Владислав Русанов - Гонец московский
Дым от прогоревшего дотла сенника ел глаза, а они копали и копали.
– Дедка, а ты меня драться научишь? – набрался смелости мальчик, когда все было кончено и в могильный холм воткнулся наспех сбитый крест. – Ну, как ты…
– Само собой, – кивнул старик. – Дедкой меня не зови больше. Называй меня учителем.
– Хорошо, учитель. А когда я смогу убивать татар, как ты?
И тут же Никита получил легкий, но обидный подзатыльник.
– Я соглашаюсь учить тебя не для того, чтобы воспитать убийцу.
– А как же… – Мальчик кивнул на тела монголов, которые они сложили в кучу около пепелища.
– Когда ты постигнешь не внешнюю сторону, а внутреннюю сущность борьбы, которую изобрели монахи земли Чинь, – вздохнул Горазд, – то будешь видеть разницу… Впрочем, все у тебя еще впереди. Учти, отрок, легко не будет.
– Я согласен, – упрямо сжал зубы Никита, а про себя подумал: «Научи вначале, а там поглядим…»
С тех пор прошло пять лет.
Горазд перестал называть ученика отроком. Начал кликать вьюношем.
Никита старательно постигал не только приемы, движения, удары, ухватки обращения с оружием, но и мудрость чиньских монахов. Слушал рассуждения и поучения старика с раскрытым ртом. Потихоньку ненависть к ордынцам стала утихать… А вот теперь всколыхнулась с новой силой.
Только как это рассказать молодому, глупому Улан-мэргену, который ничего не знает, а видит в нем только былинного богатыря, уделавшего, не снимая лаптей, двух головорезов-нукуров и одного нойонского сына? Поймет ли? Поверит?
Может, и поверит. Может, даже пожалеет. А нужна ли она, жалость этого татарчонка?
Не нужна. Уж это Никита знал наверняка.
Не нужна ему жалость татарчонка. И ничья другая тоже.
И к Ивану Московскому он едет не за жалостью, не за участием, а предложить службу – все равно ведь жить надо, а, чем гоняться просто так за врагами, лучше уж послужить родине, постоять за землю Русскую.
Вот с такими мыслями и въезжал парень в Москву.
Город почти не изменился, только крыши рубленых домов и верхушки заборов посеребрило снегом. Светлее и чище стали улицы и торговые ряды.
Купола храмов горели, будто свечи, хоть солнце пряталось за тучами.
Проезжая знакомым путем к Боровицкому холму, Никита не раз и не два ловил на себе неприязненные взгляды москвичей. Долго не мог понять – почему? Но вскоре догадался: дело в татарском куяке и сапогах, в мохнатом степном коньке и, конечно, в спутнике, который, не стесняясь, разглядывал прохожих в оба раскосых глаза.
«Вот еще незадача! Не хватало из-за него в ссору вляпаться…» – подумал парень, направляя коня к кремлевским воротам.
Дружинники, с ленцой скользящие взглядами по редким горожанам, спешащим по своим делам, заметив всадников, подтянулись и, не сговариваясь, перегородили вход. Оружие без надобности они не обнажали, но, вроде бы случайно, то и дело прикасались ладонями к рукояткам мечей.
Никита натянул поводья, остановив мышастого, и спрыгнул на землю.
Глава десятая
Желтень 6815 года от Сотворения мира
Боровицкий холм, Москва, Русь
Дружинники нахмурились.
Никита услышал, как позади мягко, по-кошачьему спешился Улан-мэрген. Не глядя, бросил ему поводья мышастого. И сам удивился – каким важным, боярским получился жест.
Ничего… Обещал служить, как младший брат? Вот пускай служит, а в разговор не встревает.
– Чего надобно? – хмуро бросил стоявший посередине воин. Седыми усами он слегка напомнил Любомира Ждановича.
– Поздорову вам, добрые люди, – не обращая внимания на неприязненный тон, приветливо поздоровался Никита.
– И тебе, гость незваный, не кашлять, – ответил седоусый. И повторил вопрос: – Чего надобно?
– Надобно мне к Ивану Даниловичу, князю Московскому, – улыбнулся парень.
Дружинник неторопливо оглядел его с ног до головы. Потер подбородок:
– Это по какой такой надобности?
– Поговорить надо.
– Поговорить?
Воин помоложе, года на два старше Никиты, не удержался от шуточки:
– Так вас двое! Вот и поговорите!
Седоусый обернулся, глянул на шутника так, что тот покраснел и втянул голову в плечи.
– Если от хана Тохты или его нойонов, показывай басму[74], – твердо проговорил старший.
– Я – сын… – привычно уже завел Улан-мэрген, но Никита коротко рыкнул через плечо:
– Помолчи!
Сам от себя такой прыти не ожидал.
