Виктор Зайцев - Прикамская попытка – 2
Он оказался прав на все сто процентов. Тяжелейший переход по байкальскому льду впоследствии нам вспоминался лёгкой прогулкой. Уже на второй день пути по горам, в ущелье сорвались два фургона, лошадей пришлось пристрелить. Люди оказались ранеными, с переломанными ногами-руками. После того, как со склона сорвались сразу трое всадников, двое из которых разбились на смерть, пришлось всем спешиться. И без того медленное продвижение к цели стало ещё тише. Так продолжалось две недели тяжелейшего перехода, во время которого мы потеряли три десятка коней, четыре разбитых фургона и восемь погибших. Не считая, сорока человек с обморожениями и двух десятков с переломами конечностей и рёбер. Удерживая людей от панических настроений, мы с Палычем ежедневно обходили все фургоны, разговаривая о близком окончании пути. О том, что до нашей цели осталось немного, главное, добраться до Амура, там нас ждёт отдых.
— Потерпите, нам только до реки Амура добраться, — не уставали повторять мы, как заклинание, — потерпите немного, там, в остроге отдохнём до весны.
Как обычно в критических ситуациях, слабым местом оказались интеллигенты, наши учителя и музыканты. Один из итальянцев настолько пал духом, что пытался убежать. Куда он думал попасть в заснеженной тайге? К счастью, вогулы вовремя заметили его неуклюжую попытку спрятаться за придорожными деревьями. Однако, два учителя угасли прямо на глазах, за три недели нашего перехода. Умерли они в одну ночь, тихо отошли во сне. Самое странное, никто из них не кашлял и не температурил, просто упали духом и потеряли все силы, всю волю к жизни. Без карты, без чёткого понимания, где мы находимся и сколько добираться до своих, мы и сами с Палычем терзались сомнениями. Но, скрывая свои опасения, с утра до вечера мы обходили наших переселенцев, особенно горожан, твердя, как заклинания, заверения в скором окончании трудностей.
В середине марта стали проявляться признаки близкой весны, наст на снегу затвердел, резал ноги передовых коней. Пришлось многим всадникам и возницам передовых фургонов «надевать штаны» своим четвероногим друзьям. Солнце светило ослепительно ярко, невольно вспоминались оставленные в будущем чёрные очки. По утрам звонко запели птицы, несмотря на двадцатиградусные ночные заморозки. Впавшие в уныние учителя стали выходить из депрессии, по совету Кочнева в чай стали добавлять отвары из молодых почек различных деревьев и кустарников. К нашим ежедневным проповедям близкого окончания пути и уговорам крепиться, постепенно присоединились несколько мастеров и женщин. Они находили свои аргументы для поддержания духа слабых, устраивали целые дискуссии, отвлекали людей от тягот пути.
Когда я случайно проанализировал, кто нам помогает, по признаку вероисповедания, вывод не слишком удивил. Практически все оптимисты, поднимавшие дух у своих товарищей и подруг, оказались староверами. Десятилетние гонения и вынужденные лишения воспитали в приверженцах старой веры силу воли и устойчивость против невзгод и опасностей. Люди, вынужденные поколениями скрываться от царских чиновников и попов, забиравшиеся для жизни в самые отдалённые уголки нашей России, выработали в себе сильный характер и неиссякаемый оптимизм, веру в лучшее будущее, в правильность своего выбора. Именно поэтому среди староверов не было нытиков, упавших духом. При поддержке раскольников, да в предчувствии близкой весны, наши переселенцы подтянулись, прибодрились, и последние переходы прошли не хуже осенних темпов.
К середине апреля, проваливаясь в рыхлом снегу, под слепящим ярким солнцем, мы вышли на среднюю скорость движения в тридцать вёрст за день. В половине фургонов лежали раненые переселенцы, большей частью с переломами и вывихами. Башкиры гнали перед нашим караваном табун наших коней, с обвязанными тряпьём ногами, предохраняющими от ранений краями наста. Все здоровые мужчины и женщины шли пешком, грустный опыт перехода через горы отучил забираться в седло всех, по крайней мере, до таяния снега. Редкие встречи с аборигенами по-прежнему оставались «в вприглядку», представители местных племён не стремились знакомиться с вооружёнными чужаками. Русских же поселений за Байкалом мы не встретили не единого, как и просто русских людей. Кочнев уверял, что на эти места претендуют джунгарские и монгольские князьки, жестоко расправляющиеся с русскими охотниками. Даже казаки не рискуют забираться так далеко на юг, особенно зимой, когда движение по рекам на лодках невозможно. Если бы не многолетняя война китайцев в Монголии и Джунгарии, уверял нас Тимофей, мы бы и ста вёрст не прошли без стрельбы.
