Джим Батчер - Холодные дни
– Многие задумаются на секунду, – спокойно возразил я. – Ты не задавалась вопросом, почему все еще живешь-поживаешь?
Молли нахмурилась, уставившись на меня:
– Что ты хочешь сказать?
– Я хочу сказать, что Леа явно многому тебя научила, Молли, и твои способности за последний год намного возросли. Но там есть чародеи, за плечами которых десятилетия, прожитые так, как ты прожила этот год. А, может, даже века. Если бы они действительно задались целью найти тебя и прикончить, то уже нашли бы и прикончили. Точка.
– Так почему они этого не сделают? – спросила Молли.
– Потому что в Совете есть кое-кто, кому это не понравилось бы, – сказал я. – Мой де… Эбинизер в любой момент может уложить на лопатки любого в Совете, если его выведут из себя. И этого, думаю, хватило бы – но и Рамиресу ты тоже нравишься. А поскольку он тот, кто – хотя бы теоретически – отвечает за твою поимку, любой, кто попытался бы это сделать, влез в его юрисдикцию. Да, он молод, но уже заслужил всеобщее уважение. И большинство молодых Стражей в случае конфликта, скорее всего, будут на его стороне.
Я вздохнул:
– Послушай, Белый Совет всегда был огромным муравейником отборных засранцев. Но они не бесчеловечны.
– За вычетом «иногда», – с горечью проговорила Молли.
– Человечность важна, – сказал я. – Ты ведь до сих пор жива, разве нет?
– Но не благодаря им, – отрезала она.
– Если бы они не появились в Чичен-Ице, ни один из нас не вернулся бы назад.
Услышав это, Молли нахмурилась:
– Это не был Белый Совет.
Технически верно. Это был Серый Совет. Но поскольку Серый Совет состоял в основном из членов Белого Совета, работающих совместно и тайно, это по моим понятиям все-таки считалось. Ну, или вроде того.
– Эти ребята, – сказал я, – воплощают собой то, каким Совет должен быть. И может быть. И когда мы больше всего нуждались в помощи, они оказались там.
Я отхлебнул колы.
– Знаю, мир иногда выглядит темным и уродливым. Но все-таки в нем есть хорошие вещи. И хорошие люди. И некоторые из них состоят в Совете. Они не контактируют с тобой, потому что не могут, но поверь мне, защищают тебя от неприятностей куда больших, чем те, в которые ты уже влипла.
– Это твои предположения, – упрямо ответила она.
Я вздохнул:
– Детка, тебе предстоит иметь дело с Советом всю твою жизнь. По самым скромным прикидкам, три-четыре сотни лет. Я не говорю, что тебе не следует докучать им, когда они неправы. Но поразмысли над тем, что сжигать все мосты за собой сегодня может оказаться очень плохой стратегией лет этак через сто-двести.
Молли выглядела так, словно собиралась поспорить, но в то же время она явно задумалась. Нахмурившись, девушка отхлебнула колы.
Черт. Почему же я не дал себе самому этот совет, когда был в ее возрасте? Моя жизнь могла бы быть намного проще.
– Вернемся к острову, – сказал я. – Насколько ты уверена в критическом уровне накапливающейся энергии, о которой говорила?
Прежде чем ответить, Молли задумалась.
– Я была в Чичен-Ице, – сказала она. – Воспоминания довольно расплывчатые, но многие моменты я помню хорошо. Один из них – напряжение, которое накапливалось под главным зиккуратом. Помнишь?
Я помнил, хотя в списке моих тогдашних приоритетов этот факт занимал далеко не первое место. Красный Король приказал принести в жертву десятки, а может, и сотни людей, чтобы накопить заряд для заклинания, которое должно было стереть с лица Земли меня и всех, кто связан со мной кровным родством. Эта энергия гудела в каждом камне города. Как-нибудь подойдите к большой электростанции и встаньте рядом с конденсаторами. Там воздух наполнен такой же вибрирующей мощью.
– Да, помню, – ответил я.
– На острове энергия того же порядка. Может, больше, Может, меньше. Но она очень, очень большая. Она распугала всю живность в округе.
– Который час? – спросил я.
Молли глянула на высокие, старинные напольные часы, тикавшие в углу.
– Три пятнадцать.
– Десять минут до пристани. И час с небольшим до острова и обратно. И, скажем, час до вызова техпомощи. – Я тряхнул головой и фыркнул. – Если мы отправимся прямо сейчас, то вернемся в город примерно на рассвете, как считаешь?
– Плюс-минус, – согласно кивнула она.
– Мэб, – сказал я тоном, которым обычно произношу неприличные слова.
– Что?
– Вот зачем понадобилась блокировка, – сказал я. И пояснил: – Мэб закрыла границу с Феерией до рассвета.
Тупицей Молли никогда не была. И сейчас мне казалось, что я воочию вижу, как вертятся шестеренки, пока она соображает.
