Чемпионы Черноморского флота (СИ) - "Greko"

— Осмелюсь доложить господину адмиралу, — как можно более нейтрально ответил я. — Обстоятельства моего отъезда из Черкесии в конце прошлого года нельзя назвать безопасными для возвращения.

— Цену себе набиваешь? — ощерился адмирал. — Вечно у вас, греков, так. Ну, и в чем твой интерес? Что хочешь взамен?

— Ваше превосходительство! — раздался знакомый голос.

«Вах! Это же Коля Проскурин!» — удивился я.

— Что там у тебя, штабс-капитан? Докладывай по существу!

Из-за контр-адмиральских спин Лазаревского окружения вынырнул штабс-капитан собственной персоной.

«Он-то что здесь забыл?» — не мог не удивиться я. Происходящее в кабинете напрягало все больше и больше.

— Осмелюсь доложить господину адмиралу, — повторил Николай мою формулу обращения, — что поручик Варваци вернулся в Крым на захваченной им турецкой кочерме.

— Эка невидаль! Кочермами нас не удивишь! — послышались общие смешки.

— Захватил он контрабандиста практически в одиночку с небольшим отрядом своих людей. А перед тем уничтожил матерого врага и английского агента, перехватив груз опаснейшего оружия.

— Да он смельчак, каких поискать! — удивился Лазарев. — Уже наградили? Орден на груди за то дело? — спросил он меня.

— Никак нет! За другие отличия.

— Непорядок! Лично напишу Раевскому, чтоб представил тебя к очередной награде!

Все понятно. Сначала порычал. Теперь орден пообещал. Знал бы он про то, как все вышло в Стамбуле. Ужо, царь-батюшка разгневается — да как даст мне по шапке!

— Я лишь три месяца, как вернулся из Петербурга, где Государь лично наградил меня по-царски, — признался я, не раскрывая своих опасений.

— За Торнау? — заинтересовался Лазарев.

Я кивнул.

— Дозволю себе добавить, что операцию по спасению поручика я готовил не один. И много пришлось крови пролить, прежде чем все сладилось.

— Нету у нас времени, Константин Спиридонович! — вмешался Эсмонт. — Быстро нужно действовать, пока моряки еще живы. Кто знает, что с ними горцы вытворят⁈

— Без плана кидаться в бой — непорядок! — тут же откликнулся Лазарев. — Ты вот что, штабс-капитан… Забирай своего протеже, садитесь в кабинете у Эсмонта и думайте! Крепко думайте! Найдите мне решение! Как договоритесь — сразу ко мне на доклад!

— Слушаюсь!

Я покорно потащился за Эсмонтом и Проскуриным. Лазарев был настроен решительно. И ему сейчас явно было не до уговоров скромного и пугливого меня. Не успели мы покинуть кабинет, он продолжил совещание со своими старшими офицерами. Как я услышал, покидая собрание, на очереди было обсуждение вопроса, как обеспечить спасшиеся команды минимальным набором вещей.

— Дожили! Мои капитаны и их подчиненные вынуждены обряжаться в армейское и питаться из солдатского котелка… — донеслось мне в спину.

— А что ты удивляешься? — пояснил мне Эсмонт, когда я осмелился уточнить у него, что значили последние слова Лазарева. — Такого поражения Черноморский флот еще не знал! Потерян фрегат, корвет, бриг, два тендера, транспорт «Лонжерон». Особенно жалко прекрасный пароход «Язон» и новенькие и отличного качества «Фемистокол» и тендер «Луч». Еще нет полной картины о случившемся в Соче. Постоянно поступают новые данные о потерях. Сколько народу погибло, еще не подсчитано, как и сколько пропало артиллерии. Но выжившие потеряли все, включая личные вещи. Работы непочатый край. Лазарев собрал всех. Вот почему я примчался из Измаила, прихватив по дороге Проскурина из Одессы. Сам понимаешь, как только стало известно, что многих моряков захватили в плен, сразу стали гадать, как их выручать. Вот тут я и вспомнил как про тебя, так и про штабс-капитана, который тебя опекает по поручению де Витта. А тут такой счастливый случай: ты сидишь в карантине и винишко попиваешь со Скарятиным. Можно сказать, под боком. Как бы я упустил такую возможность⁈

— Коста! — сразу взял быка за рога Проскурин. — Медлить и впрямь не резон. Пока ты прохлаждался на рейде…. Стоп-стоп! Не ершись! Не хмурься! Знаю-знаю про твои царьградские приключения… Короче, есть план!

