Юрий Корчевский - Ушкуйник
Все поворочались, прислушиваясь к ночной тишине, да и уснули.
Отныне на своих судах Михаил решил выставлять дежурного. Ведь вор прокрался не с берега. Кто-то из кормчих взял в гребцы невольника, а тот, увидев ценности, не устоял перед соблазном.
Опять Мишке наука — впредь полагаться только на свои силы.
Утром, едва позавтракав, корабельщики подняли паруса, и караван судов тронулся вверх по Волге. Налегали на вёсла и гребцы. Невольники с непривычки набивали мозоли на руках, и к вечеру тянуло мышцы.
Вечером, когда суда встали на якоря, Павел заметил:
— Должно, вёрст семьдесят сегодня прошли, да вчера половину этого. Скоро переволок казацкий на Дон будет.
Мишка мысленно прикинул путь, которым сюда шли. Далеко ещё! Впереди башкиры на своих землях, потом татары казанские. И всё время теперь идти против течения — что по Волге, что по Каме, что по Вятке. А это ох как непросто: даже пустым идти тяжко, а уж с грузом — и подавно.
На третий день пути со стороны замыкающих караван судов раздались крики. Встревожился Михаил, стал всматриваться вдаль, да ничего не приметил, кроме тучи на горизонте — едва видимой тучки. Не гроза ли собирается? А хорошо бы ветер попутный да сильный, хоть бы до Казани. А потом дошло — не тучка это вовсе, а пыль из-под множества конных копыт.
Мишка взглянул на берег. В конной рати заметно было волнение. Конники тоже заприметили пыльное облако и с тревогой поглядывали назад. Им бы рвануть сейчас, оторваться от кыпчаков подальше, да суда держат. Не бросишь же целый караван с трофеями без прикрытия. Иначе — зачем тогда весь этот опасный поход за сокровищами затеяли, ради чего столько народу полегло?
Гребли до изнеможения, пока не опустилась ночь. Тогда уж последовала команда: «Суши вёсла, гребцам отдыхать».
А суда под парусами продолжали идти потихоньку. На корме каждого судна светильник масляный зажгли. Следующие за ними суда по этим светильникам и ориентировались. Видно, на переднем судне кормчий отменно реку знал, вёл точно по стремнине.
За ночь худо-бедно, а вёрст двадцать — двадцать пять прошли, отдалились немного от погони. Да и конная рать на берегу заметно замедлила движение ночью. Лошадям ведь спать-есть нужно. Кстати, не только своим, но и преследующим караван ордынским.
А после сухого завтрака уже чёрствыми лепёшками да салом гребцы снова сели на скамьи. Лобановские ушкуи чуть быстрее пошли. Ворчал Павел — тянула их назад неповоротливая ладья. Однако о том, чтобы её бросить, не заговаривал.
Гребцы по пояс разделись, пот градом катился по их спинам. Когда кому-то было невмоготу — всё-таки невольники ослабли в плену, Павел сажал запасного гребца. Иногда и сам Михаил садился в паре с запасным гребцом. Тогда он, сидя на скамье, обращался лицом в сторону оставленного ими Сарая. Он видел плывущие вблизи ушкуи — почти половину каравана — и всё увеличивающееся пыльное облако от преследователей.
Как ни старались гребцы, преследователи медленно приближались. Пока лошади кыпчаков отдыхали, суда уходили вперёд. Конечно, конница Кости Юрьева тоже отдыхала — больше ночью, но потом днём отдохнувшие кони легко догоняли караван. «Как бы остановить или хотя бы замедлить бег ордынских лошадей?» — раздумывал Мишка. Он перебирал разные варианты и всё-таки додумался. Идея, которая внезапно озарила его, была настолько проста, что он сам недоумевал, как раньше не догадался! Уже вечером, когда конница Юрьева встала на ночлег, Михаил приказал Павлу:
— Суда к берегу, хочу с Костей переговорить!
— От каравана отстанем!
— Я недолго, догоним.
Едва ушкуй ткнулся носом в песок, Мишка спрыгнул на берег и помчался к стоянке. Костя был удивлён, увидев молодого купца.
— Случилось чего?
— Видел — кыпчаки догоняют?
— Видел, — помрачнел Костя. Выглядел он озабоченным и усталым.
— Надо их задержать немного.
— Сам знаю, да как?
— Ветер сейчас встречный, дождей не было давно, трава сухая.
— Понял! — подпрыгнул от осенившей его догадки Костя. — Надо пустить встречный пал. Трава погорит, их коням кормиться нечем будет. Молодец! Ведь я и сам знал о таком, да в голову не пришло! Спасибо, дружище! Ступай на судно.
— Удачи, Костя!
Но Костя уже крикнул зычно:
— Десятников и сотников ко мне! Михаил помчался на судно. Едва он вскочил на борт, гребцы вёслами оттолкнулись от берега. Мимо проходила последняя треть судов каравана. Паруса у всех были спущены, шли на вёслах. Мишка тут же уселся на вёсла в паре с запасным гребцом.
