Татьяна Зубачева - Аналогичный мир - 3 (СИ)
— Я рейтузики на них надену, — сказала Зина. — Прямо на голое. И свитерки. Не замерзнут.
Наконец улеглись. Дети в серёдке, они с Зиной с боков. И тихая темнота, наполненная сонным дыханием детей. И, как прошлой зимой, тёплое тельце Дима рядом, и прямые тонкие волосы Дима, колышущиеся возле лица. Но нет, он слышит дыхание ещё двоих. Совсем тихое, даже сейчас испуганное Кати, и ровное приятное тепло дыхание Зины. Да, это последняя ночь, когда они спят вот так, в одежде, вповалку, как в рабском бараке. Больше такого не будет. Это его дом, и он будет не хуже тех домов. И… и Зина права: будет лучше. Это его семья, его дом. Как говорили в лагере? Если выжили, то и проживём. Да, всё так. И… и спасибо Старому Сержу, что сделал это для него и Дима. Здесь жить можно. И он будет здесь жить. Раньше, когда они с Димом вот так спали, он обнимал сына, прижимая его к себе. И сейчас Тим вытянул руку, накрыл ею и Дима с Катей, и Зину. Вот так. Он всё сделает, чтобы защитить их. Они доверились ему, и он их не предаст.
ТЕТРАДЬ ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ
За свою жизнь Эркин пьяным был дважды, по-настоящему пьяным. Когда Джонатан напоил его и Андрея коньяком и когда они вдвоём уже сами напились на Равнине и еле добрели до своего костра. И каково ему было наутро, он хорошо помнил. И сейчас похоже… похоже, то же самое. Тяжёлая — не поднимешь — голова, тяжесть во всём теле, рот и горло горят, и… и, ну, ничего он не соображает. И глаз не открыть, и всё, как будто, не его. Эркин попытался разлепить веки. В получившуюся щёлочку неприятно ударил свет, и он опять зарылся лицом в подушку. Да, в подушку. Значит… значит, он где? Постепенно он не так сообразил, как ощутил, что лежит на животе, обхватив руками подушку, на спине и плечах приятная тяжесть одеяла, от подушки еле ощутимо пахнет руками Жени. Женя… А Женя где? Рядом никого нет. С третьей попытки ему удалось приоткрыть глаза. И увидеть знакомую наволочку и пол. Отмытый выскобленный и натёртый паркет. Да, точно, пахнет мастикой, а ещё… ещё краской и… обойным клеем. Эркин начал вспоминать, что же такое вчера было? Новоселье. Беженское новоселье. С утра и до… допоздна, до ночи. И светло как. Проспал?! Он рывком сел, отбросив одеяло и тут вспомнил, что сегодня выходной, да, чёрт, воскресенье. И… и вроде голоса где-то.
— Эрик! Ты уже встал?
Охнув, он нырнул обратно под одеяло, но Алиса уже вошла и села на корточки рядом с ним.
— Мама, он моргает! — звонко оповестила она мир. — Эрик, а мама блинчики делает. Ты любишь блинчики?
Для удобства разговора Алиса села ему на грудь, а потом, скинув тапочки, решила залезть под одеяло. Положение Эркина было безвыходным, но, на его счастье, пришла Женя, велела Алисе отстать от Эркина и ловко подсунула ему под одеяло чистые трусы.
— Алиса, ну, куда ты? Проснулся, милый? — и легко скользнувший по коже поцелуй в висок. — Тогда вставай, завтракать будем.
Она ещё раз поцеловала его, уже в щёку, встала и вышла, уводя Алису. Эркин под одеялом натянул трусы, откинул одеяло и встал, потянулся, сцепив руки на затылке. Одеваться не хотелось, всё тело гудело, будто он вчера… чем он, чёрт возьми, вчера занимался? Всё как не его, надо хоть немного потянуться, суставы размять. Сейчас, даже если и увидит кто с улицы, не страшно. Он в трусах, всё прикрыто и… и шторы есть! Сине-белые, собранные с двух сторон от окна. Ну да, они же вчера и шторы повесили, и — Эркин задрал голову, проверяя себя — и люстру. И обои поклеили. Во всех комнатах. Ну и денёк был вчера…
…Встали по будильнику, как в будни. На этот раз Женя подняла и Алису. Наскоро позавтракали и стали готовиться. Свернули в рулоны постели, снова связали в узлы одежду, Алиса собрала все свои игрушки в рюкзачок. И еле успели, как взорвался первый звонок. Пришли Виктор и Антон с жёнами. И началось…
…Эркин потряс головой. Ну вот, вроде размялся.
— Эри-ик! — снова влетела Алиса. — А блинчики уже стынут.
— Мг, — язык всё ещё плохо ворочался и потому он ограничился мычанием.
Он взял свои рабские штаны, жёсткие от пятен лака, клея, а здесь он что, трубу задел? Бирюзовая полоса точно поперёк задницы. Эркин бросил штаны обратно на пол и с наслаждением зашлёпал по чистому полу на кухню.
— Ага, встал, — улыбнулась ему Женя. — Умывайся и завтракать будем.
— Мгм, — согласился Эркин.
