Андрей Саргаев - Е.И.В. Красная Гвардия (СИ)
Проведённая силами МГБ операция «Синяя тревога» принесла в клювике двести шестнадцать смертных приговоров, около десяти тысяч работников на казённые стройки. И внушительную сумму в сто восемьдесят два миллиона рублей золотом. После продажи конфискованного имущества она должна удвоиться, как минимум. И никаких угрызений совести не наблюдаю — сон хороший и на аппетит не жалуюсь. Лес рубят — щепки летят. Или я это уже говорил?
Звон колокольчика — дежурный офицер в приёмной дважды дёргает за шнурок, извещая о приходе императрицы. Вообще-то она обычно появляется через свои покои, благо есть общая дверь, но сегодня всё торжественно, празднично и официально.
— Павел, семейный праздник есть дело святое…
— Дорогая, — перебиваю патетический монолог в самом начале. — Я уже иду.
— Все давно собрались и ждут только тебя.
Мария Фёдоровна слегка ошибается, говоря о всех. Ждёт она сама и наши младшие — Николай с Михаилом. Остальные почитают себя достаточно взрослыми и самостоятельными, улизнув встречать Рождество со сверстниками.
— Павел, не пререкайся!
Со стороны наверняка смотрится забавно — конвоируемый супругой император идёт впереди. А та бдительно сторожит, справедливо опасаясь, что всегда найдётся сволочь с известиями о срочных и неотложных делах.
Пришли. Свечи на ёлке горят, накрытый стол, но детей трое. Откуда лишний?
— Дорогой, — Мария Фёдоровна немного смущена. — Я подумала, что в Рождественскую ночь мы просто обязаны накормить голодного сиротку. Вышла на улицу и…
Угу… если под улицей подразумевается внутренний двор Михайловского замка, а под оголодавшим сиротинушкой сержант в мундире гусарского полка особого назначения, то всё правильно.
— Устав забыл, отрок?
— Третьего Особого гусарского Полку сержант Нечихаев!
— Сиди уж. Помню я тебя, чай сам награду вручал. Но о дисциплине помни.
— Так точно, Ваше Императорское Величество! — орёт Нечихаев, вызвав восхищённые взгляды Кольки и Мишки.
— Оглушил, вояка бравый. В наказание получишь самую большую ложку. Мороженое любишь?
— Люблю, государь, только не пробовал ни разу, — признался сержант.
— В таком случае обрати внимание вон на то ведёрко, обложенное льдом. Ну что, в атаку, господа гусары?
— Ура!
К великой радости детворы официальная часть ужина оказалась скомкана и позабыта. Они не замечали сердитых взглядов матери — отец, в кои-то веки разрешивший начать со сладкого, в данный момент был куда как главнее.
Вкусив хлеба насущного, народ возжаждал зрелищ:
— Папенька, расскажи сказку!
— Про Колобка!
Хм… вот про Колобка не буду. Вообще эта сказка ходила в нескольких вариантах, отличавшихся лишь размерами разрушений, причинённых главным героем проклятой Англии. А вот версия для взрослых, напечатанная тайно неизвестным дельцом, разнилась существенно. Там Лондон сгорел в адском пламени, а беднягу короля использовали содомским способом его же подданные. Срамота, одним словом… Я даже от гонорара отказался, оставив на память десяток авторских экземпляров.
— А песню хотите?
— Хотим! А какую?
— Про ёлочку.
— Страшную? — уточнил младший сын.
— Ёлочки страшными не бывают.
— А песенка страшная?
— Добрая.
— Тогда можно.
Незатейливую мелодию Мария Фёдоровна заучила неделю назад, а слова я хорошо помнил:
В лесу родилась ёлочка,
В лесу она росла,
Зимой и летом стройная,
Зелёная была.
Метель ей пела песенки:
— Спи, ёлочка, бай-бай!
Мороз снежком укутывал:
— Смотри не замерзай.
А теперь пойдёт чистая импровизация.
Но в лес пробрались злобные
Английские стрелки.
Оставили от ёлочек
Лишь щепки да пеньки.
В детских глазах испуг. Переживают, и это правильно.
Но на защиту ёлочек
Поднялся весь народ.
И подлым англичанишкам
Дал полный укорот.
Чу! В чаще ружья кашляют
И пушечки палят,
Проклятых англичанишек
Чихвостят егеря.
Вот вороги развешаны
На веточках висят,
А ёлочку зелёную
К нам в дом принёс солдат.
И ёлочка нарядная
На праздник к нам пришла,
И много-много радости
Детишкам принесла.
