Татьяна Сорокина - Мыколка
— Помилуй бог, подполковник, неужели ваша дочь занимается математикой? — наконец, недоверчиво воскликнула она.
Вершинин, добродушно улыбаясь, развел руками.
— Сам не понимаю, что на нее нашло, вот уже третий месяц, сидит и изучает книги. Сейчас вот потребовала учителя ей найти, потому, что в своих чтениях уже до алгебры и геометрии дошла, а я ей в этом плохой помощник.
Евдокия Ивановна уже другими глазами посмотрела на девушку. Она сама, увлеченная математическими изысками в первый раз встретила женщину, которая бы разделяла ее увлечение.
— Катенька, скажите, — неожиданно мягко обратилась она к ней, — а что заставило вас увлечься цифрами.
Та замялась, и уже вконец залившись румянцем, сказала:
— Мне просто понравилось и все.
Отец, прекрасно знавший, откуда дует ветер, благоразумно молчал. Княгиня же в восторге воскликнула
— Илья Игнатьевич, ну, зачем вам тратиться на учителя, я с удовольствием стану заниматься с вашей дочкой. Мы сейчас с ней уединимся, посекретничаем, и я вам уже скажу определенно, есть в этом смысл или нет. А вас я сейчас. чтобы не скучали, познакомлю с главой департамента внешних сношений МИДа коллежским советником Яворским Николаем Петровичем, вы с ним можете обсудить некоторые ваши проблемы торговли, и многое другое.
Она ловко подхватила Катеньку под руку и в сопровождении Вершинина подошла к ломберному столику, за которым сидели трое гостей, и сказала:
— Господа имею честь вам представить подполковника гвардии в отставке Вершинина Илью Игнатьевича, Николай Петрович, поручаю вам, как старожилу моего салона шефство над ним. Надеюсь, вы найдете, о чем поговорить. А пока я вас оставлю на некоторое время.
И взмахнув краями платья, удалилась в свои покои, крепко держа, попавшую в ее руки, жертву.
Первая неловкость встречи прошла, Вершинина пригласили присесть, и Яворский непринужденно поинтересовался у нового знакомца, чем он занимается, и каким образом прослышала про него неутомимая княгиня.
— Господа, — сказал Вершинин, — спешу вас разочаровать, в Петербурге я редкий гость, хотя и имею здесь недвижимость. А прибыл сюда, чтобы решить кое-какие вопросы экспорта зерна.
При этих словах Яворский явно оживился.
— Ого, Илья Игнатьевич, это крайне интересно, я так понимаю, что зерно ваше отправляется в Альбион?
— Да вы правы, — с легким удивлением отвечал Вершинин, — как-то не думал, что вопросы торговли, так беспокоят ваше ведомство.
— Ну, что вы подполковник, мой департамент старается держать под контролем такие вопросы, это очень важно для государства Российского, — напыжась ответил коллежский советник
Вскоре за столиком разгорелась дискуссия, в начале о ценах на зерно, потом на цены на английские товары, а с них плавно перешла на политику англичан, притом, что про отношение к этому государя все благоразумно молчали.
— Что же понимаю, почему он здесь, — подумал Яворский, услыхав, наконец, о Шеховском, — наша хозяйка не смогла заполучить князя к себе, так решила пригласить его друга.
Вслух он это, конечно не сказал, и продолжал беседовать с сельским помещиком, который неожиданно для всех оказался интересным собеседником.
— А вы знаете, ведь ваш приятель получил приватную аудиенцию государя, — как бы между делом сказал он, — весь Петербургский бомонд заинтригован, никто не знает причин.
Вершинин про себя усмехнулся, он прекрасно знал, зачем Андрею эта аудиенция.
— Что вы говорите, — удивился он, — в первый раз это слышу, очень занимательно. Когда увижу князя, расспрошу, может, если он сочтет возможным, то поделиться со мной подробностями, как со старым приятелем.
В будуаре княгини Катенька восхищенным взглядом оглядывала занавески и пуфики и уже мечтала, как она сделает такие же у себя. Но долго предаваться мечтаниям ей не дали. Евдокия Ивановна несколькими вопросами вытянула из простодушной девушки всю ее нехитрую историю.
— Так ты говоришь, — в который раз переспросила она, — сын князя выучил французский язык за три дня.
— Да Евдокия Ивановна, — грустно отвечала Катенька, она уже сообразила, что наговорила лишнего, но княгиня так ловко задавала вопросы, что просто не было никакой возможности, что-то утаить.