С проводником нам очень повезло, не могли нарадоваться мы с Палычем. Последние недели не проходило и дня, чтобы мы не агитировали Кочнева остаться с нами. Однако, ни наше оружие, ни перспективы путешествий по Приамурью и океану не привлекали нашего балагура. Отшучиваясь, казак весело вёл нас вперёд, показывая очередную вершину горы, украшая её цветистым рассказом о стычках с аборигенами на близких склонах. Отчаявшись найти веские аргументы для нашего проводника, я как-то разоткровенничался об этом в семейном кругу. Одна из моих приёмных дочерей, Аграфена, только хмыкнула в конце моего рассказа. И не прошло недели, как поведение Кочнева сильно изменилось. Казак откровенно поддался на игривые разговоры моей дочери, довольно симпатичной девушки. Впрочем, на фоне практического отсутствия русских девушек в Сибири, Груше, оказалось, несложно вскружить голову старому холостяку. С каждым днём наш проводник всё сильнее терял голову, а моя проказница лишь похохатывала, да угощала своего кавалера жареными семечками.
К тому времени, когда, по заверениям казака, до Амура осталась сотня вёрст, мы с Палычем не сомневались, парень попал. Теперь, даже без уговоров, он пойдёт с нами до океана, как минимум. Иван предложил пари, какую причину найдёт наш проводник, чтобы остаться, признается ли в увлечении Грушей, или выдумает иной повод. Этот «дорожный роман» наблюдали все наши переселенцы, причём, с явным сочувствием Тимофею, проводник своим весёлым характером и добрым нравом давно полюбился всем. Увлечение интригой любовных отношений двух людей, известных всему каравану, оказалось так велико, что окончание труднейшего перехода прошло буднично.
— Вот и обещанный Амур, — показал Тимофей Кочнев солнечным апрельским днём долгожданное слияние Шилки и Аргуни.
Мы с Палычем внимательно осматривали заснеженные холмы с вкраплениями скал, пытаясь рассмотреть русла великих рек. Неужели мы дошли, за полгода преодолели сибирские просторы, и вышли к Амуру? Теперь нас не пугали пара тысяч вёрст до Тихого океана, возможные столкновения с маньчжурами казались мелочью после тяжкого пути. Самая трудная для нас часть пути к побережью пройдена, пора обживаться. Ильшат отправился со своими всадниками вниз по Амуру, искать следы и возможные поселения наших разведчиков, ушедших полтора года назад с моим тестем в Охотск. Мы начали обустраиваться надолго, считать свои потери и строить бани, тёплые дома для детей и женщин, для больных и раненых.
Ещё в пути, мы с Палычем пришли к необходимости постройки небольших поселений, острогов, на самых сложных участках дороги. Вовремя истопленная баня и тёплый ночлег, возможность укрыться от затянувшейся пурги, спасут десятки и сотни жизней переселенцев, в которых мы так нуждались. Первым из таких острогов станет крепостица на слиянии Шилки и Аргуни. Её мы отстроим настоящей большой крепостью, оставим гарнизон, способный выдержать осаду разбойников или степняков до подхода помощи. Придётся оставить в крепости радиста, а следующие поселения планировать в радиусе досягаемости радиоволн. Хотя, вдоль реки проходимость радиосигналов увеличивается, мы прикидывали следующий острог ставить в ста-ста пятидесяти верстах восточнее. Либо вводить регулярные патрули по Амуру, проверять наши селения. Но, всё это дело будущего, мы успеем обдумать, проверить на месте и принять решение. Главное, мы добрались!
Глава седьмая
Соскучившиеся за время тяжёлого пути по настоящей работе мужики азартно, с песней и уханьем, валили вековые сосны, расчищали места под строительство. Неквалифицированные строители, башкиры и вогулы долбили мёрзлую землю, таскали камни для фундамента. Учителя, почти, как в Советской Армии, занимались интеллектуальным трудом, собирали крупную гальку на берегах рек для очагов и печей. Охотники разошлись во все стороны, изучая местность и обеспечивая переселенцев свежим мясом. Люди, почти два месяца питавшиеся одними консервами, соскучились по нормальной пище. Молодёжь доставала из багажа сети, протаскивали их сквозь продолбленные во льду лунки. Рыхлый апрельский лёд легко поддавался ударам топоров и ломиков. Уже на второй день стоянки запах свежей ухи крепко держался в воздухе. Через день вернулись первые охотники, с волокушами, полными туш горных козлов. Люди, измученные утомительным переходом, оживали на глазах.
