Кинжал Немезиды (СИ) - Чайка Дмитрий

— Ну, с богом, — хмыкнул я, когда воины заняли свои места, а лучники натянули тетиву.

— С каким именно богом, государь? — насторожился Абарис.

— С Аресом Эниалием сегодня, — махнул я рукой. — Посейдон нам здесь не помощник.

— И то верно, — глубокомысленно ответил он и пошел к воротам, к которым двигался сильный отряд с грубо отесанным бревном.

А ведь они кое-чему научились, — с удивлением думал я, слыша мерные удары в ворота. Их заливают ливнем стрел, но они укрылись щитами, словно черепашьим панцирем, и молотят изо всех сил, пытаясь прорваться в лагерь. Хорошо, что ворота сзади заложили мешками с песком, а то вдруг у них получится…

Безумный накат на стены лагеря оказался для троянцев кровавым. Мои лучники и копейщики били прямо сквозь щели в переплетении веток, почти не неся потерь. Вражеские воины или не добегали до стен, получая стрелу, или падали в ров, ужаленные наконечником копья. И только самый сильный отряд, укрытый доспехами и огромными щитами, пытался разбить ворота. Две башенки, стоявшие по бокам от них, заняты лучниками и пельтастами, которые мечут дротики. Там горячо. Я даже губу от злости прикусил, увидев, как за считаные минуты было убито как минимум пятеро.

— Их конница подошла, государь, — подбежал вестовой от Абариса.

— Хорошо, — кивнул я. — Передай легату: они скоро поймут, что ворота им не разбить, и полезут растаскивать частокол.

— Да, государь, — приложил руку к сердцу воин и побежал с вестью.

— Сосруко! Ты со мной, — скомандовал я, и тот привычно склонил голову. Его подразделение теперь называется агема, гвардия царя, элита элит. В нее входит мой личный конный отряд, называемый гетайры, и они, парни с Кавказа, которые спасли свой род. Я уже одел всю стражу в пластинчатый доспех, а потому в бою мы с ними — ударная сила жуткой мощи. Три десятка закованных в железо воинов способны переломить ситуацию в считаные минуты.

— Восточная стена! — послышался рев Абариса. — Вторая когорта пошла!

Да, они таки поняли, что с воротами неувязочка получается, и бросили не меньше тысячи воинов на штурм одного участка стены. Птицей взлетели волосяные петли и охватили сразу несколько столбов частокола. За стеной раздалось утробное уханье, прерываемое криками боли и стонами. Троянцы тянули веревки изо всех сил, а щитоносцы пытались их прикрыть от града стрел, дротиков и камней. Воины падали, но на их место тут же становились другие. У них не было выбора. В городе им не продержаться. Я ведь знаю, что такое Троя. Там есть колодцы и цистерны для воды. Их хватило бы надолго, но только не тогда, когда каждый день нужно тушить новый пожар.

Арканы рубили, но петли летели вновь в вновь, расшатывая понемногу стену. В те же места лезли здоровенные мужики с топорами и мечами, которые секли ветки плетня, не обращая внимания на удары копий. Участок стены шириной в пару метров пал, и туда полезли озверевшие люди, устилающие путь своими телами. Они рубили ветви, прикрывая захваченный форпост, а вслед за ними лезли все новые и новые силы. Собственно, теперь вся троянская армия, включая спешенную конницу, от которой здесь не было никакого толку, лезла именно сюда.

— Надо же! — невольно восхитился я, увидев это совершеннейшее безумие. — Они что, отвара мухоморов выпили? Они же прямо по трупам идут. Странно. Потери такие, что уже разбежаться должны были. Сосруко!

Вот для таких случаев я и нужен. Думаю, с прорывом разобралась бы и без меня, но удар небольшого отряда во главе с царем, сверкающим золотом шлема — штука для поднятия воинского духа совершенно необходимая.

Железная стена с длинными мечами, которая бьет в жидкий фланг полуголой пехоты — зрелище жуткое. Вертолетный винт натворил бы меньше бед. Я ору что-то, до бровей залитый адреналином, отбиваю копья, летящие в лицо, и не обращаю внимания на те, что целят в корпус. Им не пробить доспеха. Почти каждый мой удар или перерубает чье-то копье, или крошит щит, или разит тело. Брызги крови летят под бронзы меча, а рядом плечом к плечу бьются кобанцы, которым и в голову не приходит меня защищать. Я же царь, первый из воинов. Я просто выполняю свой долг. Передо мной мелькают перекошенные лица, а вопли раненых сливаются в один жуткий гул, от которого сводит зубы.

