, что даже временами пугало едва не больше, чем его недавняя подавленность. Если и после всего того, что удалось ему собрать за эти два дня, открытое им дело по-прежнему будут полагать пустяковым и заинтересованности Конгрегации не заслуживающим, рассудил он, входя к старшим сослуживцам без стука, то либо ему не место на должности следователя, либо им.
Ни Райзе, ни Ланца на месте не оказалось; минуту побродив от стены к окну, Курт уселся за стол, отложив свой сегодняшний труд в сторону и придвинул к себе распотрошенный «Malleus», перелистывая порядком уже истрепанные страницы от нечего делать.
— Чему усмехаемся? — окликнул его от двери голос Ланца через полминуты изучения отринутого писания; он ткнул пальцем в страницу, размеренно произнеся вслух:
— «Как различить болезнь, причиненную околдованием, от естественной болезни? Если не старый, здоровый человек сразу будет охвачен болезненным недугом, и врачи не найдут причины заболевания ни в крови, ни в желудке, ни в заразе, ни в отравлении ядовитыми веществами, то после достаточного осмотра они сочтут болезнь порчей, наведенной ведьмой»… — Курт поднял голову, широко улыбнувшись. — Хорошие книжки писали когда-то… — вздохнул он, все с той же улыбкой глядя на хмуро-настороженное лицо Ланца, указав теперь на принесенный им отчет. — О заключении относительно смерти известного нам не старого человека мы с тобой, Дитрих, сегодня и поговорим. Если ты и теперь скажешь, что я зря ставлю Друденхаус на уши, то я уж не знаю тогда, что тебе нужно. Может, почаще использовать книги по назначению…
— Мальчик, брось каку, — с нежной улыбкой радетельного папаши посоветовал Райзе, отодвинув приятеля плечом, и, войдя, со звонким шлепком захлопнул обложку; Курт засмеялся, откинувшись на спинку стула, и тот подтолкнул его в плечо: — И выметайся из-за моего стола, шпана.
— Что-то ты сегодня подозрительно жизнерадостен, — несколько с настороженностью покосившись на него, заметил Ланц, собирая со стола охапку доставленных им документов; Курт отмахнулся, присевши на подоконник.
— Labor fallit curas[54], - сообщил он, пристроившись поудобнее и смотря на сослуживца с ожиданием; тот пожал плечами.
— Ну, пусть; поглядим, что ты тут еще измыслил…
— Не измышления, но факты, — притворно обиженно надувшись, отозвался Курт и отвернулся, взгромоздив ногу на подоконник и обхватив колено руками; Ланц нахмурился, окунув взгляд в написанное неохотно и медленно, словно входя в ледяную воду в жаркий день.
За его реакцией Курт не следил — смотрел вниз, на видную с этого этажа соседнюю улицу и крыши домов, на редких голубей, облюбовавших чердаки Друденхауса (не он первый уже задумался над тем, почему нигде больше эти божественные, но весьма неопрятные создания не поселились, игнорируя даже кровлю сбора); наконец, когда за спиной послышался еще один тяжкий вздох, он обернулся, ожидая вердикта.
— И чему ты так радуешься? — все еще недовольно осведомился Ланц, глядя на его улыбающееся лицо; Райзе отозвался первым, забирая у него исписанные листы и тоже пробежав глазами текст отчета:
— Temeritas est florentis aetatis[55]… Хотя, Дитрих, академист прав, похоже.
— Поглядим, — возразил тот. — На продолжение дела, я так мыслю, Керн благословение даст; лично мне сдается, здесь и в самом деле что-то есть. И, уж так и быть, пиши запрос о возмещении расходов на осведомителей, я передам. Что думаешь теперь?
Курт перестал улыбаться, чувствуя, что на щеки наползает краска, и смущаясь еще более от того, что это было видимо старшим; отвернувшись и снова уставившись за окно, он пожал плечами, понизив голос:
— Собственно, я не совсем уверен… Словом, мне нужен совет.
