Корсары Николая Первого - Михеев Михаил Александрович

– Не будь дураком, Иваныч. Вас задавят числом, и будете вы государственными преступниками. На каторгу захотел? Это меня отец прикроет… В общем, лучше уходите и действуйте сами. Или сдавайте корабли, если вам не по нутру. Так хоть репутацию будете неиспорченную иметь, с нижних чинов никто не спросит. Все, закончили. А теперь спать – завтра утром отходим.

– В таком случае, мичман, я вас больше не задерживаю.

Ох, как это было сказано! Будто плевок в лицо. Верховцев лишь плечами пожал:

– Благодарю.

Повернулся, как на плацу – и вышел. Уже на улице перевел дух – пожалуй, в бой идти легче, чем на провинциальных паркетах такое устраивать.

А ведь как все красиво выглядело вначале. Они вошли в порт, можно сказать, триумфально. Не в последнюю очередь потому, что русские дозоры, организованные довольно паршиво, их проворонили. Так что жители города могли лицезреть два больших корабля, один из которых ощетинился пушками, и, в довесок, панику среди местных чиновников, и военных, и гражданских.

Стоит признать, ничего удивительного в случившемся не было. В распоряжении вице-адмирала Романа Платоновича Бойля попросту было слишком мало сил. Он, конечно, был неплохим моряком, участником полярной экспедиции и толковым администратором. Не зря же, когда здоровье вынудило его уйти со службы, его направили сюда, в качестве главного командира Архангельского порта и архангельского военного губернатора. Огромная, практически неограниченная власть – и огромная ответственность. Еще до войны он сделал все, чтобы подготовиться к обороне, но… И вот в этих двух буквах таилась сложившаяся ныне ситуация. У Бойля попросту не хватало ресурсов.

Единственным полноценным военным кораблем, имевшимся в Беломорской флотилии, оказался построенный здесь же, на Соломбальской верфи, бриг «Новая Земля». Причем, с учетом новых реалий, полноценным его можно было назвать довольно условно. Шестнадцать орудий – это, конечно, приятно, однако отсутствие паровой машины делало корабль устаревшим еще на стапелях. В общем, лезть с этим на британскую эскадру – самоубийство. Брандвахтенная служба – вот его предел.

Надо признать, Бойль старался исправить ситуацию, организовав целую флотилию канонерских лодок, но собранные с бору по сосенке мелкие суда, вооруженные парой легких орудий, годились в лучшем случае для патрульной службы, которую еще не успели толком организовать. Пожалуй, ударь враги сейчас, когда строительство береговых батарей еще не было завершено, у них был шанс [36]. Но теперь у них просто не осталось кораблей для такой операции.

Следующую неделю корабли просто стояли у причала, вызывая недовольство абсолютно всех. Чиновников, офицеров, самого Бойля. Но вот незадача, они не могли даже попасть на борт. Вахтенные матросы, все как один здоровые и тупые, отказывались впускать кого бы то ни было, перекрывая требования всего одним аргументом – приказом капитана. Отданным еще до того, как тот впал в беспамятство из-за последствий ранения. Капитан же, как известно, первый после Бога, и матросам теперь плевать, кто там на борт рвется. С одной стороны, нарушение субординации, с другой же – такое неукоснительное исполнение приказа и преданность командиру достойны уважения.

Как ни странно, это сработало. Корабли решили не трогать до того, как ситуация не рассосется сама собой. Или когда придет в себя Верховцев, или когда он умрет. В конце концов, черт их знает, моряков этих, насколько они там чокнутые. Наверное, очень, если два корабля у англичан отбили, а третий потопили – матросы на берег сходили регулярно, вели себя на редкость дисциплинированно, но языки при этом в узде не держали. О том, как они воевали, слухи теперь ходили самые разные, порой к реальности отношения не имеющие. Их же подогревали многочисленные пленные, которых передали местным властям, и беженцы, привезенные с собой.

