Сергей Шкенёв - Заградотряд Его Величества. «Развалинами Лондона удовлетворен!»
Всем хорош Самохин как командир, да вот крестьянское происхождение дает о себе знать – спокойно может перехватить добычу. В хорошем смысле перехватить, геройствуя самолично. Но чрезмерным корыстолюбием, однако, не страдает и в случае успеха подчиненных выбивает из интендантских служб положенное вознаграждение до последней копейки. Но кто же в здравом уме отдаст трофейным командам шелк?
Бабахнула вторая бомба, и точно с тем же результатом. Урядник бросил взгляд вверх:
– Что-то медленно сегодня летит.
– Тебя высматривает, – хмыкнул командир заградительного отряда, подняв принесенный легким ветерком бумажный листок. – Прибить хотят?
– Меня-то за что? – удивился закончивший зарядку фузеи урядник.
– А вот сам посмотри, – Федор Саввич протянул прокламацию.
– Етитна мать! – выдохнул Василь Прокопьич, обнаружив там портрет неизвестного зубасто-бородатого чудовища и похабный стишок крупными буквами: «Бей монгола-казака, морда просит кирпича!»
– Видишь?
– Я вроде как не монгол, а?
– Им без разницы, – пояснил лейтенант. – Им лишь бы кого кирпичом по морде.
– Ну, ваше благородие, тут надо посмотреть, кто кому остатни зубы пересчитает, – буркнул урядник, пристраивая ружье в развилке чахлого деревца. – Гриня, нову пулю наготове держи.
Тем временем англичане безнаказанно, но все так же бесполезно, сыпанули сверху тучу железных стрелок, со свистом впившихся в землю более чем в полусотне шагов от предполагаемых жертв. Такой обстрел хорошо вести неожиданно, по ничего не подозревающему противнику, как это делают русские воздушные гусары, а тут… косорукие, одним словом. Стоит только в сторону отойти, и хоть наковальни пусть с неба падают. Ежели не жалко, конечно.
– Прицел выше бери, Василь Прокопьич, – торопливым шепотом советовал Григорий. – До них шагов пятьсот будет.
– Не шагов, а метров, дурень! – поправил молодого казака опытный урядник. – Кто же высоту шагами измеряет? Как ты по воздуху ходить собираешься?
– Пусть будут метры, – покладисто согласился Гришка, вспомнивший уроки арифметики в станичной школе. – Только ведь улетят сейчас злыдни.
– От меня еще никто не уходил!
Грохнуло так, что заложило уши. Все же новый порох, для добычи которого урядник распотрошил десяток патронов от кулибинки, будет помощнее черного пороха, и в будущем его стоит класть поменьше.
– Екарный бабай… – потрясенно выдохнул Григорий и положил приготовленную пулю в карман. Повторного выстрела не требовалось.
Скорее всего, англичане позаботились о собственной защите от обстрела снизу и укрепили дно плетеной корзины железным листом. Может, от кулибинки это бы и помогло, хотя вряд ли, но наличие у русских войск крепостных ружей изобретатели не предусмотрели. Тяжелая пуля ударила в самодельную броню, выбив воздухоплавателей за борт, и полетела дальше уже вместе со щитом. Освобожденный от лишнего груза шар рванулся вверх, но тут же опал, став похожим на сморщенное яблоко, и устремился к земле.
– Вот так вот примерно, – урядник поморщился и потер отшибленное отдачей плечо. – Ваше благородие, мне бы чего лекарственного, изнутри чтоб протереть. Для прохфилактиков.
Трудное ученое слово Василь Прокопьич произнес с особенным удовольствием и вопросительно посмотрел на лейтенанта.
– А как же добыча? – улыбнулся Самохин.
– Ей Гриня займется. Ты слышал, балбес необразованный?
– Я ведь тоже того самого… – попробовал возмутиться молодой казак, но под строгим взглядом старшего товарища быстро увял и пошел на попятную. – Дык и пивом обойдемся, нам-то чего… С утра пиво завсегда полезнее вишневки.
Урядник знал, на что намекать. Недавно к Федору Саввичу заезжал его будущий тесть и привез подарок с родных краев – три полуведерных бутыли вишневой наливки неимоверной крепости. Сам отче Михаил возвращался из гошпитали, где пребывал на излечении после ранения, а так как лечебница располагалась в союзном Копенгагене, то и воспользовался случаем связаться с домом и истребовать посылку. От Дании до Санкт-Петербурга рукой подать, так что почта быстро доставляет не только письма, но и кое-что посущественней.
– Пойдем в мою палатку, господин урядник.
– Ага, только фузею куда-нибудь пристрою.
– Да с собой ее забери. За столь геройское оружие можно выпить. В меру, конечно.
– Это вы правильно заметили, ваше благородие, мера и порядок должны быть всегда и во всем. Пятый тост непременно за оружие.
