Шарлатан 2 (СИ) - Номен Квинтус

— То есть он все же сам машину смог придумать? — решил уточнить Климент Ефремович. — Что подтверждает…

— Что подтверждает, что мальчик очень много читает и над прочитанным думает: машину эту еще до революции один помещик на Псковщине придумал. Но все об этом изобретении забыли, а Шарлатан и вспомнил, и сделал ее, и применил.

— Одна машина вместо сотни человек в поле… а я, пожалуй, «Знамя»-то парню и подпишу! Вечером к Калинину специально зайду и постановление Президиума из него вытащу!

— Уймись, Клим! Через две недели комиссия по премиям заседать будет, я думаю машину на премию третьей степени выдвинуть нужно. Потому что он ее все же не изобрел, а просто применить догадался.

— Тогда я буду настаивать на первой степени, — тут же добавил товарищ Струмилин. — Я же сказал, что машину помню, так в ней только принцип дореволюционный используется, а машина — полностью новая. Не от колеса крутился, а от вала отбора мощности «Универсала», и картошку не обратно на землю кидает, а в бункер, откуда ее хоть в телегу, хоть в грузовик сразу пересыпать и можно. Конечно, думаю, ее все же какие-то инженеры рассчитывали, но если общую схему им Шарлатан дал… Я еще раз описание просмотрю, оно у нас в Госплане осталось, и если я в своем предположении прав…

— Ты всерьез думаешь, что десятилетнему мальчишке…

— А я ничего не думаю… про возраст. Я думаю, что если на человека уже пять представлений на ордена пришло, и все они за достаточно серьезные изобретения… даже от родственников пятиюродных… Да и на премию ведь тоже от родственника такого будет? — он с усмешкой посмотрел на Иосифа Виссарионовича.

— Клоун!

— Ну да, на шарлатана я еще не дорос.

— Но ты со своим мнением о степени все же с обоснованиями на заседание комиссии приходи, с очень обоснованным мнением!

Маринка в работу окунулась с головой: в местных газетах ее статьи о «шефской помощи» появлялись по два раза в неделю, а пионеры — причем не только горьковские, но и смоленские — металлолом стали собирать более чем усердно. Это зимой металлолом, а по весне ведь и к добыче болотной руды наверняка приступят. На Смоленщине такой было много, а из нее хотя и получалась сталь не высшего качества, но арматура для железобетона из нее выходила вполне приличная. Просто из «подручного чугуна» сталь было выплавлять проще, чем из металлолома: все же во втором случае нужен или мартен, или электропечь — но мартены строить долго и дорого, а для электрических печей там электричества просто не было. Но и последняя проблема «потихоньку решалась», и не только силами Ворсменского ордена меня комбината имени меня, городские предприятия тоже посильный вклад в дело электрификации Смоленщины вносили: все же самая мощная установка, которую могли сделать в Ворсме была всего на полмегаватта, а Горьком где-то и трехмегаваттные уже потихоньку делали. Очень потихоньку, ведь профильных заводов в городе не было — но все же делали на непрофильных. То есть котлы в Сормово делали, остальное — просто не знаю где, но все это делалось именно на «комсомольских субботниках».

А Маринка придумала еще шефство немножко «разделить»: Горький шефствовал в основном над Смоленском и Вязьмой (которые были в списке городов, требующих максимально скорейшего восстановления), и немножко над другими городами, а районы области получили в «подшефные» определенные районы области Смоленской. И Павловскому району «достался» район Глинскинский, причем не по лотерее какой-то достался, а «по зрелому размышлению»: оказалось, что в Глинскинском районе есть месторождение интересного мергеля, который просто надо в печку кидать чтобы получился хороший цемент. А у нас в районе как раз и начали в свое время «колхозные» цементные мини-заводики строить, так что у народа и опыт в таком строительстве имелся, и связи наработанные с заводами, где для цементных заводиков могли оснастку изготовить. А раз в том районе живет родня, и не просто родня, а родня героического мужа павловской уроженки Чугуновой, то им помочь — дело вообще святое. И уже в марте бригады цементозаводостроителей отправились в Смоленскую область помогать строить цементные заводы уже «на месте». А еще туда же отправили — из Горького — и оборудования для торфодобывающих предприятий, а обратно к нам приехало почти пять сотен будущих рабочих смоленских заводов «опыт перенимать»…

