Железный канцлер (СИ) - Старый Денис

Военторг, так же действующий в этой войне, обязался поставить двести нарезных ружей с пулями для них. Но не это главное, а ракеты. Тысячу штук этого оружия через две недели доставят в расположение русских войск. Будет с чем брать Або.

— Я рад, что мы договорились, друг мой, — на прощание фон Стединг вновь стал являть пример показного дружелюбия. — Донесите, покорнейше прошу вас, наш разговор до своего командования.

— Непременно, — скупо отвечал Федор Федорович, уже предвкушая момент, когда швед, наконец, уедет.

Глава 10

Глава 10

Петербург

15 марта 1799 года

Тяжела шапка Мономаха. Чтобы не только произвести впечатление и дать всем заинтересованным персонам понять, что моя работоспособность уникальна, приходиться много трудиться, даже слишком. Более того, если бы в течении всего времени, после того, как я обрел новую жизнь в этом мире, я постоянно не писал законопроекты, то и двадцати четырех часов не хватало, чтобы так плодотворно творить.

Я почти три года воспроизводил законы, которые принимались и Павлом Петровичем и его сыном-убийцей Александром Павловичем, даже те, которые появились позже. Учитывая мой опыт из прошлой жизни, все большее понимание реалий, получилось многие законопроекты довести до качественного нового уровня делопроизводства и детализации, не свой свойственного для России этого времени. А так же адаптировать законотворчество, или компиляцию проектов под действительность.

Так что за год, который мне отвел император, я планировал предоставить государю большое количество законопроектов, порой революционных, но чаше все же эволюционных. Пусть даже через год я стану лишь крупнейшим в Российской империи промышленником, писателем, и еще кем-угодно, но не чиновником, я выстрою систему работы министерств, дам некоторый старт многим проектам, которые пойдут на пользу России.

Надеюсь, что не ошибаюсь. Даже с собственным опытом, знанием, как многие насущные проблемы решались в будущем, при других императорах, есть риск. Но… Кто сомневается, тот не ставит больших целей. А мои цели не большие, они фундаментальные. Мне нужно не только сделать Россию промышленно-аграрной страной, но и не растерять того, что уже получилось создать и чего добиться.

Я работаю по шестнадцать-восемнадцать часов в день. Даже приемы пищи происходят без отрыва от работы. Если бы мои министры еще могли бы позволить общаться с ними во время приема пищи, так вообще было бы весьма продуктивно. Но я могу себе позволить такое с Тарасовым, или с купцом Пылаевым, с Яношем, с теми, кого я с удовольствием посадил бы в министерские кресла, но не могу этого сделать. А на Юсупова или с Румянцева давить можно и нужно, но знать меру и быть слишком тактичным, приторно любезным. А порой так хочется обматерить…

График работы, который я установил министрам, по местным меркам был каторжным трудом. Рабочий день неизменно начинался с 8 утра, и с планеркой в 8:30. Все эти утренние совещания отлично дисциплинируют. Но я их считал не обязательными в последствии, когда работа будет налажена. На планерке каждый из министров должен был рассказать о том, что он планирует сделать за день. Планы могли корректироваться, изменяться, но на следующий день я спрашивал, что удалось и что не получилось.

Уже на третий день такой работы я услышал негодование. Причем, возмущался больше всех Николай Борисович Юсупов. Аргументация его негодования заключалась в том, что Николай Борисович ну никак не мог вставить в свой график приемы и посещения светских мероприятий. Даже положенные два выходных, традиционных субботу и воскресенье, не хватало.

Юсупов выражал общее негодование, поэтому приходилось не только увещевать, взывать к необходимости наладить работу, а еще и «скрестить ежа с удавом», чтобы я не остался канцлером-одиночкой. Всем министрам было предложено посещать мероприятия, но кроме развлекательных целей они все должны преследовать и иные, связанные с профессиональной деятельностью. Легче всего в данном случае было как раз-таки с Юсуповым. Ведь это нормально, что министр культуры и просвещения посещает балет или оперу. Правда, у него имеется в заместителях прожженный театрал Шереметьев. Но, разберутся, кому ходить по театрам, а кому на приемы.

