Андрей Посняков - Зов Чернобога
— И им начинают приносить кровавые жертвы… Частые жертвы, чего раньше не было.
— Друид?
— Может быть… Хотя мало ли амбиций у местных волхвов? Друид немощен, от него осталась лишь черная душа.
— Все равно. — Княгиня вздохнула. — Знаешь, есть такая местная поговорка — капля камень точит. Сегодня в одном месте мятеж, завтра в другом недовольство, потом вдруг хватишься — и нет уже власти. На твоем месте я бы не откладывала поход в Ладогу. Лучше прижать змею сразу, иначе поднимет голову и высунет ядовитое жало.
Хельги повернулся и, заключив супругу в объятия, крепко поцеловал ее в губы.
— Хочу сказать тебе, Сельма… Ты очень умна.
— Можно подумать, раньше ты этого не знал?
Князь тихонько рассмеялся:
— Знал, конечно… Но, признаться, не думал, что из тебя выйдет такая хорошая правительница!
— Идем спать, — пряча довольную улыбку, прошептала женщина.
— Спать? — Хельги подмигнул ей. — А может быть, займемся чем-нибудь поинтересней?
Гром гремел, и молнии сверкали над Киевом, над Почайной, над Глубочицей и Притыкой, над могучим Днепром. Наконец пошел дождь, захлестал тугими струями по крышам на Подоле, на Копыревом конце и Градце, на пристани и Щековице. К утру ливень разошелся настолько, что стражники на воротной башне перестали пристально вглядываться вдаль, все равно— ничего не было видно. В это самое время к дальним мосткам у впадения Глубочицы в Притыку, невидимый из-за начавшегося ливня, быстро приближался челнок, небольшой, но вместительный и крепкий. По узорчатой изукрашенной корме, рогожке, надежно прикрывающей дно, тщательно выделанным веслам видно было, что владелец суденышка немало им гордится. Несмотря на дождь, он продолжал грести, пока не оглянулся, приложив руку к глазам. Повернул к берегу, пошевелил рогожку.
— Вставай, человеце!
Из-под рогожки проворно выбрался старец — седой, но еще вполне крепкий и сильный. Старец был в обычной одежке смерда — пестрядинная рубаха, кожушок из овчины, лапти, сермяжная сума за спиною. Только глаза смотрели не по-крестьянски пронзительно, недоверчиво, иногда вспыхивая злобой. Седая всклокоченная борода, длинные, мокрые от дождя космы, серьга в виде мертвой головы в левом ухе, на шее, под рубахой, спрятано от нескромных взглядов серебряное ожерелье — давно это ожерелье приметил владелец челнока, но не расспрашивал — заплатил старик щедро. Да и как не заплатить — почитай, с самых верховий плыли.
— Глубочица, господине, — обернулся к старцу челночник, обычный, себе на уме, мужик, не молодой и не старый, с каштановой бородой, не короткой, не длинной, в круглой кожаной шапке и плаще, подбитом лисьим мехом.
— Храни тебя боги, довез-таки! — Старец скривил губы в улыбке, однако глаза смотрели холодно, строго: — Сколь я тебе доплатить обещал, друже?
— Две ногаты, — насторожился челночник.
— На вот тебе три — за дождь да за то, что быстро доставил.
Старик склонился над котомкой, развязал.
— Проверь, хорошие ли монеты?
Челночник наклонился… И, получив удар узким ножом в сердце, упал в реку. Вытерев об рогожку нож, старец убрал его обратно в котомку, выбравшись на мостки, отпихнул челнок, и тот медленно поплыл по течению в Почайну — реку и дальше, в Днепр…
Старик довольно осклабился — пока все складывалось как нельзя лучше. Теперь бы отыскать кой-кого, о ком говорил Чернобог. В самом деле, хватит сидеть в лесах, когда можно потихоньку захватить и власть, и богатство. Сам то Чернобог отправился поднимать мятеж в далеких северных землях — в Ладоге, а ему, волхву Лютонегу, наказал все сделать, чтобы задержать отплытие княжьей дружины как можно дольше. Лучше бы, говорил Чернобог, чтоб дружина Вещего князя вообще пошла б на Царьград, но всякое может случиться — уж больно хитер князь. Про княжью хитрость Лютонег уж и сам знал, без старого своего дружка Чернобога, — все хуже становилось волхвам, все меньше жертв получали древние боги и, соответственно, все меньше баловали своих жрецов вниманием и помощью. Помнил Лютонег еще старые времена, когда слово волхва куда как круче княжьего было не то что сейчас. И ведь распалил его Чернобог, поманил властью, вот и обещал Лютонег — волхв сделать для него в Киеве все, что возможно. Да ведь и заплатил Чернобог вперед щедро! Куда как щедро… Можно, конечно, было б его и кинуть, да — про то знал Лютонег — оставались еще в лесах да на заболотьях верные Чернобогу людишки-послухи. Попробуй