Семь. Гордыня (СИ) - Морале А.

Да, перед тем как сюда ехать, я покопался в истории предприятия и порылся в документах. Интересная и многогранная история у моего заводика. Когда-то на нём делали неплохое оружие, затем, лет двадцать назад, перепрофилировались на кухонную утварь: ножи, мясорубки, кастрюли, вилки, ложки. А почему бы и нет, используя военные наработки и технологии обработки металла. Благодаря этому, ножи предприятия славились на всю страну и даже за рубеж.

Чуть позже запустили производство мелкой бытовой электротехники для этой самой кухни. Потом завод несколько раз перепродавали, и каждый новый хозяин пытался выжать из остатков былой мощи и высосать из рабочих по максимуму. Как из дойной коровы, которая давно уже не даёт молока. Как эта корова не сдохла ещё лет десять назад — непонятно. Каждый хозяин делал что-то новенькое, пытаясь вернуть завод в прибыльное русло: запускал сумасшедшую рекламную компанию, приводил свою команду профессиональных управленцев, делал ребрендинг, урезал зарплаты рабочим, нанимал дорогостоящих толковых кризис- и пиар-менеджеров. Всё, что было в их силах. Но! Ничего путёвого из этого не выходило.

Последние пять лет, как раз столько он принадлежал нашей семье, заводик делал всё ту же технику для домохозяек: микроволновки, тостеры, чайники, посудомойки, кофеварки, яйцеварки. На мировой рынок наш бренд «Титан» не претендовал, да и на местном его не сильно любили — цена не самая низкая, а качество не абы какое, сервис хромал на обе ноги, поставки срывались, и продажи продукции держалась лишь на каких-то упрямых патриотических чувствах фанатично преданных нам покупателей, желающих поддержать национального производителя и верящих в отечественную продукцию.

Но, судя по бумагам, корову всё же легче было пристрелить. Доходы, вернее, убытки завода огромны, он работал в минус. Каких чудес ждёт от меня отец — непонятно. Вполне возможно, это его хитрый план по избавлению от убыточного актива — подарил его бестолковому пареньку, с которого нечего взять, и концы в воду. Но, с другой стороны, не может быть всё так просто. Недостаточно подарить завод кому-то, чтобы избавиться от долгов. Значит, он действительно чего-то ждёт от меня, каких-то действий. Решение есть, неочевидное, но есть. Нужно его найти.

Я тяжело вздохнул, дважды посигналил и моргнул фарами директору, привлекая его внимание. Тот удивлённо замер возле своей машины, взглянул по сторонам, словно сомневаясь, что гудок предназначался ему, задумчиво посмотрел в мою сторону и уверенным шагом подошёл к моему авто, остановившись у открытого окна.

— Присаживайся, Виктор Андреевич, — кивнул я на пассажирское сидение. — Поговорим.

Он молча обошёл автомобиль, открыл дверь и тяжело сел рядом, положив свой чемоданчик на колени. Вздохнул и уставился перед собой, не моргая.

— Знаешь, кто я?

— Догадываюсь, — Семёнов бросил на меня беглый взгляд и снова уставился прямо. — Номер на автомобиле Гордеевых, но вы не водитель, слишком молоды и наглы для своих лет. Документы я видел сегодня утром, завод переоформлен на младшего сына Гордеева — Алексея Гордеева. Вы Алексей?

— Алекс, — представился я.

— Новый хозяин… — вздохнул директор и задумчиво поджал губы.

— Скорее, кризис-менеджер. Прошлые не справились, попробую я.

— Зачем нам кризис-менеджер?

— А незачем? Я изучил документацию, завод убыточный, долги по зарплате, возвраты, жалобы, забастовки… А ты катаешься на новой машине.

— Это машина бывшей жены…

— Ну да, ну да… А на тёщу дом записан и новая квартира. И ещё домик в Испании, на побережье. Прости, а жена у тебя кем работает?

— Она… У неё свой салон красоты.

— Дай угадаю. Салону не более пяти лет. Я прав?

— Три года, — Виктор Андреевич поморщился. — Я уволен?

— Ты дурак? Зачем мне увольнять такого предприимчивого человека? Да и смысл? Ты столько наворовал, что тебе лет пятьдесят отрабатывать придётся. Ну и вернуть немного, конечно, неплохо бы.

— Не думаю, что это возможно. У меня по документам нет ничего, что я могу вернуть. У меня есть дача в деревне и гараж.

