Мик Джексон - Подземный человек
Его Преподобие сам открыл мне дверь с несколько всклокоченным и неряшливым видом; рубашка и жилет были нараспашку, как будто швы наконец-то не выдержали. Шея и щеки покрыты мылом для бритья, а в одной руке он довольно угрожающе сжимал бритву. Пока он стоял там и, моргая, глядел на меня, сквозь пену просочилась бусинка крови.
— Вы порезались, Ваше Преподобие, — сказал я ему.
Он щурился еще пару мгновений, затем его лицо расплылось в улыбке.
— Ваша Светлость, — сказал он. — Я не привык к столь ранним гостям. — Затем: — Входите, входите, входите.
Он провел меня в приемную-кабинет, где обернулся и снова сощурился в мою сторону. Меллор — плотный, коренастый парень, которого природа по странной прихоти снабдила всего лишь мальчишескими ногами, на которых покоится его внушительная фигура, и они торчат из-под нее под острым углом, как ножки табуретки. Его крохотные ступни были обуты в пару восточных туфель и расположились на ковре, что назвается, вразлет, как будто его тело собиралось взметнуться в колоссальном балетном прыжке.
— Я должен извиниться, что не узнал вас, Ваша Светлость, — сказал он, — но я без очков.
Он склонился в мою сторону и сощурился изо всех сил, будто оценивая, что от него требуется.
— Чашечку чая? — сказал он, воздев брови.
— Чашечка чая — как раз то, что надо, — ответил я.
Он улыбнулся и кивнул в сторону очага.
— Чайник греется, — сказал он.
Затем снова помахал в воздухе бритвой.
— Теперь, если вы не возражаете, я должен продолжить свое омовение, — и он ускакал вверх по лестнице, оставив меня устраиваться поудобнее.
Перемещаться по комнате было занятием не из простых, поскольку она была забита целой кучей барахла. Книжные полки дыбились почти на каждом дюйме стен, а наброски, акварели и пожелтевшие вырезки в рамках толкались на оставшемся пространстве. По комнате была раскидана, должно быть, целая дюжина столов, самых разных размеров, заваленных бумагами, коробками и стопками потрепанных книг. Полуобнаженные статуэтки вздымали свои мечи, а причудливые лампы и неустойчивые вазы позвякивали при каждом моем шаге. Даже узкие подоконники были забиты стеклянными украшениями, и солнечный свет подхватывал их розовые и бирюзовые цвета, разливая по полу.
Я осторожно пробирался через эти джунгли старинных безделушек, опасаясь задеть какой-нибудь угол стола или торчащий фолиант и вызвать ужасный обвал. Но наконец в поле зрения показался очаг, и я очутился на полянке между просевшей каминной полкой и двумя креслами, где и занялся тем, что снял верхнюю одежду. Огонь разгорался, приступая к своим утренним хлопотам, и я хочу признаться, что испытал приступ зависти к хозяину столь радушной комнатки.
Я праздно изучал полки с книгами, когда вернулся Его Преподобие. Теперь он был должным образом вычищен и застегнут, а его глаза благополучно плавали в очках. Когда он кивнул, спокойно готовясь заговорить, мне пришло в голову, что в нем нет ни капли исступленности Игнациу-са Пика. Преподобный Меллор, решил я, хранит своего Господа за семью замками.
— Итак, Ваша Светлость, — сказал он, глядя на меня в упор, — я полагаю, вы позавтракали?
Когда я сказал ему, что на самом деле не завтракал, его глаза распахнулись во всю ширь, почти заполнив стекла очков. Недоверчивая улыбочка заиграла на его губах.
— Ваша Светлость, полагаю, вы сбежали из дому, — сказал он.
Наставляя убогих и обездоленных прихожан, он, безусловно, научился зрить в корень положения.
— Мне нужно было на какое-то время уйти из дома, — сказал я ему и добавил: — Я оставил Клементу записку.
— Ну, в таком случае, он не будет беспокоиться. Скажите, вы хотите, чтобы я пожарил ваш тост, или поджарите его сами?
И вскоре мы сидели в креслах, склонившись вперед, как мальчишки вокруг костра, и каждый держал перед собой вилку для тостов с насаженной на конце сдобной булочкой. Его Преподобие заварил чайник пахнущего дымком чая и открыл банку айвового желе (я решил, что это подарок от благодарного прихожанина). Булочки с чаем были превосходны, и, не видя особых причин останавливать процесс, мы продолжали набивать животы почти целый час, пока самое количество поглощенного теста и чая не принудило нас откинуться в креслах. Отдыхая, я чувствовал себя таким же круглым и запыхавшимся, как и сам Меллор, и спрашивал себя, уж не булочки ли с айвовым вареньем послужили причиной его характерных очертаний. И я подумал, что, сидя бок о бок, мы вдвоем напоминали пару кружек-тоби[11].
