Алексей Нарочный - Дама с фюрером на спине
Паранджа:
«Я, поверь, достойно вознагражу за твои слова».
Вскоре Махмуд с фрау распрощались, так как Ганджубаеву нужно было садиться на байк и ехать на срочный заказ. Вечером уже на метро он доехал до неблизкой к нему «Братиславской», и они с Паранджой, встретившись возле торгового центра «Бум», поднялись на второй этаж, чтоб поужинать в ресторане быстрого обслуживания «Ливан Хаус». Алина выбрала это место, так как оно показалось ей лучше прочих гармонирующим с романтическим ореолом образа Паранджи из тех, что были разбросаны в районе «южной коленной чашечки» «московской свасты».
Взяв мясо, овощи и напитки, они расположились за вакантным столиком, найденным с превеликим трудом. В ходе трапезы Снегирёва поинтересовалась у своего нового знакомого:
— Вкусно?
— В блокаду люди и не такое ели, и ничего ведь — как-то умирали.
После ужина в сумерках Паранджа повела Махмуда по Перерве в сторону Графитного проезда. Там имелись гаражи, за которыми якобы и планировалась выдача обещанного Ганджубаеву «вознаграждения». Главное, полагала Снегирёва, было заставить наркоторговца зайти в «Контакт», чтобы можно было полностью удалить его аккаунт и, таким образом, избежать палева; через неделю можно будет «потереть» и аккаунт «Паранджи».
Вяло перелаивались псы, почуявшие где-то неподалёку засаду бритоголовых. Ганджубаев заметил:
— Собаки… Чем больше я ненавижу людей, тем меньше не люблю псов.
Хоть было темно, Паранджа различила собачье дерьмо, лежавшее в изобилии:
— Тут столько говна, что это даже как-то волнует. Скорее иди ко мне!
Алина кинулась в атаку, будто порновирус на комп; подошёл из засады и Белый Ягуар. Но паче чаяния «цунареф», держась рукой за разбитый нос, резво забежал в тупичок между гаражами, а когда боны ломанулись за ним следом, в руке дага уже имелся пневматический пистолет. Виктор и Алина, проворно спрятавшись за углами гаражей, стали вести переговоры с загнанным Ганджубаевым.
Паранджа:
— Нахер ты сюда приехал?!
Max-mood:
— Сама позвала.
Antitsunaroff (кидая из засады бутылку, что не принесло результата):
— Она имеет в виду Москвабад!
Max-mood:
— Я не виноват, что родился в Дагестане.
Antitsunaroff:
— Ты виноват в том, что приехал сюда!
Max-mood:
— Давай всё решать без беспредела, по закону! Я всё-таки гражданин России. И если тебя не устраивают законы твоей же страны, то борись с ними, а не с нами… или убирайся отсюда сам куда подальше!
После этих слов Махмуд пошёл на штурм — выбежал из своего тупичка, ведя огонь из пневматического оружия. Затылок Антицунарова, попытавшегося пройти в ноги, Ганджубаев по-кавказски щедро угостил рукояткой пистолета. Нож фрау слегка задел по руке Махмуда, но горец два раза на бегу выстрелил в Снегирёву, попав в шею (к счастью, закрытую воротом), и скрылся во дворах.
Витька истошно завопил:
— Серёга, Димыч! Да где вы все?!
Он не ведал, что следователи, узнавшие через осведомителя в рядах «киллерсов» о свастичной закономерности готовившегося нацистами ряда убийств, приняли необходимые меры, и всем остальным находившимся в засаде членам банды Снегирёвой, имевшим при себе «стволы» и травматы, «посчастливилось» натолкнуться на один из в соответствии с особой директивой бродивших в этом районе патрулей. Теперь можно было смело утверждать: громкое дело о банде нацистких убийц обеспечено.
Между тем один пент оперативнее других прореагировал на шум в районе гаражей, и вскоре он, словно дух правосудия, буквально из-под земли возник пред окровавленными нацистами с «длинным аргументом» в положении боевой готовности. Страж порядка схватил Алину за руку с ножом и, когда он уже готовился нанести весьма болезненный удар дубинкой по бедру, Виктор, подлетевший со спины пента, полоснул врага ножом по лбу. Кровь залила глаза, и Витя с фрау воспользовались моментом, чтобы по-быстрому скрыться.
6. Фиктивная инсургенция «стахановцев»
Время: сентябрь тридцатого года.
Место: ГАлаг, барачный городок № 731.
Ситуация: Тимур Сабаткоев переведён в ГАлаг после месяца, проведённого им в транзитной тюрьме Сталинска.
На пересылке в камере вместе с Тимуром находилось трое, как назвал бы их Солженицын, если бы ему довелось «посидеть» с ними, «уголовных»: резковатый Женька «Борзометр», косой Борька «Скакун» и авторитетный Иван «Батберглер». Все трое перекочевали в ГАлаг вместе с Сабаткоевым.