– Она дала тебе время, чтобы поработать над задачей без помех.
– Почти без помех, – уточнил я. – Я начинаю думать, что Мэб в основном помогает тем, кто помогает сам себе. Хорошо. Как только Мэйв сможет утром двигать свои фигурки через границу с Феерией, все завертится в бешеном темпе. Кроме того, мне не хотелось бы заниматься магическим эквивалентом активной зоны ядерного реактора как раз тогда, когда Крюк и его банда мини-психов доберутся до меня. Значит…
Молли кивнула:
– Значит, перво-наперво мы едем на остров?
– Причем немедленно.
* * *Молли через охрану дома вызвала такси, разумно предположив, что это будет чуть менее заметным, чем машина-монстр, стоявшая сейчас на паркинге. Ее заказ был принят так, словно она являлась иностранной коронованной особой. Понятия не имею, что она там сделала для свартальвов, но они отнеслись к этому очень, очень серьезно. Я оставил Тука отсыпаться после битвы, позаботившись о том, чтобы его любимая еда была неподалеку, когда малыш проснется. Боб был в матерчатой сумке, которую я застегнул наглухо и перебросил через плечо. Молли взглянула на сумку, потом на меня, но не стала задавать никаких вопросов.
Я невольно поморщился. Молли никогда особенно не стеснялась покушаться на мой авторитет в наших отношениях наставника и подмастерья. Видимо, начало сказываться время, проведенное с моей феей-крестной, Леанансидхе – личной Пятницей[28] Мэб. Леа была тверда и непреклонна в отношении дозволенных границ. Тех, кто пытался их нарушить, она превращала в собак – или в собачий корм.
Яхтенная пристань – одна из нескольких, имевшихся в городе. Озеро Мичиган – идеальное место для всех видов катания на лодках, парусного спорта и судоходства, и любители-мореходы пустили корни вдоль всех берегов Великого Озера. Я не из их числа. Я говорю «стенка» вместо «переборка», и знать не знаю, чем фальшборт отличается от бушприта. В терминах я путаюсь сплошь и рядом. Ну и наплевать.
Марины – это паркинги для яхт и катеров. Причалы, опирающиеся на сваи или плавающие, как понтонные мосты, выстроились длинными, ровными рядами. Суденышки стояли на положенных им местах, как машины на паркинге. Большинство плавсредств, похоже, уже вовсю готовились к зиме: ноябрь – опасное время для катания по озеру Мичиган, и большая часть владельцев яхт готовят их к зимовке уже сразу после Хэллоуина. Иллюминаторы и люки задраены, двери заперты наглухо, и на всей марине почти не видно огней.
Что было мне на руку, поскольку я снова собирался вломиться в чужую собственность.
Когда-то у меня имелся ключ от замка марины, но я потерял его, когда меня подстрелили, и я утонул, умер, оживал в коме, время от времени пугал своих друзей, пока не пришел в себя в кровати Мэб.
(Такая у меня жизнь. Адские колокола!)
В общем, у меня не было ни ключа, ни лишнего времени, и потому, подойдя к запертым воротам пристани, я злоупотребил своей новой клевой суперсилой и заставил закрытые на цепь ворота открыться с жалобным скрипом гнущегося металла. Что заняло у меня секунды три.
– Круто, – пробормотала Молли за моей спиной. – Погоди. Ты и машину так же вытащил?
Я крякнул и молча ухмыльнулся. Воздуха после недавнего упражнения немного не хватало.
– Ну и дела, – сказала Молли. – Да ты силен как Человек-Паук!
– Не-е, – выдохнул я. – Человек-Паук жмет десять тонн. Я могу делать подходы лишь по четыреста кило.
– Кило? – спросила Молли.
– Блины для штанги мне достались по наследству, – сказал я. – Европейская штучка. Даже не знаю, насколько это тяжело, если перевести на английский.
– В Англии пользуются килограммами, – язвительно процедила Молли. – Но это потянет примерно на шестьдесят-шестьдесят пять стоунов.
Я остановился и посмотрел на нее.
Она ответила самой милой улыбкой.
Я вздохнул и снова зашагал к катеру.
Катер назывался «Жук-Плавунец». Он мог бы послужить дублером посудины сурового старого рыбака из «Челюстей», правда, этот был недавно покрашен и надраен. И выглядел, пожалуй, чуточку слишком хорошо. Я остановился на причале перед ним.
Здесь. Я стоял именно здесь, глядя в сторону паркинга, когда это произошло. Я, собственно, не почувствовал дикой боли в груди, но память о ней была такой отчетливой и ясной, что я мог бы сейчас испытать ее заново – но в тот момент боль не проявилась до тех пор, пока я не погрузился в воду, а в адский пламень она превратилась, когда Мэб и Духоприюту удалось собрать воедино мои тело и душу.
