Шамабад должен гореть! (СИ) - Март Артём

— Клим… — только и смог тихо ответить Стас.

— Клим… — проговорил я холодным тоном и заглянул Вавилову в глаза.

Он не выдержал моего взгляда. Зло зыркнул сначала на Стаса, потом на Васю Уткина.

Я успел заметить, как глаза Клима заблестели, и тот поторопился снова их спрятать. Быстро встал. Понес нетронутые макароны на кухню.

Когда Вавилов вышел из кухни, за ним увязался Гия.

— Эй, генацвале! Ты чего не кушаешь совсем? Чего-то не понравилось⁈ Ты мне только скажи, чего тебе было не так! В другой раз так сделаю, что понравится!

Вавилов ему не ответил, он быстро зашагал вон из столовой.

Обычно у нас полагалось спрашивать разрешения у офицера или прапорщика, если поел раньше остальных и хочешь уйти. Тоже один из обычаев, навязанный, видимо, кем-то из старых шефов. Однако Черепанов, ужинавший за отдельным столом, не стал одергивать Вавилова. Только проводил его мрачным взглядом.

Не успел Клим выйти за дверь, как в проеме появился дежурный по заставе старший сержант Антон Фрундин.

— О, Клим? — Проговорил он, — тебя-то я и ищу. Иди, тебя шеф к себе вызывает.

Вавилов не ответил и ему. Только надев шапку, выскочил вон из столовой. Удивленный Тоха посмотрел ему вслед. Обернулся к погранцам и встретился с кем-то из них взглядом. Пожал плечами.

— А чего я такого сказал-то? — Обидчиво развел руками Стас.

— Он как с цепи сорвался, — пробурчал Вася Уткин. — Понимаю, горе у него. Но товарищи-то при чем?

— Не обращайте внимания, — сказал я, откладываю ложку, — и уж тем более, не держите на него зла. Потом сам поймет, что был неправ.

Минут через сорок я и Стас шли к оружейке. Наш наряд из шести человек готовился в ночной дозор.

Начотряда уехал минут тридцать назад. Клима Вавилова мы не видели. Не знали, чем он сейчас занимался, хотя Стас еще не раз упоминал его имя сегодня. Я видел, что Алейников остался в обиде на системщика.

— Стас! Стас, Саша, подождите!

Мы обернулись. Ребята из наряда, шедшие перед нами, тоже замерли и посмотрели назад. Увидев, что дело их не касается, отправились дальше.

— Сашка, не задерживайтесь, — только крикнул мне Мартынов, шедший сегодня старшим.

— Порядок, Вить. Две минуты и будем.

Сержант кивнул мне, и четверо пограничников отправились в оружейку.

К нам трусцой бежал Клим Вавилов. Приблизившись, он несколько замедлил шаг, как бы в нерешительности. Потом все же решился подойти.

В свете заставского фонаря я увидел, что что-то в образе Вавилова поменялось. Спустя пару секунд, до меня дошло, что именно. Клим улыбался. А улыбающимся его не видели уже очень давно.

Лицо рядового просветлело. Глаза наполняло настоящее счастье.

— Саша, Стас, я извинится хотел, — несмело начал он.

Мы со Стасом переглянулись. Лицо Алейникова удивленно вытянулось. Я только улыбнулся.

— Знаете, зачем приезжал начотряда? — Торопливо начал Клим.

Казалось, ему натерпелось нам что-то сообщить.

— Зачем же? — Спросил я.

— Извиниться передо мной лично. И он извинился. За то, что похоронку мне по ошибке прислали!

— По ошибке? — Удивился еще больше Стас.

— Да, — радостно покивал Клим. — Отец мой живой. В плену сейчас у душманья. Но послезавтра его поменяют. Поменяют, представляете? Духи за него назначили цену в троих своих. Ну и наши согласились. Таран поручил мне быть в конвое, когда душманов по нашему участку повезут.

— Я рад за тебя, Клим, — сказал я и положил ему руку на плечо.

— Спасибо! — Разулыбался Клим. Потом помрачнел. — Простите. Простите, что я на вас сорвался. Злоба во мне клокотала, что сил никаких не было. Злоба и печаль. Сейчас я понимаю, что вы были невиноваты. Это я дурак, выместил на вас свою злость.

— Главное, что ты все понял, — сказал я с доброй ухмылкой.

— Ну… — Клим несмело опустил глаза, — ну так че? Прощаете меня, дурака?

— Ну что, Стас? — Спросил я, чуть помолчав, — простим Клима?

Стас тоже улыбнулся.