Его Преподобие выразил сожаление, что я пропустил погребальную церемонию четы Сноу, и я заверил его, что никто так не сожалеет об этом, как я сам. Я поблагодарил его за пилюли от ревматизма, и тогда он спросил меня, насколько они мне помогли.
— Откровенно говоря, думаю, ничуть не помогли, — сказал я ему. Он кивнул.
— Вот и мне тоже, — ответил он.
Мы все еще раздумывали об этом, когда, совершенно неожиданно, Меллор выпрямился в своем кресле, издал странное, приглушенное восклицание и приложил указательный палец к виску. Он вскочил на ноги и с замечательной живостью проложил путь между заваленными столами и свисающими растениями, достиг комода, выдернул пару ящиков из гнезд — до конца — и вернулся, держа их под мышками и сжимая в зубах большое увеличительное стекло.
Он вкатился обратно в кресло, пристроив ящики на колени. Его голова исчезла внутри. Оттуда донесся шорох и стук. Вынырнув обратно, он выглядел очень воодушевленным и держал в руках любопытного вида предмет, который и передал мне со словами:
— Что вы об этом думаете, Ваша Светлость?
Этот предмет был плоским и довольно тяжелым, около восьми дюймов на четыре. Белый и гладкий, словно отшлифованный морской волной.
— Это кость? — спросил я.
— Оценка «отлично», — объявил Меллор. — Итак, Ваша Светлость, будут ли предположения о том, что за животное?
Должно быть, я с минуту глазел на холодную старую кость, будто она могла шепнуть мне подсказку, но, наконец, был вынужден признать, что не имею ни малейшего понятия.
— Это челюстная кость... — сказал Его Преподобие, расширив глаза, — гиены. И довольно здоровой, между прочим.
Он вытянул перед собой руки, на расстоянии фута друг от друга.
— Голова примерно такого размера, — заверил он меня, поднимая брови. Затем уставился в пространство между руками, настолько глубоко погруженный в свои мысли о гиене, что я испугался, как бы он не запрокинул голову и не издал ужасный вой.
— Найдена чуть больше года назад в ваших собственных пещерах в у Кресвелла.
— Ну и ну, — сказал я, заметив, что киваю вслед за ним.
Меллор подкинул мне другой обломок кости размером примерно с ту бритву, которой он недавно размахивал. Я повертел эту штуку в руках. Она была значительно легче, чем предыдущая, и, как мне показалось, слегка отдавала бараниной.
— Взгляните поближе, — сказал Его Преподобие, передавая мне увеличительное стекло. Я навел его на тонкую кость, и сквозь выпуклость линзы мне удалось разобрать несколько рядов мелких царапин вдоль края кости, чем-то напоминающих дюймовые деления на линейке или штриховку на карте мистера Сандерсона.
— Для чего они? — спросил я.
— Может, украшение... Какое-то художество. Кто знает.
Должен признать, я был немного поражен небрежным тоном Его Преподобия, и, конечно, он тут же меня раскусил:
— Вы не представляете, Ваша Светлость, сколь многое из того, что мы привычно называем «историческими фактами», на самом деле не более чем домыслы. Спустя тысячу лет какой-нибудь малый найдет некий рисунок из наших дней. Может быть, он даже с ходу определит, что это рисунок. Но когда он подойдет к вопросу, собственно, для чего он... вот тут-то, согласитесь, недолго потеряться в догадках.
Я принял его довод, дав себе зарок на досуге подумать об этом еще. И как свинья-ищейка в поисках трюфелей, Его Преподобие снова зарылся в своих ящиках с костями. Экземпляр за экземпляром являлся на свет и предлагался мне, и, пока я изучал один, он судорожно выкапывал другой, так что на моих коленях вскоре выросла целая гора. Все они, как уверял Его Преподобие, когда-то принадлежали какой-нибудь твари, которая бродила по нашей местности много веков назад. Бизон, олень, мамонт, дикая лошадь... они начинали тяготить меня. Когда я ерзал в кресле, они терлись друг о друга, издавая жуткий царапающий звук, но Его Преподобие был слишком глубоко погружен в прошлое, чтобы замечать неудобство, которое терзало меня в настоящем.
В какое-то мгновение я спросил его, какими инструментами он пользовался, чтобы раскопать эти останки.
— О, всего лишь чайной ложкой и маленькой щеткой, — сказал он мне, продолжая свои поиски. — Понимаете, пол пещеры — всего лишь наносы. Дают превосходную сохранность. Но мы бы даже не заподозрили, что там внизу, если бы фермер, который укрывал свой скот в одной из пещер, не наткнулся на пару окаменелостей.
