Сети Госпожи ужаса (СИ) - Чайка Дмитрий

— Тут жди, — писец остановился вдруг перед огромной резной дверью, потемневшей от времени. — Как обращаться к величайшему, знаешь?

— Знаю, — проглотил слюну Рапану. — Мне уже объяснили.

— Смотри, — фыркнул писец. — Если сильно напутаешь, поротой шкурой можешь не отделаться. Не вздумай без разрешения приблизиться к сиятельному. Дома и товаров лишишься, чужеземец.

— Да, господин, — покорно кивнул Рапану.

Ему уже рассказали о строгости здешних правил. Он разделся, оставшись в одной набедренной повязке, и снял сандалии. Войти в одежде нельзя, он должен показать свое ничтожество перед лицом второго человека Египта. Подношения он передаст через слуг. Чати никогда не возьмет что-либо из рук чужеземца. Это чудовищное унижение для особы такого ранга.

— Заходи, — сказал писец через четверть часа, когда слуга показал нос из-за двери.

— Да будет жив, невредим и здоров великий чати! Славься, слуга Гора! Я — прах у ног твоих, — отчетливо произнес Рапану, согнувшись в поясе и прижав руки к груди. Он замрет в этой позе на несколько мгновений, разглядывая каменные плиты пола. Пристально на чати не смотреть! Не смотреть!

— Господин наш чати вопрошает, почему ничтожный не пал ниц перед его величием? — услышал Рапану голос специального глашатая.

— Ничтожный служит своему царю, который не является сыном живого бога, — смиренно ответил Рапану. — Я царский тамкар из знатной семьи, а мой господин — повелитель Угарита, Трои, Милаванды, Энгоми и многих других земель. Падать ниц перед великим — урон чести моего господина.

— Ты не будешь наказан за свою дерзость, — услышал Рапану после небольшой паузы. — Тебе дозволено остаться стоять. Тебе дозволено передать подношения.

— Да, величайший, — еще раз склонился Рапану, а давешний писец подошел с поклонами и передал слугам визиря несколько серебряных чаш и великолепный железный кинжал с рукоятью, украшенной камнями.

— Господин наш чати вопрошает, — вновь услышал Рапану. — Из каких земель привезен этот кинжал?

— Он изготовлен в мастерских моего господина, о Правитель Шести Великих Домов, — ответил Рапану, не поднимая глаз.

— Господин благосклонно принимает твои дары, купец и вопрошает: неужели город Энгоми в очередной раз взят шайкой разбойников?

— Город Энгоми покорился царю Энею, моему государю, величайший, — ответил Рапану. — А прямо сейчас господин осаждает город Китион. Взяв его, он пойдет на Пафос, где засели тысячи морских разбойников.

— Господин наш чати вопрошает, — произнес глашатай. — Не тот ли это царек Сифноса, чьи корабли из милости получают зерно Земли Возлюбленной?

— Мой господин — повелитель и Сифноса тоже, — ответил Рапану, молча проглотив оскорбление. — И многих других островов.

— Чего хочет твой господин? — спросил глашатай, пропустив обычную титулатуру, от которой у Рапану уже сводило скулы.

— Мой господин хочет порядка на море, о великий чати, — ответил купец. — Он без всякой жалости истребляет разбойников в своих водах. А теперь вот бьет их на Кипре. Этот остров будет процветать под его рукой.

— Говори то, зачем пришел сюда, чужеземец, — сказали ему. — Наши писцы позже побеседуют с тобой, и ты расскажешь подробности. Мы наслышаны о царьке, взявшемся из ниоткуда. Господин наш чати благосклонно взирает на те товары, что везут в дар Великому дому его корабли(3).

— Повелителю моему стало известно, — облизнул пересохшие губы Рапану, — что «живущие на кораблях» готовят большое нападение на Страну Возлюбленную. Не посуху, как в прошлый раз. По морю.

— Флот его величества истребит их, — услышал Рапану скучающий голос. — Мы топим этих разбойников без остановки. Это все?

— В этот раз их будет не меньше двадцати тысяч, — ответил купец.

— Сколько? — не поверил своим ушам чати. Он изумился так, что обратился к Рапану напрямую. — Двадцать тысяч человек на кораблях? Ты спятил, купец?