Вот на меня насел кто-то из аристократов. Я помню его, а он совершенно точно знает меня. Его имя крутится в голове, но позабылось в горячке боя. Наше знакомство совершенно не мешает ему наседать на меня с длинным копьем. Его щит отлетел в сторону, изрубленный в щепки, и теперь он держит меня на расстоянии, не давая подойти на дистанцию удара. Этот воин хорош. Он словно танцует со своим копьем, пытаясь найти слабину в моей защите. Он бьет в лицо, заставляя меня все время задирать щит, а потом делает шаг в сторону и проводит укол, чтобы поразить боковую часть бедра, не прикрытую юбкой доспеха. Вот ведь хитрая сволочь!

Вспомнил. Муваса его зовут. Младший сын мелкого царька, правящего одним из осколков Арцавы. Он бился под Троей, потому что продает свой меч всем, кто заплатит. Ему не стать царем, он рожден от младшей жены. Видимо, он и в прошлый раз бился неплохо, раз остался жив и пришел сюда еще. Он один из тех, кто погрузил в кровавый хаос этот несчастный мир. Волк, вечно голодный волк, который ничего не знает, кроме войны. Такие, как он, всё ищут свое царство, но находят лишь безымянную могилу. Тысячи их.

Снова удар в лицо, и я чувствую, как свинцовой тяжестью наливается левая рука. Я, кажется, начал уставать. Пот заливает глаза, а моя охрана благородно не прерывает поединок, считая это оскорблением для меня. М-да… Я бы сейчас проглотил оскорбление, и даже не поморщился бы. Охрана уже изрубила всех вокруг, а легионеры прогнали троянцев за ров, который теперь не годится для того, чтобы служить препятствием. Он наполовину завален стонущими телами. Раненые не имеют сил уйти. Они так и лежат там, под грузом мертвых товарищей.

Кажется, этот бой идет бесконечно, и Муваса чувствует, что я слабею. Я в молод и в хорошей форме, но этот парень как будто сделан из железа. Он дышит ровно и не суетится. Его глаза довольно сверкают под бронзой шлема, а зубы то и дело скалятся в веселой улыбке. Проклятье! Он все-таки кольнул меня в бедро, и я почувствовал, как по ноге заструилась кровь. Нога начала понемногу неметь, а Муваса торжествующе заорал и ударил копьем сверху, целя в незащищенную шею. Ну и дурак, — подумал я, — привык с полуголыми бродягами воевать. Надо было сначала дать мне кровью истечь.

Я отвел его удар щитом, а потом сделал шаг вперед и пробил ему прямо в пах. Пыром. Со всей дури. Кожаным носком легионной калиги. И при этом сам едва устоял на раненой ноге. Да, я сволочь, но не рубить же его. Он мне еще пригодится. Воин застыл на мгновение, а потом закатил глаза и рухнул, воя от невыносимой боли.

— Связать и под караул! — бросил я охране, зажимая рану. — Лекаря сюда.

— Государь, — ко мне подошел Абарис. — Пока ты с этим демоном дрался, я приказал ворота лагеря открыть и гетайров выпустить. Они остатки конницы добили.

— Много сбежало? — морщился я, пока мне в рану лили живой виноградный спирт и заматывали ногу полотняным бинтом.

— Да кто их считал, — пожал плечами Абарис. — Но коней захватили много.

— Сколько? — нетерпеливо спросил я и получил ожидаемый ответ.

— Да кто их считал! Говорю же, много.

— Тьфу ты, пропасть! — не выдержал я содержательности этого диалога. — Десять шаров по Трое выпустить! Пусть подумают как следует.

— Они уже хорошо подумали, государь, — уверил меня Абарис. — Вон, за воротами стоят и ветками машут. И, по-моему, они обделались, пока сюда дошли. Помнишь, нам великий жрец Гелен про Тартар рассказывал? Так вот, прямо за воротами лагеря он самый и есть.

Глава 13

Каждый царь, просидевший на троне дольше года, знает, что людская верность простирается не дальше первого серьезного поражения. Все те люди, что еще вчера кланялись тебе и умильно улыбались, продадут тут же и без малейших угрызений совести. Воинская аристократия держалась чуть дольше, но тоже сдавала неудачника, когда полоса поражений затягивалась. Потому как по языческим понятиям, царь, потерявший милость богов, — это вовсе не царь, а какое-то недоразумение. Править может только сильный.