— Вот дурак-человек! — игриво всплеснул я руками. — Кто же с тобой будет разбираться по бумагам? Или ты думаешь, то, что ты спрятал в Испании, никто не достанет? Никто не будет с тобой судиться, Витя. Тебя просто найдут утром повешенным и потом договорятся с твоей вдовой или наследниками. А не договорятся, то отправят вслед за тобой. Пусть твоё имущество отходит государству — невелика потеря.

— Жёстко, — нахмурился Семёнов. — Но, в какой-то мере, справедливо.

Он поправил дрожащими пальцами галстук, немного распустив узел, и снова притих.

— Если тебя пять лет не трогали, то только потому, что никому не было дела до тебя, ты слишком мелкая сошка. Я не знаю, зачем отцу был нужен этот ущербный актив, может, отмывал доходы или списывал налоги, я в этом не силён. Но теперь этот завод мой. И мне, как это ни печально для тебя, абсолютно нечего делать, кроме как вплотную заняться им. Доходчиво объяснил?

— Я знаю репутацию Гордеевых, и знаю, на что вы способны… Вначале даже как-то страшно было идти сюда работать, но у меня выбора особого не представилось, нужны были деньги, и я пошёл, — начал он неожиданно исповедоваться. — Первый год я даже пытался как-то что-то наладить, писал письма вашему отцу, просил закупить новые станки или выделить средства на ремонт старых, но получал стандартные отписки от его секретарей. Пришлось выкручиваться: сокращать линии, пускать часть на запчасти. В общем — это не важно.

Потом я попробовал немного провести по левым накладным, потом ещё раз и ещё. И тишина. Меня никто не поймал, не наказал, хотя я ждал полицию в любой момент и вздрагивал от каждого шороха. Потом я подделал ведомости по зарплате, немного задержал, перекинул через банк знакомого и получил через месяц свой процент. Вроде, и не украл, но денежка капнула. И снова ничего — никто мне по рукам не дал и не наказал. И пошло-поехало.

— С чего такая откровенность?

— А что скрывать? Как будто и так непонятно, — он тяжело вздохнул. — Что со мной будет?

— Забавно. А ты оказался умнее, чем я думал. Работай пока, как работал. Только прекращай все эти левые схемы и верни наворованное.

— Всё?

— Нет, блядь! Пять тысяч. Конечно всё! — я помолчал, сокрушённо покачал головой и вздохнул. — Обидно…

— Что именно? — не понял меня мой новоиспечённый не уволенный директор заводика.

— Да так… Ты оказался слишком сговорчивым. Я хотел тебя немного попинать, губы в кровь разбить, зубы выбить, руку сломать, левую, — зачем-то уточнил я. — Припугнуть тебя и сказать, что бежать бесполезно. Отец тебя найдёт везде, ты не так важен, но наказать тебя было бы делом принципа, чтобы другим неповадно было.

— Да это я и так понимаю, — хмыкнул Семёнов. — Чай не дурак, а чувство самосохранения у меня развито очень хорошо. Могу квартиру оставить?

— Квартиру купил давно?

— Ещё лет десять назад.

— Оставь, — не стал спорить я и зажимать его в угол, — и машину в качестве бонуса. Хрен с ней.

— Спасибо. Только это… Бывшая может не пойти на контакт, часть недвижимости записана на неё. Да и мать её — та ещё сука. Мы с ней не ладим.

— Если откажется, скажешь мне. Разберёмся.

— Понял. Сделаю, — Виктор Андреевич побарабанил пальцами по своему чемодану. — Какие будут распоряжения на завтра, Алексей Михайлович? Вас нужно как-то представить коллективу? Ввести в курс дела, выделить кабинет, подобрать помощника…

— Не нужно, — перебил я его. — Работай как работал, никому не говори, что у завода новый хозяин.

— Но…

— Я завтра выхожу на работу обычным сотрудником.

— Но… Как я это объясню?

— Что именно?

— Что вы, сын Гордеева, будете работать у нас рядовым сотрудником?

— Никто не должен знать. Оформи меня под вымышленным именем и фамилией. Только не забудь мне сказать, под каким. Устрой на склад или куда-то ещё, где нужно работать руками, а не головой. Я пока не разбираюсь ни в чём, но думаю, нужно начать с самых низов. Не с уборщика, конечно, но что-то такое, простенькое. Сможешь?