В Ворсму приехало человек тридцать, осваивать нелегкое дело отливки шаров для цементных мельниц и, возможно, ремонта этих самых мельниц своими силами. То есть «на базе собственного производства», ведь сталь в мельницах истачивалась очень быстро, а для будущего уже Смоленского металлургического завода вроде и небольшой прокатный стан где-то делался. И среди приехавших оказался в том числе и родной брат Василия. Правда, Маринка, хотя и хотела с ним встретиться, этого сделать не смогла, она опять сидела дома с младенцем (на этот раз все же с мальчиком, Василием Васильевичем), так что с парнем по просьбе Маринки я пообщался. О жизни расспросил, о бытовых проблемах…

Потом съездил в Горький, зашел в университет и там, сверкая орденами и медалями, устроил небольшую «конференцию специалистов в общественных науках». Действительно небольшую, она часа четыре длилась — и я был абсолютно уверен, что практически все ее участники даже не поняли, о чем велась речь и почти наверняка ни один из них не смог бы вспомнить не только того, что говорили другие участники, но и они сами. Да, опыт проведения «тематических брейнстормов» у меня все же определенный сохранился и я его применил довольно успешно.

А затем уже с Маринкой, которая все же на пару часов смогла освободиться (ей родня из Павлово прислала сразу трех молодых нянек), провел еще одну конференцию, уже в обкоме, причем в обкоме партии. И здесь я был точно так же абсолютно уверен, что все ее участники запомнили каждое сказанное на конференции слово. Причем этот каждый был к тому же убежден, что именно ему в голову пришла такая свежая и светлая мысль. А уж как эту «мысль» реализовать — это был уже другой разговор. Который, я думаю, нужно будет учинить сразу после посевной. Когда народ расслабится и потеряет способность к сопротивлению…

Глава 10

В середине марта Маринка меня познакомила с молодым парнем, который зимой демобилизовался — а так как в армии он был не только капитан-лейтенантом, но и секретарем комсомольской организации своего корабля, его в обком комсомола и направили. Вообще-то он смог в сорок четвертом окончить училище речфлота и повоевать успел лишь с японцами, но оказался мальчиком весьма толковым, и его Маринка почти сразу назначила заведующим сектором, который работал с комсомольскими организациями судостроительных предприятий.

Познакомился я с ним у Маринки на кухне, и там же несколько раз с ним «проводил воспитательную работу». Сама Маринка, слушая мои наставления парню, просто со смеху умирала, но ему — а парня звали Сережей Чижовым — объясняла, что смеется она не над моими словами, поскольку слова-то верные, а над тем, что слова эти произносит десятилетний мальчишка. Правда мне она немного иное говорила: уж больно я, по ее мнению, «щеголял умными словами». Ну да, для сорок седьмого слова, наверное, были не совсем привычными, а я просто использовал знакомые буквально с детства… нет, скорее с юности термины — и это, вероятно, выглядело действительно смешно. Впрочем, Сережа к терминам привык быстро — а вот к сути произносимого…

К сути он отнесся очень серьезно, тетка Наталья мне потом говорила, что ее «этот мальчик из обкома уже вконец утомил своими запросами», но когда она его просьбы выполнила, сама очень удивилась. Хотя я удивился результатам ее работы не меньше: одно дело — составлять программу экстраполяции каких-то весьма умозрительных данных и совсем другое — видеть своими глазами то, что в том далеком будущем какие-то «британские ученые» (а на самом деле итальянцы) оказались в целом правы. Но и итальянцы окажутся правы лишь «частично», потому что в послевоенном СССР условия были совершенно другими — зато Сереже будет с чем выступить на заседании обкома.