Андрей Архипов - Поветлужье
- Вот так вот, - сказал себе Михалыч, почесывая густую щетину, - значится настоящих женщин ты не видел... А ведь симпатичная бабенка... хм... если ее конечно немножко пропорционально уменьшить.
Вот такой вой иного полу загородил тропу с другой стороны. Справедливости ради надо признать, что в помощь ей он отрядил себя. Антип же ушел чуть ранее вниз по течению с обязательством довести противника до этого места. С Тимкой же пришлось повозиться. Он никак не хотел придавать своему лицу страдальческое, плаксивое выражение. Сначала егерь пытался этого добиться командным голосом, потом перешел на угрозы переодеть его в девичье платье, затем просто попросил и серьезно сказал, что от его спектакля зависят жизни тех людей, что его сейчас окружают. Тимка попросил минуту на раздумье и явился переодевшимся и преобразившемся в бедную сиротку, махнувшись не глядя одежкой с одним из вестников, оставленных в качестве связных с железным болотом. Одобрительно кивнув, Михалыч наказал ему сразу отступать в лес после первого выстрела, а сам пошел выбирать угол стрельбы, который позволит нанести наибольшее поражение противнику при стрельбе мелкой дробью по глазам. Да, подло, зато справедливо.
***
Послав оба выстрела дроби в скопление глаз и лиц, Михалыч торопливо переломил ружье и зарядил картечью. Тут же зашуршали еловые ветки, пропуская падающие вниз бревна. Это Ефросинья, перерезав одним махом удерживающие их веревки с помощью выданного Любимом длинного заточенного лезвия, запустила маховик сокрушающего падения. Однако чуть ранее, отпущенное с противоположного берега оттянутое бревно, уже прошлось по первым рядам сгрудившихся воев, которым как раз не досталось дроби в широко распахнутые глаза. Одним концом оно вскользь задело предводителя отряда, все еще стоящего на коленях, а другим сокрушительно ударило по ногам трех буртасов, в кашу ломая коленные чашечки и голени. Упавшие торцом бревна тоже нашли своих жертв, в большинстве своем уже не обращавших внимание на происходящее вокруг, и с воем держащихся руками за окровавленные лица, которым пришедшие удары просто принесли избавление. "Еще шесть, нет... семь", - молча считал егерь, наблюдая за одним из таких молотов, веревка которого зацепилась за сук, и тот раскачивался вдоль тропы, калеча еще живых и добивая еще не мертвых. Вдоль всей тропы уже щелкали тетивы, отпуская в полет стрелы, впивающиеся в теплые тела людей, стволы деревьев, и ломающиеся о холодные стальные доспехи, слышался топот и рев приближающихся мастеровых. Трое буртасов бросились в подлесок, пытаясь спастись от царившей вокруг смерти, но, запутавшись в капроновой сетке, повалились наземь. Не медля, Михалыч по очереди разрядил оба ствола в пытающихся подняться воев и тут же встретился взглядом с третьим, натягивающим лук в его сторону. К счастью, егерь даже не успел напугаться, не то что спрятаться или подумать о своем бренном проходящем существовании, как лучник упал с коротким болтом в глазу.
- Ну, Тимка...! Выпорю, а потом расцелую, - пронеслось в голове Михалыча, судорожно перезаряжавшего двустволку. Однако применить огнестрельное оружие он уже не успел. Набежавшая с ревом толпа с топорами и кольями нахлынула на место побоища и отхлынула, не оставляя за собой никого, подающего хоть какие-то признаки жизни.
- Аже не ты и твоя громовая пукалка, так бы легко не отделались, - послышался сзади густой подрагивающий голос Ефросиньи, - а ну-ка вой, сломай мне наконечник, вот сзади в плече торчит. Михалыч обернулся и заворожено посмотрел на пронзившую вой-бабу стрелу и капельки пота на бледном ее лице.
- В ступор красотой своей тебя ввела? Давай же, ломай, так... так... Очисти от трухи аже есть она там... А сей миг тащи... Погодь! Сильно дергай, но плавно, одним разом, уразумел? Давай!
Михалыч поплотнее ухватился за древко стрелы, чтобы не скользили пальцы и плавно потащил стрелу.
- Все! - выдохнул он, смотря на падающую вниз женщину, - Фрося, держись... Антип, помоги ее уложить, один не справлюсь, если у вас там все конечно...
- Все, все, соколик ты наш! Побили мы их, а я не верил, - Антип торопливо разорвал грубую мешковатую исподнюю рубаху у Ефросиньи, обнажив белое плечо, и помог повернуть ее набок. - Мстиша, огонь разводи! Живо! Прижечь надобно, - крикнул он подбегающему отроку, - мало ли, что у них на стрелах. И чистой холстины тащи!
- Мстислав, - прервал стремительный бег отрока Михалыч, - есть в чем воды вскипятить? Котелок али посуда какая?
