Андрей Посняков - Зов Чернобога
— Рад видеть тебя в добром здравии, Радогост, — кивнул воину Хельги. — Да, в твоих словах есть доля правды… Но только доля. — Князь замолчал.
Молчали и воины, и Радогост, ждали, как объяснит свои слова князь. А тот не торопился, постоял на мокрой земле, посмотрел в голубое, быстро очищающееся от ночных туч небо.
— Да, в Царьграде мы, возможно, захватим изрядную добычу, — наконец произнес Хельги. — И даже не возможно, а наверняка!
— Слава Вещему князю! — обрадовано зашумели воины.
— Но ведь захваченную добычу надо еще сохранить, довезти до Киева! — дождавшись тишины, продолжал Хельги. — И теперь представьте: пока мы сражаемся с ромеями, здесь, на нашей земле, расцветает предательство! Ваши дома сожжены, братья убиты, дети и жены проданы в рабство! И тогда, утирая благородные слезы ярости, вы спросите меня, своего князя, — как такое могло случиться? И я вам отвечу то же, что скажу сейчас: мы вовремя не раздавили гадину, и вот она приползла с севера, острозубая, смертельно ядовитая. Она, эта змея заговора и измены, сожжет ваши дома и сожрет ваших родичей. А вы идите на ромеев, идите… И мы пойдем, если вы захотите, ибо я — князь ваш, а вы — мои воины, и что хотите вы — того захочу и я. Хотите идти на Царьград? Идем. Но только помните мои слова и не говорите потом, что вы их не слышали.
Хельги умолк, чувствуя, как от напряжения течет по спине пот. Вышедшая из подчинения дружина вполне могла убить своего князя и выбрать нового. Такие случаи бывали повсеместно, особенно среди варягов — викингов.
Воины перешептывались. В самом деле, все жаждали богатства и славы и готовы были за это умереть, но никто не хотел жертвовать близкими родичами.
— Может быть, — снова вышел вперед Радогост, — может быть, мы сначала раздавим змею, я а уж затем дойдем на Царьград?
— Мудрые слова, воин! — улыбнулся князь. — К тому же знайте, в казне полно золота, оставшегося от прошлого похода. И я обещаю разделить его между вами, клянусь Перуном и Тором!
Услыхав эти слова, воины восторженно всколыхнулись.
— Слава Вещему князю! Киевскому кагану, великому конунгу слава!
На прощанье взмахнув рукой, Хельги. поднялся на крыльцо хором и вошел в просторные сени. Озаренное радостной улыбкой лицо его тут же стало озабоченным. Правильно ли он поступил, так распорядившись казной? Ведь в ней не так уж и много богатств. Ну, дань от окрестных племен плюс будет еще новгородская и ладожская… если будет. Ничего, должно хватить. В крайнем случае, можно будет пока не платить тиунам… Нет, нельзя не платить, начнут вымогать с просителей. Но и оставить без злата дружину тоже нельзя. Тогда они пойдут в Ладогу, как в завоеванную землю. И попробуй тогда удержи их от грабежей и бесчинств.
А ведь Ладога — это не чужая земля, а земля Гардара — Руси. Жаль, еще не все дружинники хорошо понимают это. Не грабить они должны Ладогу, а защищать, как защищают полян, древлян, радимичей. Хельги вдруг осенило: а что, если раздать дружинникам часть казны прямо сейчас? Пусть пируют в корчмах, которым на время повысить налог, — вот богатство и вернется обратно в казну. Да и воины не будут тешить себя пустопорожними разговорами о Царьграде. Пусть поразвлекаются недолго, а потом сразу же и в поход, чтоб не свыклись с непотребством и пьянством. Четко предупредить: кто опоздает — ничего уже больше не получит. Да, немного времени есть в запасе. К тому же еще не все насады готовы. Нужно ремонтировать, конопатить, смолить — этим уже давно занимаются плотники да лодейники. Эх, жаль, на Руси нет внутренних морей, а так бы, вместо того чтобы тащиться по волокам и рекам, поднять бы полосатые паруса на драккарах — быстроногих скакунах моря! И навалиться на мятежников внезапно, прийти, откуда не ждали. Жаль, нет моря… А Нево-озеро? Чем не море? Прийти в Ладогу, вывести часть ладей в озеро, высадить дружину, нагрянуть в дальние леса с севера, откуда никак уж не ждут. Да, хорошо бы… Может, и вправду так поступить? Можно… Но сперва вникнуть в тамошнюю ситуацию, посоветоваться с Ирландцем — уж он-то должен быть в курсе.
Хельги вошел в горницу и стал задумчиво прохаживаться вдоль лавок.
— Что-то случилось? — заглянула в дверь Сельма.
— Зайди, — подозвал жену князь, кивнул в сторону лавки: — Садись, слушай.