До палатки командира заградотряда рукой подать. Собственно, это и не палатка вовсе, а почти полноценная землянка, только называют ее так по привычке, а еще из-за того, что вместо крыши натянута крепкая, крашенная в зеленый цвет парусина. От дождей защищает, и ладно, а то, что немного нарушает требования Устава при любом удобном случае закапываться в землю… так не зря сам Петр Великий говорил о слепом и стенке[8]. Да и к тому же опасности никакой нет – воздушные шары служат лишь повышению самооценки английского командования, но никак не угрозой севшему в оборону Бобруйскому полку французской армии.
Да, господа, оборона. После таинственного исчезновения императора Наполеона Бонапарта генерал-майор Тучков отдал приказ попридержать наступательный порыв до выяснения всех обстоятельств этого дела. Так, во всяком случае, гласила официальная позиция русского командования. Полковые ксендзы польского происхождения, общим количеством семь штук, тут же принялись обрабатывать солдат гневными проповедями, направленными на обличение гнусных замыслов противника, захватившего в плен Великого Императора, но не признающегося в содеянном преступлении.
Бобруйский полк в данный момент едва ли на четверть состоял из «старых ворчунов», помнивших Наполеона всего лишь генералом, но даже новобранцы прониклись и горели желанием пойти в последний и решительный бой. Впрочем, требование к командованию повести их в атаку так никто и не выдвинул – в обороне спокойнее и уютнее. Правда, нормы довольствия в наступлении куда как выше, но закаленным голодным Восточным походом желудкам достаточно и половинного пайка. А еще войскам, сидящим в обороне, дозволяются послабления по части вина и прочих излишеств. На французов, разумеется, действие этого послабления не распространяется, но остальным чарка-другая во грех не ставится.
Пока Федор Саввич резал немудреную закуску, состоявшую из провесного балыка, копченого оленьего окорока, осетровой икры в глиняной плошке, небольшой горбушки ржаного хлеба и двух луковиц, урядник завладел бутылью. Мелкой посудой казак принципиально манкировал, так что разлил вишневую наливку в оловянные пивные кружки, прихваченные по случаю в какой-то таверне по пути сюда.
– И долго нам тут придется торчать, ваше благородие? Из штабов что-нибудь слышно?
Самохин рассмеялся:
– Ну ты сказал! Где я и где те штабы? Рылом и чином не вышел там бывать, потому никто передо мной отчитываться не обязан. Придет приказ, и вот тогда…
– А как же заветы генералиссимуса Александра Васильевича Суворова о знании своего маневра?
– Он это в тактическом смысле говорил, а не в стратегическом.
– Но мне почему-то думается, – урядник поднял кружку, – дня через три вперед пойдем.
– Вот как?
– Нюхом чую.
Федор Саввич и сам ощущал витающее в воздухе предчувствие скорого наступления. Разведка ежедневно доносила о скапливающихся силах противника, в полк начали поступать стальные кирасы пехотного образца, в заградотряд привезли тройной боезапас, и было еще кое-что, о чем лейтенант предпочитал не рассказывать подчиненным. Зачем вводить людей в смущение, сообщая о прибытии большого количества грубой холстины, обычно используемой при захоронении французских солдат? Русский человек отличается природной добротой по отношению к братьям своим меньшим, и многие казаки да егеря завели знакомства среди бывших Наполеоновых гвардейцев, жалея и подкармливая бедолаг. Кошку или собаку потерять и тех жалко…
– Ну, Василь Прокопьич, выпьем здравие за государя императора! – провозгласил Самохин традиционный тост.
– И за погибель его недругов! – привычно откликнулся урядник. – Вздрогнем, ваше благородие.
На предложение вздрогнуть отозвался не только командир заградительного отряда – задрожала сама земля, от чего бутыль с вишневой наливкой подпрыгнула на столе и опрокинулась. Рубиновая струя плеснула на приготовленную закуску, но до залитого балыка уже никому не было дела. Мощные взрывы почти у самой палатки отвлекают внимание от подобных мелочей и портят аппетит.
Федор Саввич подхватил винтовку, лежавшую на походной кровати, и бросился наверх.
– Да что же они творят, суки?
Вид французов, бестолково мечущихся под обстрелом из дальнобойных орудий, кого угодно приведет в ярость. Неизвестно откуда прилетающая смерть посеяла панику, и свистки сержантов безуспешно пытались внести хоть какой-нибудь порядок в бессмысленную беготню перепуганных союзников. Они не были трусами – если бы это происходило на поле боя, то редкий из солдат дрогнул бы. Строй – великое дело, но научиться воевать вне его невозможно за какой-то месяц. В русской армии подобное умение вводилось постепенно в течение нескольких лет, да и то порой у склонных в подвигам молодых офицеров случались рецидивы дурных привычек.