Последних взяли под свою опеку местные купцы. Вообще-то, благотворительность им не свойственна, однако тут разговор особый. С кораблей выгружали трофеи, распоряжался всем этим хорошо известный в Архангельске купец Матвеев, и именно он, видимо, руководил финансовыми делами. Очевидно, он и заплатил за размещение беженцев.

Матвеев же и пришел уже к вечеру первого дня в резиденцию губернатора и подтвердил: да, все так и есть. Командир стихийно организованного отряда кораблей вообще и «Миранды» в частности, будучи не в себе после ранения, действительно приказал никого на борт не пускать. А так как матросы ему преданы, да и часть из них вообще не русские, то исполнять этот приказ они будут неукоснительно. Отменить его, шагнув через голову командира, он, Сергей Павлович Матвеев, не в состоянии. Живо голову отвернут и скажут, что так и было. Надо просто чуть подождать.

Для губернатора, вице-адмирала и вообще офицера это звучало дико. С другой стороны, он уже стал немного политиком. Для политика же хуже нет устраивать публичный скандал. А именно так и произойдет, учитывая намерение команд любой ценой выполнить приказ своего командира. Да и мало ли чем все это обернется, у них на борту орудия найдется дурак, что решит пальнуть – и что дальше?

И потом, отца Верховцева он знал. Не то чтобы очень, но помнил: вроде бы всего лишь капитан первого ранга, он занимал какую-то серьезную должность при штабе. Лаяться со штабными? Нет уж, боже упаси! А ведь сын, даром что герой, неизвестно каков в плане кляузы писать. Так что лучше и впрямь подождать, тем более купец обещал, что все необходимое на корабли доставит, а рассчитаются потом. Конечно, звучало это малость наивно, всем известно, что у казны снега зимой не допросишься, но если человек хочет лезть в эту яму со змеями, какой смысл ему мешать?

В результате корабли разгрузили, приняли на борт продовольствие, вели какой-то ремонт. Топоры звучали каждый день… А к исходу недели мичман Верховцев сошел-таки по трапу и двинулся по улице к резиденции губернатора.

Вот тут он волей-неволей привлек внимание. Корабли-то успели стать привычной деталью пейзажа, приесться. Обыватели на них и внимания уже не обращали, разве что вездесущие мальчишки… Эти, конечно, частенько глядели на трофейные корабли, воображая себя капитанами и мечтая о подвигах. И, естественно, они первыми увидели, как по трапу спускается высокий, широкоплечий офицер, на мундире которого, на груди, была видна аккуратная штопка. Кровь женщины застирали, но скрыть полностью дырку не смогли. При всем их мастерстве, если присмотреться, все равно было видно – очень уж качественно поработала английская пуля.

Александр шел по улице и ловил на себе взгляды – удивленные, восхищенные, много реже снисходительные. Не было только равнодушных. И как пройти ему не просто сказали – один из вездесущих мальчишек всю дорогу шел рядом и показывал. К слову, Александр обошелся бы без посторонней помощи. Все же объяснили дорогу ему еще на корабле, а Архангельск – не такой большой город, чтобы в нем заблудиться. Тем более в самом центре. Но надо было спрашивать, иначе это выглядело бы подозрительно, а это в их ситуации могло оказаться лишним.

Приняли его сразу же, а дальше… В общем, Матвеев оказался прав. Его приняли как героя и высыпали кучу добрых слов. Только вот Александр за свою короткую вроде бы жизнь успел послушать разное – сказалось то, что отец таскал его с собой, иной раз где надо и не надо. Лишь позже пришло к нему понимание – все для того, чтобы научить видеть суть витиеватых предложений. И сейчас он видел то же самое, что и собравшиеся здесь люди, считающие себя опытными политиками.

Витиеватые словеса, поздравления герою… Ты свое дело сделал, мальчик, а теперь отойди и знай свое место. Ага, то самое, что соответствует твоему возрасту и чину. А на мостики кораблей встанут те, кто этого достойны – офицеры, которых здесь в избытке, а должностей согласно чину нет. Но орден тебе выхлопочут, обязательно, как же без него-то. Ты лечись пока, на паре-тройке приемов побывай, больше в Архангельске все равно не ожидается, не столица, чай…