- В берестяном туеске камнями нагрею, - мгновенно отреагировал тот.
- Тащи все, а я костром займусь, - егерь, метнувшись через кусты на место ночных работ, через минуту уже сваливал в кучу отобранные сухие щепки, а еще через пять они с Мтиславом уже мыли и грели камни на костре, который Михалыч, оглянувшись по сторонам, запалил зажигалкой. - Прижигать не будем, остужу немного воду, промоем рану и перевяжем. Лекарь так сказывал делать, - прибавил он для большей убедительности.
- Аже он так сказывает, то по-твоему лечить будем. Еще Фаддею слегка досталось, - продолжил Антип, - резаная рана у него, таки и ему промыть надобно. А вот один их охотничков рядом со мной сразу словил стрелу ажно под бороду, похрипел чуток и отошел. - Антип истово перекрестился. - А в остальном, Бог миловал. Аже кто сказал бы, не поверил... Полуторным десятком мастеровых да охотников два десятка воев положить, - не унимался Антип, - громовая... как Фрося баяла? Пу.. Дале чё? Пошто смеешься? Али не расслышал я малость из слов ее?
Глава 11
Тимофей нашелся чуть в стороне, сидящий на корточках у самого уреза воды, бледный и хмурый.
- Что, Тимк, не похоже это на кино? - Михалыч опустился рядом на травяной склон.
- Я... когда посмотрел на него... ну... того воя, в которого я попал, меня сразу вывернуло, - Тимка плеснул водой себе в лицо, - это что значит? Я ведь и белок стрелял и птиц, и ничего... А тут... Воина из меня не получится?
- Нет Тимк, это означает совсем другое... Это означает, что тебе, как и другому нормальному человеку претит убивать себе подобного. А уж в двенадцать лет... Исполнилось уже?
- Нет еще, но скоро...
- Тем более... Это нормально, потом привыкнешь. Только одно запомни, ладно?
- Что?
- Когда ты забудешь лицо первого человека, которого ты убил... Что, опять? Ну тошнись, тошнись... Все уже, ничего не осталось? Ну, так вот, тогда ты станешь настоящим воином - смелым, бесстрашным, жестким, не жалеющим ни чужих, ни своих...
- А что, это так и должно быть? А если я не захочу быть таким? - Тимка вопросительно поднял на егеря бледное лицо.
- Тогда ты просто останешься человеком... Человеком, который если и убивает, то по необходимости, а не ради каких то своих или чужих целей... Пойми, Тимк, я говорю тебе самые простые вещи, которые во все времена говорят тем людям, которые... которые попали в ту же ситуацию, что и ты... Но от этого такие вещи не перестают быть правильными, хотя каждый раз говорятся по разному. Главное в любой ситуации, чтобы ты оставался человеком. Правда, это самое главное... И еще... Спасибо тебе, ты спас мне жизнь... Тоже простые слова, да? Ты не просто убил кого-то, ты спас другого человека... Об этом и помни. Спасибо.
- Угу. Только отцу не говорите, ладно?
- Думаешь, он не видел? Тогда сам подойти, он тебя поймет и... наверное найдет слова более подходящие, что ли... Или помолчит вместе с тобой. Это тоже помогает, уж поверь... Ну... пойду я, а ты иди в лагерь на железное болото, туда уже все собираются, выспись... Посторожить наш сон найдется кому, да и не сунется сюда сегодня уже никто.
Михалыч отошел к Антипу, суетящемуся около лежащей на лапнике Ефросиньи, присел рядом, вопросительно посмотрел на охотника:
- Как она?
- Выживет, вестимо, аже не помрет... Да шуткую я, Иван. Все по-лекарски мы сделали, Бог даст, обойдется. Спит она... Отметины останутся, ну да для сякой бабы это не главное...
- Как остальные?
- Аки присно... Муж без дела не муж вовсе. Воев ужо обобрали до исподнего, да похоронили как подобает... До захода солнца и лицом на полудень положили. Двое живы остались, оглушило бревнами малость. Их спеленали и к болоту отволокли. Что постарше, очнулся ужо. И нашего упокойника туда отнесли, там жинка его с малым, проститься надобно. Охотнички ужо облачаются в доспехи и луки пробуют. И тебе сыскали доброе облачение, по росту, не обидели. Что дале?
- Хорошо, что думаешь об этом... - Михалыч пригладил взъерошенную шевелюру. - Пойдем к кузнецам, помыслим... Охотников звать будем?
- Не, аже нужда возникнет, кликнем, а мыслить надобно малым кругом.
- Согласен, - егерь обнял Антипа за плечо и повел его к сидящим под березой кузнецам. - Гххм... Николай, - Михалыч решил сразу все расставить по местам, - чтобы потом не возникало вопросов... Виноват я перед тобой. Вот. Морду бить будешь?