Чуть сложнее с остальными. Но, что такого на светском рауте может отработать министр внутренних дел Кочубей? Однако, и он поспешил меня заверить, что нельзя терять связи, что можно привлекать многих светских лиц для работы в ведомстве, присматриваться к людям.

Я понимал, что выше головы не прыгнешь, вернее, не заставишь это сделать новоиспеченных министров. Они и так, в сравнении с теми же самыми коллегиями, работают в разы продуктивнее. Когда сложится штатное расписание и будет понятно не только мне, но и всем остальным, бюрократическая система России, выстраиваемая мной, будет легче.

Не все еще министры прибыли, не все еще понятно с назначениями. У меня нет министра военных дел. Казалось бы, Аракчеев подходит. Но он слишком увяз в расследовании заговора, а еще Алексей Андреевич с системным подходом начал работать на посту генерал-губернатора Петербурга.

На важном должности, для меня в том числе. Стоит только вспомнить, какого политического веса добился прежний генерал-губернатор Пален. Кстати, он пошел на сотрудничество со следствием и очень интересные песенки напевает, писарчуки не поспевают записывать. Ох, будут мне компроматы на многих вельмож! Еще бы уговорить служаку Аракчеева не афишировать некоторые сведения. А с Англией, когда все же придется выстраивать с ними новые схемы отношений, разговор сразу же может быть с позиции силы. Там грязи!.. В этой реальности еще так работать не принято, тут все еще необходим внешний лоск и притворная честь, даже в политике.

Алексей Андреевич сильно занят расследованием, а я на него все равно повешу еще одно дело — артиллерию. То, что Аракчеев сделал в иной реальности в этой сфере, достойно внимания и признания. А в этом мире точно не будет хуже.

Барклай де Толли, как министр военных дел… Он мне нравился, вот так получается, что лично человека не знаешь, опираешься только на послезнание, на мнение историков и оставленный спорный, поруганный, след в истории, а он все равно нравится. Со всем тем, что сделал этот военный, униженный и оскорбленный царем Алексашкой, для военного дела, я согласен. Чего только стоит попытка внедрения прогрессивной системы развертывания войск в военное время. Этого добиться смоли только уже после революции.

Однако, Михаил Богданович сейчас всего лишь офицер, только недавно получивший чин всего лишь генерал-майора. Военные — это такая клика, что не поймут подобного назначения. Да и мне нечем аргументировать свой выбор. Как объяснить, что именно Барклай де Толли нужен в министерстве?

Так что, жду уже завтра Суворова, который лично пребывает к императору с докладом о ведении войны со Швецией. Нужно будет проконсультироваться и посоветоваться с Александром Васильевичем по этому поводу. Кроме того, есть еще о чем поговорить с Суворовым. А еще его ждут, чтобы сделать очень важное заявление, касательно войны.

Но теперь у меня другая встреча, не менее важная, а, может, она и важнее, чем общение с Суворовым или с Сенявиным, вероятным министром морских дел, который, по моим сведениям, прибыл в Петербург этой ночью.

Встречаться я собирался с митрополитом Новгородским Гавриилом. Тем самым моим первым покровителем, который и привел Михаила Михайловича Сперанского в дом к Алексею Борисовичу Куракину, к слову, будущему русскому послу во Франции. Так я решил отблагодарить за предобрейшее. Жена князя будет в восторге. А то ей пришлось прибыть из Европы в Россию.

Митрополит прибыл не для того, чтобы я с ним любезничал, и уж тем более не стану лебезить перед, безусловно, выдающимся церковным деятелем, у меня есть вопросы к церкви, в целом. И это не первая встреча. Ранее, когда еще я и не был канцлером, некоторые вопросы обсуждал с митрополитом. Часто я лично завозил деньги на вспомоществование Невской семинарии, которую курирует Гавриил, потому и имел возможность общаться с ним. И я знаю, что именно думает митрополит Новгородский и Ладожский относительно большого спектра вопросов.