— Иди сюда, дубина стоеросовая! — Сказал он и полез к остолбеневшему от неожиданности Климу обниматься. Похлопал по спине. При этом он повторял ему: — Рад, рад, что твой папка живой!

Они расцепились, и я увидел, как у Вавилова блестят глаза. Да только теперь он не старался их от меня спрятать.

— Скоро твой отец уже будет дома, — сказал я, пожимая его шершавую руку, — уже скоро.

— Да, — покивал Клим, — уже скоро я его увижу. Живого. И… И спасибо вам, что зла не держите. Ну… Ну вам пора. Служба не ждет.

— И правда, не ждет, — Сказал я с улыбкой. — Ну что, Стас, пошли?

— Стойте! — Крикнул Клим, и мы обернулись. — А Вася где? Мне перед ним тоже извиниться надо!

Офицерский танк угрожающие рокотал двигателем. Он, как и раньше, располагался на футбольном поле. Экипаж суетился внутри. То и дело, кто-то из танкистов, показывался из люка. Кричал что-то своим, но сквозь гул мощного танкового двигателя, разобрать их переговоры было невозможно.

Танк обратил длинный ствол своего оружия к кишлаку Комар. Это был тот самый день, когда в кишлаке творились беспорядки. Однако я не знал, что он совпадет с датой обмена пленными.

Обмен должен был проходить на правом фланге, в узком месте Пянджа. Обеспечивали его силами заставы резерва отряда, а наши шли в конвое.

Таран тоже должен был присутствовать на обмене, но когда часовой заставы с вышки сообщил о стрельбе в кишлаке, шеф вернулся на Шамабад, чтобы разобраться во всем сам.

Решили пальнуть учебным снарядом, чтобы афганцы чуть-чуть притихли. Ну и огонь вести надо было из офицерского танка, чтобы не демаскировать остальную пару, стоящую в своих капонирах.

— Говоришь, это может быть частью подготовки к нападению⁈ — Перекрикивая гул мотора, спросил Таран.

— Так точно!

Я, шеф и замполит тоже были у танка. Мы с Тараном стояли рядом с машиной, а Пуганьков, как оказалось, поклонник разной военной техники, болтал о чем-то с механиком-водителем прапорщиком Ломовым.

— И почему ты так думаешь, Саша? — Спросил Таран, посмотрев на меня.

— После того раза с прокаженным, в кишлаке было тихо-мирно. А теперь пошло-поехало: сначала переброска оружия через Пяндж, потом записка, теперь стрельба и суета в кишлаке. Я думаю, товарищ старший лейтенант, случайности неслучайны. Все это — какая-то подозрительная активность на границе. Какая-то подготовка.

— Чтобы они там ни затеяли, они выбрали плохое время в кишлаке безобразничать, — задумчиво сказал Таран.

— А я думаю отличное, — ответил я. — Сегодня передача пленных. Все наше внимание было направлено туда. Если б не стрельба, мы б, наверное, не придали их суете особого значения.

Таран нахмурился. Кивнул.

— Соглашусь. Что-то тут не так. Надеюсь, наши ребята из разведки выяснят, что к чему. А мы пока местных из танка утихомирим.

Из командирского люка высунулся капитан Жуков, что-то заорал. Но быстро понял, что мы не слышим. Тогда он жестом указал уходить.

Таран кивнул. Мы с ним отбежали назад метров на двадцать. Любопытный Пуганьков же внаглую заглянул в люк заряжающего, наблюдая, видать, за работой экипажа внутри.

— Товарищ старший лейтенант, — сказал оказавшийся рядом с нами ефрейтор Смольняк из экипажа сержанта Фролова, — разрешите обратиться!

— Ну?

— Вы б сказали вашему замполиту, сойти с танка! А то он сзади примостился! Не успеет отскочить, если выстрелят.

Таран нахмурился. Его лицо сделалось сердитым и темным, словно грозовая туча.

— Сойди с танка, Пуганьков! — Заорал Таран замполиту.

— Товарищ лейтенант! — Присоединился Смольняк, — сойдите с танка!

Мы дружно принялись кричать и махать руками. Пуганьков, казалось, нас и не видел. Шум двигателя напрочь заглушал любые крики.

— Сука! Не слышит! — Выругался Таран.

— А они щас будут стрелять! — Довольно буднично заметил Смольняк и скрестил руки на груди, став рядом со мной.

Очевидно, экипаж не знал, что замполит все еще топчется на броне. Очевидно, что Пуганьков не знал, что они вот-вот готовятся стрелять.