— Бывают же чудеса еще на белом свете, — думала в этот момент Голицына, — понятно, с чего Шеховской просил аудиенцию императора. Интересно, что ему ответил государь. Вот ведь дела и ни у кого не спросишь. А Катенька Вершинина премиленькая девица, и ближайшее время обещает стать еще краше, и умна, в этом ей не откажешь. Вот только провинцией от нее несет на три версты. Надо поговорить с ее отцом, тот, узнав, что я желаю заняться образованием его дочери, вряд ли посмеет отказать, да и зачем ему это делать. Интересно, а у этого бастарда, такие же чувства к Вершининой? Ах, как романтично, и очень странно, — остудил чувства княгини ее педантичный мозг.
Еще несколько вопросов и Евдокия Ивановна выяснила все небольшие знания Катеньки.
Ее приятно удивило, что у девочки такой острый и пытливый ум.
— Как жаль, что все это ни к чему, — вновь ее посетила унылая мысль, — выйдет замуж нарожает детей, будет ездить по визитам сплетничать и в имении летом варить варенье из крыжовника.
— Кати, — обратилась она к девушке, — вроде мы все обговорили, надо вернуться к гостям, а то мы уже изрядно задержались.
Когда они подошли к столику, где сидел Вершинин, там уже шла довольно бурная дискуссия. И касалась она освобождения крестьян, все было очень просто, когда Илья Игнатьевич с цифрами в руках показал, насколько он выиграл, когда изменил веками существовавший уклад, когда крестьяне работали спустя рукава на барщине, а потом были вынуждены до кровавых мозолей работать на своих полосках, то крыть эти цифры собеседникам было нечем. Сам Яворский, небогатое имение которого находилось в Псковской губернии, и с него он почти ничего не имел кроме хлопот, был внутренне согласен с Вершининым, но привычная осторожность чиновника мешала ему вслух соглашаться с помещиком. И он понес обычный в этой теме словесный понос о том, что русские мужики в своей массе темные, неграмотные не могут жить и работать без руководящего надзора, и крепостное право, по существу, является благом для них. Илья Игнатьевич, несмотря, на некоторый запал, вполне соображал, с кем говорит, поэтому особо словами не раскидывался, сообщив, что для этого есть у них государь — император, который как решит, так тому и быть. Один из его собеседников в этот момент испытал глубокое разочарование, потому, что уже мысленно писал записку в третье отделение о неблагонадежных высказываниях некоего подполковника гвардии в отставке.
Княгиню вопросы крепостного права не волновали абсолютно, для нее все в этом было ясно и понятно. Крестьяне должны быть в крепости, а дворяне владеть ими и быть отцами родными для них. Но, как и родные отцы, когда потребуется, они могли наказать своих деток для вразумления, то бишь, выпороть на конюшне. До нее, конечно, доходили слухи о жесткостях помещиков, которые издевались над своими крепостными, подвергали их пыткам, насиловали и прочее. Но все, что она по этому поводу делала, то просто не зналась с такими личностями.
— Господа, — господа, — обратилась она к спорящим, — на некоторое время прекратите ваше обсуждение, я украду на минутку Илью Игнатьевича, вы его совсем утомили.
Мы с ним немного поговорим, а потом нам споет наш сегодняшний гость известный итальянский тенор маэстро Двардзини.
Окружающие охнули. Опять княгиня утерла нос всем.
— Интересно, — пришла одна и та же мысль гостям, — сколько пришлось ей потратить на такого певца.
Он появился в столице совсем недавно и сейчас решался вопрос о его выступлении в Мариинском театре, и вот подиж ты — уже выступает в салоне Голицыной.
Княгиня вместе помещиком и Катей уселись немного поодаль, и она начала сеанс обольщения.
— Илья Игнатьевич, я очарована вашей девочкой, у нее просто талант к наукам, к тому же она очень музыкальна, ее игра на клавикордах меня просто потрясла.
Дальше она продолжала в том же духе.
Если бы эти слова слышала мадам Боже, то, наверно, упала в обморок. Она, конечно, понимала, что ее ученица хорошо играет, но чтобы дело дошло до потрясения, такого она представить не могла.
Сам Вершинин сначала был подавлен массой хвалебных слов, но в какой-то момент Голицына перебрала, и привычная осторожность тут же дала себя знать.
На его губах появилась ироническая улыбка.
— Ваше Сиятельство, вы сегодня необыкновенно добры к Катеньке, от ее гувернантки я никогда не слышал столько похвал. Может, остановитесь на минутку и попробуете объяснить, в чем собственно дело? — сказал он с легким укором.
Голицина чуть не закусила губу.