Смолк рояль, и в зале наступила тишина. Цесаревич Николай, с уважением посмотрев на зелёную лесную красавицу, негромко произнёс:
— Так вот ты какая, оказывается.
Мария Фёдоровна, не слышавшая слов песни до сего момента, с подозрением прищурилась:
— Павел, это твоё сочинение?
— Душа моя, ну как ты могла такое подумать? Песня народная, и я совершенно не притязаю на чужую славу. Своей хватает, однако.
— Точно-точно?
— Да чтоб прямо на этом месте провалиться!
Императрица посмотрела под ноги, словно ожидая немедленного исполнения обещания. Никто не проваливался.
— Но против опубликования в газетах возражать не будешь?
Супруга в ненависти ко всему английскому порою переступает грань разумного, и готова говорить об этом даже сегодня ночью.
— Да сколько угодно, пусть печатают.
Удовлетворённо кивает. Кажется, она стала русской более меня самого. Однако и у этого есть свои плюсы — введённые Марией Фёдоровной в моду старинные фасоны благородно сказались на облике и благонравии высшего света. Почему столь странное сочетание? Всё объясняется просто — выглядевшие в немецких или французских платьях страшными толстухами, в новом наряде женщины превращались в сдобных особ, а сарафан лишь подчёркивал приятную дородность фигуры. Метаморфозы… Известные безудержной блудливостью дамы приобретали вид невинных дев, и подступиться к таким с недвусмысленными предложениями стало чревато расцарапанной в кровь мордой. Примеров тому немало.
Где-то через час, заполненный игрой в фанты, томной итальянской арией в исполнении императрицы, и показательной рубкой свечей с канделябров сержантом Нечихаевым, Мария Фёдоровна спохватилась:
— Боже мой, детям давно пора спать!
Пожалуй, я поторопился с определением степени русскости. Нет пока в ней должной широты души и слишком глубоко въелась немецкая любовь к излишнему порядку. Глядя на погрустневшие мальчишечьи лица, решительно возразил:
— Команды «отбой» сегодня не будет!
— Ура! — в интонациях всё равно чувствуется неуверенность. — Ура?
— Гип-гип ура! Хочу кататься на коньках!
— Павел! — возмущается супруга.
— Царь я, или не царь? — хорошее настроение захлёстывает с головой, и тянет подурачиться. — Ну, что молчим?
— Царь! — подтверждает Николай.
— Царь-батюшка, — соглашается с ним Михаил.
— Императорское Величество! — поправляет обоих Нечихаев.
— Вот! — победно смотрю на Марию Фёдоровну. — А потому самодержавной монаршей властью объявляю сегодняшнюю ночь волшебной, с исполнением заветных желаний.
— Ура! — опять кричат дети.
Глаза императрицы вспыхивают загадочными многообещающими огоньками, и спешу поправиться:
— А кое для кого всё заветное откладывается на утро!
— И утром я найду под ёлкой настоящий пистолет?
— И шпагу?
Кажется, сыновья восприняли обещание перенести часть волшебства на потом слишком буквально. Ладно не попросили чего-то несбыточного — оружие в нынешнее время для детей не игрушка, а часть жизни, причём немаловажная. Не забыть бы только спрятать подальше расписных деревянных лошадок на колёсиках… обидятся.
— Все на каток! Где мои царские коньки?
Появление императорской семьи на льду Фонтанки вызвало некоторый интерес, переходящий в нездоровое оживление. Зачем? Не люблю суеты и с удовольствием остался бы инкогнито. Но нет, постоянно забываю о двух взводах охраны, которые и мешают сохранить тайну.
Так, а это что? Пустое, сделаем вид, что не заметили полуштоф, выпавший из-под полы енотовой шубы прилично одетого господина. Водка вовсе не под запретом, как уверяют некоторые недобросовестные недоброжелатели, просто очищенная с казённых заводов отнесена к предметам роскоши и облагается чудовищным налогом. Этот тип или на самом деле богат, или получил взятку бутылкой. Пусть его… в такую ночь мелкие грехи прощаются.
Коньки мы принесли с собой — удивительно, но они нашлись в кладовых Михайловского замка, причём и не искали долго. Попросил, и принесли. Поначалу боялся ступать на лёд. Сколько не катался? Но оказалось не так страшно, как думалось. На велосипеде точно так — один раз научился, и на всю оставшуюся жизнь. Кто говорит, будто велосипеды ещё не изобретены? Неправда ваша, прошлым летом видел нечто подобное не то в Ярославле, не то в Рыбинске. Сам на громадное деревянное чудовище залезать не стал, но люди ездили без трагических последствий.