Особое рабочее рвение не было характерно для «блатных» и через столетие после лагерного опыта Александра Исаевича. Как правило, всю «трудовую смену» осуждённые воры, действуя примитивно, но вполне эффективно, проводили за игрой в «подкидного дурака» на «Мыле. ру» — единственном сайте, доступ к которому был открыт «отстающим» страдам. Это позволяло «блатарям» и не «перетруждаться», и выполнять минимальные «продуктовые» нормы, «страдая» время от времени от проигрышей. Они вяло вращали крошечные «колёсики сансары» и совсем микроскопические «колёсики мирроточения» на своих СВКГ-1, сколько требовалось, а затем ковыляли на обработку ран и ужин. Там и до ночного отдыха было рукой подать. Воры обычно не продерживались долго в ГАлаге. По мере сил борясь с навязанным медленным увяданием, подобно «страдавшим» до них «уголовным», трое новичков презрительно смотрели на самозабвенно крутивших шипованные педали «стахановцев», в том числе на штанга-йогов из сорок восьмого барака, за спиной обзывая их «мирродрочерами». Впрочем, вся «блатная» прослойка в лагере, а не только троица из барака номер тридцать семь, в основном держала себя миролюбиво, не желая ссориться без повода в условиях, когда сил едва-едва хватало на прогулку от, как иногда называли СВКГ-1, «мирросипеда» до столовой. Так по крайней мере было до тех пор, пока Сабаткоев, который на «пересылке» не конфликтовал с ворами по той причине, что был занят самоуглублённым рефлексирующим восстановлением способностей, в ГАлаге вдруг принялся «мирродрочить», выделяя повышенное количество «продукта» в стремлении получить доступ к выложенным в Сети отсканированным книгам. Естественно, что с переходом в столовую для «стахановцев» он начал ощущать растущее неприятие со стороны товарищей по бараку, ведь «мирромазохизм» противоречил «понятиям». Да, кинуть формальную предъяву человеку не из их круга было не за что, но терпеть «стахановца» в своём бараке оказалось выше воровских сил. В отношении «блатарей» к Сабаткоеву стали проявляться зависть и животная злоба… точнее, «человеческая», если не гнаться за красотой слога, а называть вещи своими именами. К счастью, Тимур сдружился с другими «передовиками», в том числе с пятью «пресс-хатовцами», и последние разрешили осетину переселиться к ним. Поскольку «передовой» сорок восьмой был шестиместным, бывший курьер-буддист Вася Либидианальный, взятый в барак лишь в качестве интересного собеседника, который, по-хорошему, являясь не только не «стахановцем», но даже «отстающим», вообще не имел права там проживать, оказался выселен. Либидианальный не растерялся и занял освободившиеся нары в тридцать седьмом.
Василий, как истинный буддист, был ярым противником страдания, поэтому «работал» без энтузиазма. Он легко нашёл общий язык с татуированными с ног до головы ворами, чьи тела были испещрены свастиками, дуче, господучи да Троцкими. Правда, ему пришлось ответить за собственное наплечное тату со свастикой, дабы избежать непоняток, но он без труда вырулил из предъявы, обосновав, что этот сакральный символ эзотерического буддизма, именующийся «Печатью Сердца», был изображён на сердце Будды. Когда к тому же выяснилось, что бывший курьер не дурак посражаться в карты «онлайн» на еду, Василий окончательно стал «своим» в «блатной» компании. Увы, очень скоро оказавшись в проигрыше, буддист был вынужден питаться хуже, чтобы можно было со временем вернуть долг.
У Сабаткоева дела шли получше. Почитывая в Интернете на «работе» Достоевского раннего и среднего периодов, экс-разнорабочий «страдал» так, что его «мирроприёмник» уступал по наполненности лишь сосуду экс-ассенизатора, а колёса СВКГ-1 Тимура, причём оба, по размеру стали походить на запаску для «МАЗ-5335». Впрочем, до двухсот литров даже всем обитателям сорок восьмого барака вместе взятым пока ещё было как до Луны.
Время от времени Сабаткоев заходил в «ТоталКонтакт», дабы отдохнуть и пообщаться с новыми товарищами. Сильнее всего осетин сблизился со Светёлкиным. В «ТоталКонтакте» они делились друг с другом воспоминаниями о прожитых годах в ТУР, а в свободное время перед отбоем Сабаткоев объяснял товарищу теоретические основы волшебства. Хотя он помнил не всё, к нему возвратилось знание пары-тройки действенных лечебных за́говоров и целебных рецептов. В результате он смог полностью избавить дядю Мишу от приступов бронхиальной астмы, вернувшихся в ГАлаге по причине насильственного прекращения занятий штанга-йогой.