Ладно, посидит он в одних трусах, ничего. Он узнавал и не узнавал квартиру. В прихожей новенькие золотисто-жёлтые «солнечные» обои, большая нарядная вешалка красновато-коричневого дерева, с зеркалом, ящичками, подставкой для обуви и полкой для шапок. И даже со стулом-тумбочкой, чтобы сидя обуваться. Это… это тоже им кто-то принёс, разобранную, и они её собирали и монтировали. В уборной на полу пушистый бело-розово-голубой коврик, а на стене ящичек с держалкой для рулона. И в ванной на полу у душа, у ванны и раковины коврики, и занавеси у душа и ванны, и шкафчики все повешены, и полочки. Эркин вымыл руки и, кладя мыло на место, увидел себя в зеркале. Ага, точно с высотой подгадали. А ничего, морда не такая уж опухшая. Эркин ещё раз ополоснул лицо холодной водой, сдёрнул с вешалки у раковины новенькое красное с розами мохнатое полотенце, вытерся и повесил его, аккуратно расправив. Тоже подарили. Оглядел ванную. А здорово как получилось. И совсем на Палас не похоже. И защёлка на двери теперь другая, красивая. Да она особо и не нужна с такими занавесями.
— А вот и Эрик! — встретила его Алиса. — Мама, Эрик пришёл, давай блинчики. Эрик, а спорим, я больше съем.!
— Алиса, не шуми, а то ничего не получишь, — строго сказала Женя. — Эркин, ты со сметаной или с вареньем хочешь?
— М-м, — неопределённо промычал Эркин.
Рот у него был уже набит, и его — в общем и в принципе — устраивали оба варианта. Женя поняла это и рассмеялась.
— Ешь на здоровье, — и погладила его по взлохмаченной голове.
И Эркин счастливо улыбнулся ей.
К концу первого десятка блинчиков он ощутил, что язык его слушается, и вздохнул.
— Женя, — виновато начал он, — я здорово вчера перебрал?
— Да нет, — пожала плечами Женя, подвигая Алисе чашку с чаем. — Не больше остальных.
Эркин снова вздохнул.
— Я… я языком много трепал?
— Тоже нет, — улыбнулась Женя. — Что с тобой, Эркин?
— Не помню, чтобы пил, а как пьяный, — ответил Эркин.
Женя ласково улыбнулась ему.
— Такой уж был день, Эркин.
Алиса допила чай, взглядом, вздохнув, проводила конфету, которую Эркин рассеянно вертел в руках, и решительно слезла со стула.
— Я играть пойду.
— Иди, конечно, кивнула Женя.
Эркин сунул конфету за щеку и стал крутить из фантика жгут.
— Женя… что вчера было?
— Ты что? — изумилась Женя. — Забыл?! — но, видя его несчастное лицо, стала рассказывать: — Ну, с утра мы всё подготовили. Потом пришли Виктор с Клавдией и Антон с Татьяной.
— Это я помню, — кивнул Эркин. — Мы дальнюю комнату делать стали.
— Ну вот. Потом стали приходить из твоей бригады.
Эркин снова кивнул.
— Да, это я помню…
… Квартира наполнилась шумом и толкотнёй. В прихожей прямо на пол свалены полушубки и пальто, гора валенок, бурок, тёплых сапог. Обдираются старые обои, отскабливается паркет, из комнаты в комнату таскают три стремянки — откуда их столько? — и белят потолки, красятся трубы, на кухне кипят чайники и ведро картошки, клеятся обои…
…Женя с улыбкой продолжала:
— Потом пришли из машбюро, — она хихикнула. — Люба стала поздравлять тебя с новосельем и целовать. Ты поглядел на неё дикими глазами, — Женя снова хихикнула, — и удрал в кладовку.
— Мг, — Эркин вздохнул. — Мы там стеллаж как раз вымеряли. Но это я помню. Потом ещё этот, белёсый, пришёл. Гуго, да? Я на него тоже дикими глазами глядел?
— Не то слово, — Женя улыбкой прикрыла смущение. Этого она никак не ждала и даже растерялась. Как и в первый раз…
…Она шла по коридору, когда за её спиной прозвучало странное здесь, мучительно знакомое обращение:
— Мисс Малик?! — и сразу ещё более неожиданное: — Фройляйн Женни?
Она обернулась и увидела. И сразу узнала.
— Гуго? — удивилась она. — Это вы?!
— Да, — он счастливо улыбался. — Майн готт, какое счастье, что вы здесь! Вы здесь, где вы?
— В машбюро, — улыбнулась она. — А вы?
— В конструкторском отделе. Но… но как же я вас раньше не встречал?
— Я только с понедельника работаю.
— Женни, фройляйн Женни, вы не поверите, но я ни на минуту не забывал вас.
Его радость невольно тронула её. Всё-таки… но надо, надо сказать сразу.
— Спасибо, Гуго, поверьте, я тронута. Но… но я уже не мисс Малик.
— Майн готт, какие пустяки. Меня здесь называют, — он рассмеялся и старательно выговорил: — Георгий Карлович, а вы, фройляйн Женни…
— Да, — перебила она его, — да дело не в имени, но я больше не мисс, и не фройляйн. Я замужем, Гуго.