не выполни договор — пустят стрелу, вот и конец волхву. Нет уж, с Чернобогом по-честному надо, ведь с давних пор приятели они, дружки, да и изменился Чернобог за то время, что не видал его волхв. Другим стал — осанистым, важным… И не говорил — вещал. Да так, что иногда от одного взгляда старого приятеля Лютонег аж трясся — настолько страшно было! Это ему, волхву, а что уж говорить о простых людях? Может, и выйдет что у Чернобога? Может, и возьмет власть, не сразу, постепенно, тихою сапой. Сначала на далеком севере, в Ладоге, а затем и в Киеве, и, уж само собой, в радимичских землях. Так то дали бы боги! Не жаль для такого дела и жертв, и времени собственного, и покоя. Ну, а если и не выйдет ничего, так что он, Лютонег, теряет? Да ничего… Так хоть в Киеве побывал на серебро Чернобога. Интересно, откуда у него столько? Может, и правду охотники баяли о пропавших безвестно купцах? Шли к Любечу лесом и вдруг пропали, все до одного, ни трупов не осталось, ни лошадей, ни повозок. А у Чернобога завелось лишнее серебришко. Ну, его дела. О своих теперь надобно думать, вернее — об общих. Был бы Лютонег поглупее, так сразу бы и пошел в корчму к Мечиславу — людину, как советовал ему Чернобог. Однако волхв недаром разменял шестой десяток. Многому научился, многому, — самое-то ценное в человеке ум да опыт. Так-то вот, еще плывя в челноке, и размышлял волхв всю дорогу. Не давал ему покоя Мечислав — людин. Как рассказал Чернобог, Мечислав человеком был верным, еще черному князю Дирмунду помогал, да многим. В общем, с давних нор Вещему князю Олегу недруг. Но это и настораживало. Олег не дурак, ой не дурак, неужто всех своих врагов не вызнал? Да вызнал, скорее всего, расправился с тем же Дирмундом — князем — Диром — да с Вельведом — волхвом. Совсем уж мелких людишек, роду незнатного — Истому да варяга Лейва, — судил, говорят, да в рабство ромеям продал. А вот Мечислава не тронул! Что, про него ни Лейв этот, ни Истома не рассказали? Чего им его скрывать-то? Значит, знал про Мечислава князь. А раз знал, тогда тут два пути вырисовываются. Либо Мечислав самолично обо всем князю доносит, либо люди его. Вот и думай — стоит ли обращаться за помощью к Мечиславу? Нет, уж лучше самому действовать. А в корчму к нему зайти все же надо, ведь там частенько бывают дружинники-гриди. Но не объявляться. И от Чернобога знак не показывать, приберечь на всякий случай. Где хоть он, знак-то?
Лютонег перетряхнул котомку, но так ничего и не нашел, видно, выронил тайный знак в воду… Ну и пес с ним! Все равно ведь нельзя доверять Мечиславу, и у самого, чай, верные люди найдутся, тот же варяг Стемид из княжьей дружины, который не так давно, еще при Дире с Аскольдом, наворовал с помощью Лютонега немало народу да продал ромейским купцам… Вот Стемид — то теперь и поможет, куда денется.
Дождавшись рассвета, волхв двинулся берегом реки вниз, к Днепру, выбрался к пристани и зашагал к городским воротам.
— Не хотим на север! — размахивая над головой мечом, озлобленно выкрикивал один из наемников-варягов. — Хотим на Царьград, верно, братие?
— Верно! — подбадривали его остальные дружинники, средь которых были не только варяги, но и славянская молодежь — гриди. — Истину молвишь, Стемид! У ромеев возьмем и злато, и серебро, а в северных лесах что?
— Так шкуры беличьи да куньи!
— Ага, а их дотом тем же ромеям продавать? Да и на Царьград идти — чести больше.
— Кто тут вспомнил о чести? Неужто ты, Стемид? — На дворцовый двор за стенами Градца, где собралась дружина, выступил сам князь, с диадемой в светлой гриве волос, в алом плаще поверх блестящей кольчуги.
— Князь! — закричали воины. — Слава князю Олегу! Великому конунгу Хельги слава!
Хельги с усмешкой оглядел собравшихся, и Стемид поспешно юркнул в толпу. Кто-то ударил его рукою по шее, и варяг, пригнув голову, едва не споткнулся.
— Куда ж ты, Стемид? — вдогонку ему крикнул князь, — Воровать коров, как еще недавно воровал в Вике?
Хельги строго посмотрел на притихшую дружину — вернее, лишь малую часть дружины… впрочем, не такую уж и малую. Как там сказала Сельма? Капля камень точит…
— Кто еще хочет идти на Царьград?
Из шеренги дружинников вышел воин, на этот раз не варяг, славянин, с косматой бородой и хмурым обветренным лицом, покрытым шрамами.
— Я тоже за Царьград, князь, — поклонившись, твердо заявил он. — Там мы обретем богатство и славу. Или погибнем с честью.