— Ущипните меня, — с преувеличенным изумлением прокомментировал Ланц; он поморщился.
— Дитрих, я серьезно. Для меня это проблема… Мне весьма мало известны, так сказать… принципы того, quo pacto deceat majoribus uti[56]…
— Короче, — поторопил его Ланц; он кивнул:
— Да… До сей поры, видишь ли, мое общение с высшим обществом ограничивалось беседами с провинциальным полусумасшедшим бароном; чисто в теории я знаю, что на наши вопросы обязан ответить хоть сам князь-епископ, однако же вполне отдаю себе отчет и в том, что мое неверное поведение может выйти боком нам всем…
— Еще короче, абориген; я тебя что-то не пойму.
— Хорошо, — решительно кивнул Курт и договорил уже на одном дыхании: — Мне стало известно, что графиня Маргарет фон Шёнборн почасту общалась с кельнскими студентами, в том числе и с покойным Филиппом Шлагом; поэтому мне пришла в голову мысль задать ей пару вопросов. Но я не знаю, насколько мне можно быть настойчивым в этом отношении и…
— Euge! Macte virtute![57] — провозгласил Райзе, тяжело хлопнув его по плечу; Курт схватился за подоконник, едва не перекинувшись наружу, и вскочил на ноги.
— Ты что — спятил? — вырвалось у него не слишком обходительно; тот рассмеялся, подмигнув Ланцу.
— А я-то думал — почему он так за это дело уцепился; оказывается, чтоб изыскать законный метод подкатить к нашей прекрасной госпоже! Ай да академист, вот это мозги; мне этого в голову не пришло…
— Неправда! — возразил он, чувствуя, что теперь уже бледнеет и злиться начинает не на шутку — отчасти на Райзе, отчасти — на себя самого, понимающего в глубине души, что в его словах есть немалая доля истины. — Все не так!
— Густав, утихни, — оборвал Ланц сослуживца, едва успевшего открыть рот для очередной шпильки, и воззрился на Курта непонятным взглядом — он так и не понял, придирчивым или понимающим. — Ты серьезно, абориген? Собираешься допрашивать племянницу герцога? Quo argumento?[58]
— Не допрашивать, Дитрих; у меня ведь нет никаких подозрений, никаких претензий или обвинений, просто она еще один свидетель, знавший покойного лично… — он поднял глаза к лицу Ланца, силясь понять, есть ли в его взгляде хоть тень насмешки; тот был серьезен, и Курт с облегчением перевел дух — принужденные оправдания сбивали его с мысли и начинали вызывать в себе самом невнятные сомнения. — Всего пара вопросов — насколько хорошо они были знакомы, не откровенничал ли он с ней…
— Есть причины так думать?
Курт неловко дернул плечом, тут же кивнув, и пояснил негромко, снова отведя взгляд в сторону:
— Не могу сказать в точности; скорее, лишь некоторые подозрения. Но, Дитрих, когда я только просил о начале самого дела, у меня тоже не было ничего, кроме подозрений, однако же…
— Ну-ну-ну, — нахмурился тот, — только не надо теперь каждую бочку затыкать твоими прозрениями; в твоих бумагах об особых способностях ничего не упомянуто, посему от тебя я буду требовать того же, чего от меня потребует Керн — явственных и вразумительных обоснований.
— Значит, — ощутив, как сердце падает вниз, уточнил Курт, — ты бы мне советовал… не говорить с ней?
— Нет, это так, к слову, — отмахнулся тот. — Ничего необычного в этом нет; просто не наглей и чрезмерно уж прямо не подкатывайся.
— Дитрих! Я не…
— Да-да, — оборвал Ланц. — Разумеется.
Курт отступил назад, собравшись снова возразить, встретился глазами с хохочущим взглядом Райзе и лишь махнул рукой, развернувшись к выходу.
— Да пошли вы, — обессиленно пробормотал он, распахивая дверь.
