Магнус Флайт - Город темной магии
На глазах Макса выступили слезы. А кем бы он ни был в прошлом, плакал он как аристократ: тихо, без всхлипываний и шмыганий носом. Сара не знала, то ли положить руку ему на плечо, то ли крепко обнять, но понимала – ничто в мире не поможет Максу унять боль и тоскливое одиночество.
Поэтому она подняла к плечу скрипку и принялась играть.
Звук, раздавшийся при первом осторожном касании смычка, потряс Сару. Это была не простенькая деревенская пиликалка, а настоящий инструмент!
Спустя некоторое время ее мысли успокоились, и она целиком ушла в прелюдию к «Фантастической симфонии» Берлиоза. Вступление было лирическим, почти печальным и повествовало о молодом музыканте, который в опиумном видении влюбляется в женщину, недостижимую для него. Незнакомка преследует его в прекрасной мелодии, которая превращается в наваждение, в манию. Затем начинается мистическая тема предчувствия грядущей опасности. Сара всегда считала «Фантастическую симфонию» чересчур экспрессивной, но после сегодняшних событий у нее появилось ощущение, что Берлиоз – это как раз то, что нужно. Она продолжала играть, находя утешение, ободрение, силу и родственный дух в произведении, сочиненном композитором в тысяча восемьсот тридцатом году. Это были всего лишь ноты, значки, нацарапанные на бумаге… мелодии, возникшие в воображения Берлиоза – и вот он протягивает к ней руку, через время, через скрипку… Он словно бы говорил ей – ему-то хорошо известно, что она сейчас чувствует: насколько же странная, пугающая и пьянящая штука – жизнь.
Смежив веки, Сара приближалась к завершению первой части. Страх и возбуждение покинули ее, но внезапно она ощутила, что Макс мягко отбирает у нее скрипку и смычок. Открыв глаза, она поняла, что он пристально смотрит на нее. Он осторожно положил ладонь ей на горло: она услышала биение своего пульса под его большим пальцем. Когда они поцеловались, музыка Берлиоза продолжала играть в ее голове, вплоть до четвертой части – «Шествия на казнь» – и заключительного «Сна в ночь шабаша».
Макс, предположила Сара, мог быть разным, но наверняка в нем таилось что-то криминальное.
Кроме того, он целовался лучше, чем кто-либо другой из тех, чьи губы ей доводилось чувствовать на своих губах.
Глава 16
Обратная поездка в Прагу – ранним утром, на полной скорости, в красном двухместном родстере «Альфа-Ромео» с откидным верхом – доставила Саре гораздо больше удовольствия, чем путешествие в Нела на «Шкоде» в компании Элеоноры. Автомобиль был потрясающий. Макс сказал, что это модель 6C Gran Sport тридцатого года выпуска, на которой его дед в молодости участвовал в гонках. Машина выглядела как новенькая, из-за чего при езде возникало странное ощущение путешествия во времени. Удовольствие могло достичь максимума, если бы на коленях Сары не лежала бесценная скрипка, завернутая в покрывало. В первых лучах солнца Сара смогла как следует рассмотреть инструмент и обнаружила на нем клеймо: «Grancino, anno 1699»[39]. Скрипка стоила целое состояние. И она тоже принадлежала мужчине, сидевшему на водительском сиденье.
Прошлой ночью, невзирая на электричество, сгенерированное во время их поцелуя, Макс показал ей кушетку в комнате, которую назвал «Голубой гостиной», а сам тактично скрылся в недрах замка. Утром, в машине, он был сама деловитость, равно как и она. Макс сказал, что собирается проявить пленку фотоаппарата, а Сара вызвалась нанести визит в Штернбергский дворец, где работал Энди. Она решила проверить, не сможет ли она выяснить что-нибудь полезное. Бесконечную пробку, которой являлся центр Праги, Макс преодолел в своем обычном бесшабашном стиле – Сара лишь крепче прижимала «Гранчино» к груди.
Когда гоночный автомобиль пронесся через ворота Пражского Града, было еще рановато для орды туристов, готовой ринуться на приступ. Внушительная золоченая глыба собора святого Вита казалась брошенной и одинокой.
– Я вынужден вас оставить, – заявил Макс. – У вас есть мой номер?
Он вытащил мобильник, посмотрел на экран и нахмурился.
– Я знаю, это звучит как паранойя, – пробормотал он. – однако мне кажется, что мой телефон прослушивают.
– Кто? Правительство? Или еще кто-то? – Сара выгнула бровь.
– У меня есть враги, – загадочно ответил Макс. – Нам придется делать это по старинке.
– Семафорить флажками?
– Давайте встретимся перед Пороховой башней в четыре часа, – произнес Макс, не принимая Сариного сарказма. – Постарайтесь сделать так, чтобы за вами не следили.