Правая бровь седоусого поползла вверх. Похоже, он никак не мог взять в толк, с кем разговаривает? Вроде бы на вид самый простецкий парнишка, но в монгольских доспехах, с мечом при седле и двумя странного вида кинжалами за поясом. С ним вместе настоящий татарчонок – ни с кем не спутаешь. И этот ордынец в богатом чопкуте ведет себя с парнем как слуга.
– Басмы у меня нет, – сказал Никита. – И я не из Орды. Но мне очень нужно поговорить с Иваном Даниловичем.
– А больше ничего тебе не нужно? Если каждого бродягу пускать к Ивану Даниловичу… Он тут, между прочим, княжить поставлен, а не разговоры разговаривать с голодранцами.
Никите захотелось выругаться, а потом прорваться одним броском через неплотный строй дружинников. Не так уж это и сложно: седоусого толкнуть вправо, чтобы он загородил дорогу сразу троим сотоварищам, кряжистого темнобородого вояку ударить под колено – вот и брешь в обороне. А бегом его стражники не догонят – не та выучка. Но парень сцепил зубы и ответил как можно спокойно:
– Я уже был в Москве. Не так давно. Говорил с князем и с Олексой Ратшичем. Теперь мне нужно опять с ними повидаться.
– Соскучился? – брякнул весельчак.
Вот язык без костей!
На болтуна зашикали дружинники постарше. Неужто слова Никиты произвели на них впечатление?
– Мне нужно к князю, – упрямо повторил парень.
– Наша песня хороша – начинай сначала… – покачал головой седоусый. – Что еще о себе сказать можешь? Если я и пойду докладывать боярину, что мне ему сказать? Только ты не радуйся! Я сказал – «если»!
– Скажи, что я знаю, куда Емельян Олексич поехал.
– А что, он поехал куда-то? – прищурился дружинник, а остальные приняли удивленный вид. Правда не знают или притворяются?
– Поехал, поехал… И если я не упрежу князя с боярином, его в пути беда ожидать может.
– Да неужели?
Вдруг Никита заметил движение за спинами охранявших ворота людей. Округлил глаза: крадущимся шагом в проеме появился Олекса Ратшич. Приложил палец к губам: тихо, мол, не спугни.
– Не тот ли это мальчишка, про которого на торгу языками мололи? – шагнул вперед рыжий вихрастый воин.
– Это ты про сказки, что, мол, деревенщина неумытая Емельяна палкой отделала? – поддержал его кряжистый.
– Вранье! – отмахнулся седоусый.
– Вот те крест! – возвысил голос дружинник со сломанным носом. – С коня сшиб и еще палкой по горбу настучал!
– А поделом! – выкрикнул шутник и взвизгнул, когда стальные пальцы старого воеводы поймали его за ухо.
– Так-то вы службу княжескую несете?!! – загремел боярин. – Лясы точите?! Языками двор метете?! Ну ладно, молодые, а ты-то, Кузьма? Тьфу!
Седоусый поджал губы, съежился, как совсем недавно юноша-остряк.
– Виноват, Олекса Ратшич…
– Виноват? Конечно, виноват! Совсем на службу забили! Все им хиханьки да хаханьки! Вы или совсем не пускайте, когда не уверены в человеке, или сообщайте, кому следует! А то стоят, ржут… Жеребцы стоялые!
Дружинники понурились. По всему было видно, что разносом боярин не ограничится, придумает наказание и построже.
– Дорогу! – рыкнул Олекса.
Охранники расступились.
– Ну что, Никита, пошли поговорим?
– Пойдем, Олекса Ратшич, – парень поклонился.
– А это кто с тобой?
– Улан-мэрген.
– Так-таки и мэрген?
– Я… – начал снова татарчонок.
– Молчи! – прикрикнул Никита.
Боярин покачал головой. Оценил по достоинству. Развернулся и зашагал, грузно впечатывая подошвы сапог в снег.
Никита догнал его, пристроился рядом. Позади семенил ордынец, удерживая обоих коней.
– Сильно важный разговор-то? – на ходу бросил Олекса.
– Тебе, воевода, оценивать.
– Не для чужих ушей, как я понял?
– Ну… – Парень почесал затылок. Кивнул. – Похоже, что так.
– Опять Горазд велел передать что-то?
– Нет. Сам я…
– Что так?
– Нету больше Горазда.
– Что?!
Боярин остановился так неожиданно, что Никита пробежал еще пару шагов, пока додумался последовать его примеру.
– Как так вышло? – Глаза у княжеского советника были что надо: каждый с блюдце величиной. – Ладно, после расскажешь! Идем в терем. Вы коней поставьте у коновязи…
– Улан-мэрген за ними присмотрит, – твердо сказал Никита.
Олекса снова посмотрел на него.
– Даже так? Хм… Дней десять тебя не видел, но ты уже не тот малец, что Емельку моего палкой проучил.
– Уж не знаю, что и ответить, – парень пожал плечами. – Боюсь, сейчас я бы его сталью угостил…