— Ты сперва мне скажи: сколько народу попало в плен?

— Точно не известно.

— Кто-то из офицеров?

— Пока неизвестно. Под Туапсе захватили несколько моряков с брига «Фемистокол» и тендера «Луч». Сведений от Сухумского отряда еще не поступило. Но все уверены, что и там беда.

— Неизвестно, неизвестно… Звучит, как: пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что.

— Пока доберешься до Кавказа, данные обновятся.

— Это ты называешь планом? Коля! Я тебя, конечно, очень уважаю, но скажи на милость, что ты понимаешь в реалиях Черкесии?

— Я? Ровным счетом не понимаю, — признался Проскурин. — Мне де Витт подсказал.

— И что же придумал наш гений разведки?

— А вот что. Слушай и не перебивай…

[1] В 1839 г. переименован в Навагинский из-за сходства названия с укреплением в Цемесской бухте.

[2] Позднее Раевский напишет шутливое письмо командиру Сочинского отряда генерал-майору А. М. Симборскому. Мол, захвати моих быков черкесы, я бы их отбил. А с вас компенсации мне не получить.

[3] Плехтовый — самый тяжелый якорь. Той — якорь с правого борта.

Глава 2

Вася. 31 мая 1838 года.

Всю ночь буря ревела так, что на берегу было сложно разобрать человеческую речь. Не слышны были и крики на рейде. Но в том, что они были, никто не сомневался. Никто не мог сомкнуть глаз. Да и не поспишь под проливным дождем, который никак не хотел остановиться, и под бешеное завывание ветра.

В кромешной темноте на берег под лагерем время от времени начали выбираться матросы с разных кораблей — те, кто спасся вопреки злой воле разошедшейся стихии.

Первыми прибыла команда с транспорта «Ланжерон». Его выбросило на мель довольно удачно. Судно волнами повалило набок, мачтами к берегу. Моряки затеяли безумную, но безвыходную игру со смертью. Они по очереди восходили на грот-марс и по грот-рее перебирались на пляж. Эти чудеса эквилибристики совершались при жестоком ветре и постоянных ударах транспорта о камни. Оставалось лишь диву даваться, как никто не сорвался и не погиб. Последним спасся командир корабля лейтенант Моцениго. Он вынес с корабля флаг, но был совершенно раздавлен. Потерять свой корабль — куда еще худшую участь можно вообразить для капитана⁈

Оказалось — можно. Гибель членов экипажа — вот настоящее горе для его командира.

Тендер «Скорый» опрокинулся не так счастливо, как транспорт. Когда трюм заполнился водой, несмотря на беспрерывную работу матросов на помпах, его командир лейтенант Кислинский приказал срубить мачту и обрубить якорный канат. Судно поволокло к устью Туапсе. Его шатало с боку на бок, пока, прибитое к берегу, оно не упало обрубком мачты в сторону моря, а килем — в сторону берега. Все волны достались его беззащитной палубе, грозя гибелью всему экипажу.

— Вашбродь! — обратился Вася к поручику Цеге-фон-Мантейфелю. — Кажется, там корабль кувыркнулся! Я крики услышал!

Милов указал на мелководье речного устья, через которое в темноте перекатывались огромные валы.

— Рота! — завопил что есть мочи поручик. — Слушай мою команду! Все — на спасение людей!

Тенгинцы помчались к месту крушения тендера. Бесстрашно зашли в воду. Образовали живую цепь, помогая друг другу и протягивая канат к корпусу корабля. Поручик, рядовые Михаил Серебряков, Войцех Моравский и Вася сумели взобраться на борт, карябая руки о шершавую медную обшивку.

Через выбитый волнами орудийный порт стали выбираться матросы и офицеры. Их по очереди передавали в руки солдат, прикрытых от волн корпусом корабля. Спасли почти всех. Погиб лишь один матрос, унесенный волнами. Это обнаружилось, когда на берегу всех пересчитали. Мокрые спасенные не верили своему счастью. Даже в темноте можно была разглядеть их белые, как мелованная бумага, лица.

— Рядовые Серебряков, Моравский и Девяткин! Всех троих представлю к медалям «За спасение погибающих»!