Не успела она придумать достаточно едкий ответ, как Макс уже укатил. Сара не спеша добралась до дворца, где вручила скрипку трепещущему Майлзу – тот приветствовал инструмент, как вновь найденного ребенка.
Сара переоделась и заглянула на кухню, чтобы перехватить круассан и чашечку кофе. Можно позвонить в Штернбергский дворец и спросить Энди, но в таком случае ей пришлось бы довериться невидимому сотруднику. А с ее чешским она может разве что заказать себе картошку в ресторане, какое уж тут красноречие! Значит, ей придется посетить Штернбергский дворец в качестве обычной туристки, сделать пару рисунков и постараться незаметно что-либо вынюхать. Пожалуй, ее вылазка будет выглядеть не так подозрительно, если она возьмет с собой кого-то еще.
Сюзи! Сара не сомневалась в своих силах, но в критический момент присутствие лесбиянки, умеющей управляться с огнестрельным оружием, ей бы не помешало. Она поднялась к оружейной комнате и постучала в дверь.
– Глянь-ка сюда! Ты хоть раз в жизни видела такое? Правда, прелесть? – завопила Сюзи, впустив ее внутрь.
Сперва Сара решила, что Сюдзико имеет в виду Николаса Пертузато, который чинно сидел на подушечке на полу, скрестив ноги, но затем увидела, что та показывает на стол. Там-то и был выложен на всеобщее обозрение невероятно длинный ствол.
– Испанское длинноствольное крепостное ружье семнадцатого века, – проворковала Сюзи. – Это ж обмочиться можно от восторга, да? Я возбуждаюсь, только глядя на малыша!
– Будьте осторожны, оно заряжено, – предупредил Николас.
– Он шутит! – захихикала Сюзи. – Помоги мне его перенести, ладно? Мне надо освободить помещение для маляров. Я нашла совершенно роскошный красный колер. Красота требует жертв! Думаю, мне стоит малость напрячься и перетащить стволы! Короче, я переезжаю в комнату парня, занимающегося делфтским фарфором, пока они не закончат покраску.
– А здесь есть парень, занимающийся делфтским фарфором? – поинтересовалась Сара, натягивая пару хлопчатобумажных перчаток.
– Приезжает завтра, – отозвалась Сюзи.
Они подняли ружье, Сюзи принялась отдавать команды. Николас вслед за ними прошел в соседнюю комнату.
– Но я подумала, что для фарфора вряд ли нужно много места, поэтому мы вполне можем поделиться.
– Ага, и к тому же огнестрельное оружие и фарфор – потрясающее сочетание, – добавила Сара. – Слушай, ты не хотела бы прогуляться со мной по местным достопримечательностям, пока обновляют твою комнату? Было бы неплохо полюбоваться штернбергской коллекцией. Зарядимся культурным наследием, так сказать…
– Круто! – Сюзи в последний раз погладила ствол ружья и искоса взглянула на Сару. – И мы могли бы позволить себе и «Молочные грезы»…
– Надеюсь, что ты намекаешь на мороженое! – расхохоталась Сара.
– Похоже, вам двоим необходима дуэнья, – продудел Николас. – А я как раз хорошо знаю эту коллекцию. Буду рад служить вашим гидом.
Превосходно, подумала Сара, я разузнаю, в чем там дело с Энди, и понаблюдаю за Николасом. А Сюдзико и впрямь кажется чересчур возбужденной.
– Здесь изображено похищение Елены, – Николас повел ручкой в сторону висевшего перед ними большого полотна.
– Похищение? – фыркнула Сюзи. – Похоже на то, что он щиплет ее зад!
– А вот это, – невозмутимо продолжал Николас, – великолепная «Тайная вечеря» Якопо да Монтаньяна. Заметьте, что как ученики, так и сам Иисус совершенно справедливо наделены смуглой кожей.
Сара подумала, что их троица, должно быть, выглядит немного странно. Однако Николас был подкованным экскурсоводом, и она была благодарна Сюзи за ее нестандартный подход к оценке живописи.
– Превосходный портрет Сципиона Африканского…
– Такие сапожки сейчас самый писк! – сообщила Сюзи. – Эй, Сара, Нико, глядите-ка на эту картину!
Пока они поднимались на второй этаж, Сара пыталась придумать способ незаметно выведать что-нибудь об Энди. Музейная охрана стояла на своих постах, но она в основном состояла из чрезвычайно суровых на вид чешских матрон.
– А данное произведение меня всегда пугает, – проговорил Николас, показывая на изображение святого Себастьяна, подвешенного за запястья. – Помнится, мы с моими университетскими друзьями на вечеринках играли в презабавную игру: чья смерть была хуже, святого Себастьяна или святого Иеронима?[40]