— Они ищут свою землю, величайший, — на мгновение поднял глаза Рапану. — Они пойдут с женами и детьми. Им некуда больше податься. В Ханаане их не принимают, а с Кипра гонят. Они придут сюда, и придут очень скоро. Мой господин предлагает свою помощь. «Северяне, пришедшие отовсюду»(4) приплывут туда, где их будет ждать флот его величества фараона, бога живого.

— Тебе дозволено подойти к его величию. Господин наш чати окажет тебе небывалую милость, — услышал Рапану и сделал пару шагов вперед. Сандалия! Ему дозволено облобызать сандалию чати. Неслыханная честь для чужака!

Рапану приложился к коже, выложенной золотыми пластинами, встал и попятился к двери, сохраняя поклон. В голове его звенело немыслимое напряжение, и всплывала одна суетливая мысль за другой.

Не споткнуться! Не смотреть в глаза! Не повернуться спиной! И не приведи боги, не показать великому визирю подошву стопы. Это считается страшнейшим оскорблением. За это палками сдерут кожу со спины и выбросят из Египта навсегда. И тогда всей торговле конец…

1 У некоторых библеистов есть гипотеза, что именно из-за строительства новой столицы, потребовавшей огромного количества кирпича (принуждение к его изготовлению описано в книге Исход), евреи сбежали из Египта. Они пришли туда из Ханаана из-за многолетнего голода. Их поселили на крайнем востоке обитаемых земель Египта, «ибо мерзость для египтян всякий пастух овец». Бытие 46:34.

2 Дворцовый квартал занимал от 30 до 50 га. Для сравнения — Московский Кремль — 28 га. Сам дворец мог занимать 5–7 га.

3 Торговля считалась делом презренным, а потому зачастую маскировалась под дары, которые один царь посылал другому. Впрочем, это не мешало им отчаянно торговаться. Поставки зерна Египтом однозначно трактовались как величайшая милость.

4 «Северяне, пришедшие отовсюду» — египетское название «народов моря». Последнее наименование — конструкт, созданный учеными-историками.

Глава 13

В тоже самое время. Сифнос.

Остров напоминал один гигантский пчелиный улей, которых много стало на островах. Люди растерянно смотрели друг на друга, не веря новостям. А новости поступали из ряда вон. Государь взял Энгоми, а потому торговый люд нутром чуял, что с крошечного островка, ставшего домом родным, скоро придется уезжать. Ахейцы, карийцы, троянцы и ханаанеи из Угарита прекрасно понимали, что именно туда переместится вся жизнь. А Сифнос останется местом, где стоит священный храм Поседао, и где добывают железо, серебро и золото. Десятки семей купцов и ремесленников из пришлых вовсю прислушивались к тем новостям, что приходят из порта, да только мало их пока было. На горе, в царском дворце, знают больше, и новости оттуда идут самые нерадостные. Царица Креуса собирает вещи, готовясь к переезду. И чудная школа, где готовят писцов для государя, переезжает тоже. Тут уж и простолюдины затосковали. Там детей кормили, а это немалое подспорье для бедной семьи.

Феано отстраненно наблюдала за поднявшейся суетой. Ей все едино, что на Сифносе сидеть, что в Энгоми, что еще где. Лишь бы не в Спарте и не в Микенах. Она отлично понимала, что люди не дураки, и рано или поздно о ее роли в той истории с Ифигенией догадаются. А потом и Кассандра, старшая сестра госпожи, как-то поддела ее острым словцом, да так, что у Феано даже мурашки по коже пробежали. Знают люди, кто слух пустил, и не все поверили в божественный промысел. Кассандра вот не верила ничуть, о чем ей и намекнула. Ну а раз так, то и остальные могут оказаться не глупее.

Надо сказать, все нужные выводы Феано сделала, а потому вела себя, словно мышка, став тихой, почтительной и незаметной. Она много общалась с царицей и ее сестрой и, будучи девушкой наблюдательной, немало почерпнула из их умений. По крайней мере, когда знатные дамы острова собирались за ткацким станком, чтобы почесать языки, госпожа и ее сестра, забрасывая какую-нибудь кумушку несвязанными вроде бы между собой вопросами, вызнавали у нее всю подноготную. Феано даже в восторг пришла, когда из пелены дурацких слов, где фигурировали мужья, дети и блудливые соседки, явственно проступали контуры вопросов серьезных и важных. Крошечных фактов, из которых начинало складываться целое, было достаточно, чтобы собрать целостную картину.