К вечеру уже весь Киев знал — княжеская дружина гуляет перед дальним походом. Воины оккупировали все корчмы, кое-где выкатили прямо на улицы бочки с брагой и пивом, позвали баянов-сказителей. Веселились…
В корчме дедки Зверина, у хозяйки Любимы, тоже пировали воины. В основном хорошие знакомые Вятши, впрочем — не только. Целый угол заняли недавно прибывшие варяжские купцы, корабли которых не драккары, а купленные в Ладоге торговые ладьи с плоским, удобным для преодоления волоков днищем — покачивались сейчас у причалов. Варяги привезли для продажи железо, оружие, пеньку. Добрый товар, всегда имеющий спрос в Киеве. Многие из купцов однако, были недовольны — им бы хотелось вслед за дружиной князя плыть в ромейские земли, а вон оно как вышло-то! Не на юг навострил меч князь, на север, в Ладогу! А купцы-то рассчитывали на множество крепких рабов да на ромейских девок, темнооких красавиц, которых можно было бы с выгодой продать в Скирингсалле и Упсале.
— Ничего, — утешал одного из купцов бледного вида варяг — дружинник. — Девок и здесь, в Киеве купить можно. Или, — он оглянулся и понизил голос, — украсть.
— Украсть, говоришь? — Купец — вислоусый, с бритым подбородком и длинным, как клюв ворона, носом, стрельнул по сторонам светлыми, близко посаженными глазками. За нос свой он и получил прозвище — Ворон. Так все его и звали — Гнорр Ворон.
Собеседник его, варяг из княжьей дружины, длинный, сутулый, с заплетенными в косы волосами, куцей рыжеватой бороденкой и угрюмым, словно бы скособоченным лицом, важно кивнул. Мол, не ослышался гость — именно украсть. Эх, уж больно рискованное по нынешним временам дело! Раньше-то — Гнорр хорошо помнил — можно было причалить, не говоря худого слева, подальше от Киева, где-нибудь в радимичских землях или у кривичей, заманить нехитрым товаром на корабль народец, да, не говоря худого слова, и похватать всех. Или просто наловить по берегам малых ребят да женщин, как не раз и делали. Но то другие времена были, теперь не так. Почти все племена признали власть князя, а он торжественно поклялся их защищать, и делал это, надо признать, неплохо. Поскольку сам бывший викинг — сын старого Сигурда из Халогаланда — Хельги, или, как его здесь называли, Олег — прекрасно знал все хитрости своих соплеменников, и ни одно варяжское судно не могло миновать Ладогу, не пройдя тщательного контроля. Вот попробуй тут их и вывези, рабов-пленников. За такие дела и самого могут обратить в рабство волею Вещего князя. Нет, рискованное уж больно дело!
— Да какой тут риск-то? — усмехнулся дружинник. — Сейчас такая силища на север попрет, в Ладогу! Почти полсотни ладей! Так что вряд ли в Ладоге досмотр строгий будет.
— А ведь и в самом деле, — задумчиво прошептал Гнорр. — Тут уж можно воспользоваться суматохой.
— Дурак бы не воспользовался.
— Что ж, теперь бы как насчет девок, Стемид? — Купец хитро взглянул на собеседника.
Тот ухмыльнулся:
— А это смотря как заплатишь.
— Заплачу хорошо, не сомневайся, — засмеялся Ворон. — Лишь бы девки красивые были. И это… не белобрысые, таких и ближе, у англов да фризов, полно. Вот, хотя бы как эта. — Купец кивнул в сторону высокой стройной девушки, голубоглазой, с волнистыми каштановыми волосами, удерживаемыми узким кожаным ремешком. Девушка разносила деревянные кружки с брагой.
— Или вот эту, — Гнорр показал на смуглую черноокую красавицу с толстой иссиня-черной косой, раскладывающую по длинному столу свежие, только что выпеченные лепешки.
— Эту нельзя, — покачал головой Стемид. — Это хозяйка, Любима. А вот ту… та, похоже, у них не давно, служанка, рядовинка или рабыня. Видел ее на пристани да на рынке — видать, одна ходит… — Дружинник внезапно наклонился к купцу: — Сколько дашь?
Торговец назвал сумму.
— Пойдет, — согласно кивнул Стемид. — Не обещаю, конечно, но завтра посижу тут, послежу … вдруг и подгадаю удобный момент…
— Подгадай, — осклабился Гнорр Ворон и признался: — Уж больно хороша девка!
— Мне тоже понравилась, — хохотнул варяг.
— Чего это вон те двое на наших женщин пялятся? — сидя у круглой печи, недовольно пробормочи тал себе под нос Твор. — Ишь, выпялились, собаки… Ярил занят вечно, Вятша сейчас — тоже, к походу готовится, не пьянствует, как некоторые. Хорошо хоть я остался — не пошел в лес с Порубором да этим, Харинтием, вот и пригляжу за девчонками. За ними ж, особенно за сестрой, глаз да глаз нужен.
Мальчик горделиво расправил плечи. По всему выходило — он один тут остался защитник, не считая двух мужиков — вдачей, что работали на заднем дворе за кормежку, да смирного пса Отогая.