— Живее, братушки-славяне! Поднажмите! Нагнали, смогли дойти до своего места в строю — за юрьевскими ушкуями. Дальше пошли в обычном ритме.
— Эй, глядите — чего там сзади-то? Похоже, степь горит!
В нескольких верстах позади степь вспыхнула сразу широким фронтом. Ветер сносил дым в сторону татар, гнал пламя назад — к преследователям. Выгорит трава — кормить лошадей будет нечем. И дичь в сторону от пожара уйдёт. Ни зайчика, ни куропатку ордынец на обед уже не подстрелит из лука. Только сушёным конским мясом питаться ему останется.
Михаил облегчённо вздохнул: теперь оторваться от кыпчаков каравану будет легче. Если повезёт, и степь выгорит на большой площади, лошади ордынские ослабнут, и преследователи отстанут.
За полночь они всё-таки встали на якоря — гребцы совсем выдохлись. Ветер был встречный, на речных ушкуях паруса прямые, галсами под ними не пойдёшь. Это на больших морских ушкуях да на шхунах с косым парусным вооружением можно продвигаться и под углом к ветру.
Едва проснувшись, все стали смотреть назад. Позади, насколько хватало глаз, горела степь. Всё пространство было покрыто дымом, и понять, где ордынцы, было невозможно.
На завтрак сварили кулеш, поскольку лепёшки, даже чёрствые, уже закончились. Для этого на корме лежал лист железа, на нём — камни. А уже на них разводили костёр.
Поев, гребцы взялись за вёсла.
К полудню ветер стих, а немного погодя стал дуть в обратную сторону. Корабельщики обрадовались, на всех судах захлопали полотнища — это расправлялись паруса. Хоть и медленно пока, но всё же ушкуи шли под парусами. У многих гребцов кисти рук были обмотаны разорванными рубахами, поскольку от вёсел не только мозоли появились, но и сама кожа до мяса стёрлась. Но терпели все, понимая, что только их труд способен уберечь караван и их самих от гибели или плена. А бывшие невольники снова в плен попадать не хотели.
— Вцеплюсь басурманину в глотку зубами, да под воду. Лучше утонуть и забрать с собой хоть одного мучителя, чем плен, — говорили они.
И Михаил им верил, зная — так и сделают. Навидался он в Сарае, как с невольниками обращаются. Для себя решил — будет биться до последнего. Лучше умереть в бою, чем поднять руки и сдаться.
Ветер усиливался, паруса надулись. Ушкуи шли полным ходом. По берегу, чуть приотстав, двигалась конница.
А потом на горизонте появились тучи. Именно грозовые тучи, а не пылевые облака. Вдали послышались раскаты грома.
Михаил подошёл к Павлу.
— Как думаешь, буря будет?
— Обязательно. С утра кости ноют. Лишь бы волн сильных не было. Осадка глубокая, боюсь, как бы через борт не перехлестнула волжская водица.
Ветер из сильного постепенно переходил в ураганный. Мачта скрипела, но держалась. Никто не хотел опускать паруса, стараясь выиграть аршины и сажени. Впереди, через два судна, у одного из ушкуев с треском порвало парус.
— Ох, быть беде! И нам парус убирать надо!
— Павел, может — не весь? Может, только половину шкотами подобрать? Неохота ветер упускать!
— А ежели мачта не выдержит да сломается? Пока запасную приладим, караван вперёд уйдёт, татары догонят!
На других судах стали подбирать паруса, а кое-где и вовсе убрали. Эх, кабы не пузатая ладья сзади, что сдерживала ход! Но паруса всё-таки убрали, и отдохнувшие гребцы снова уселись на вёсла.
Сзади ударил гром, сверкнула молния. Тучи закрыли солнце, вмиг потемнело. А потом хлынул ливень, да такой, что с кормы не видно было носа.
— Суши вёсла, бросай якорь!
Все суда остановились. Продолжать движение было опасно — можно было столкнуться. А на перегруженных судах даже небольшая пробоина грозила судну быстрым потоплением. Учитывая, что невольники в большинстве своём плавать не умели, то погибли бы и команды.
С неба низвергались потоки воды. Кто-то из гребцов закричал:
— Вода под ногами!
— Отчерпывайте!
Схватили деревянные черпаки, по очереди стали черпать воду, но набиралась она быстрее — ведь черпаков было всего два.
Михаил бросился к одному сундуку, открыл крышку — монеты. Захлопнул, открыл второй — то, что надо! Он помнил, что в одном из сундуков были золотые и серебряные кувшины, ендовы, довольно глубокие блюда.
— Держите! Черпать всем, не то потонем! Самоотверженно работали все — гребцы, Павел, сам Михаил.
