Парагвайский вариант. Часть 1 (СИ) - Воля Олег

Санчо, конечно, ни на секунду не поверил этому объяснению и, сохраняя осторожность, двинулся к цели. Незамеченным, по склону горы он добрался до удобной площадки для наблюдения за долиной. Прямо перед ним стояли руины огромного храма, от которого осталась только одна стена и основания колонн по сторонам от неё.

Справа от руин виднелось маленькое поселение с непропорционально крупной церковью, судя по всему, сложенной из обломков этого самого языческого храма. Слева от руин правильными рядами стояли многочисленные круглые постройки без крыш. У каждой был виден вход, но не было ни намёка на окна. Внутри этих круглых построек и нашли себе временное пристанище сотни индейцев.

Прямо на глазах у Санчо одна группа свернула с дороги инков и зашла в этот импровизированный лагерь, расположившись в двух свободных постройках. Общее их число Санчо определил в сто пятьдесят, и свободными оставались только половина.

До самого вечера Санчо наблюдал за лагерем индейцев, но ничего не происходило. Они общались, перемещались и, видимо, чего-то ждали. Единственное, что было необычно — это их активность в явно избыточной заготовке хвороста и дров. Вереницы индейцев несли отовсюду вязанки хвороста в сторону руин храма и выкладывали их в какую-то фигуру. Санчо пришлось даже сменить укрытие, поскольку в его сторону направилась большая группа, собирающая сухие по зимнему времени ветки.

Переночевал Санчо прямо на склоне, закутавшись в два тёплых пледа из шерсти ламы. И, как оказалось, правильно сделал. Ещё не рассвело, как началось оживление в лагере индейцев. Около руин загорелись огни. Очевидно, скоро должно было начаться какое-то событие, ради которого все они сюда съехались. Санчо решил, что надо подобраться поближе, ибо с нынешнего его места он почти ничего не различал.

«Я должен увидеть это своими глазами. Я должен знать, с чем имею дело» — думал он, спускаясь по тёмному склону. Незамеченным он затаился в кустах прямо напротив торца храмовой стены.

Как только солнце коснулось заснеженных вершин, начались пляски и песни, которые прервал знакомый уже Санчо Кураку Акуллек. Он что-то недолго провозглашал на непонятном языке, и после его речи несколько молодых индейцев торопливо подожгли весь разложенный хворост. Когда он разгорелся, все аборигены начали скандировать, призывая какого-то Инти, и смотреть в небо.

Санчо тоже стал туда поглядывать и вскоре остолбенел так же, как и участники ритуала. В небе, подсвеченная восходящим солнцем, парила огромная красная птица, в когтях которой болталась маленькая чёрная фигура человека. Долетев до храма, птица существенно снизилась, но вдруг, не делая взмахов крыльями, начала наворачивать круги над костром и подниматься всё выше и выше к небу. Где её снова осияло солнце.

Приглядевшись, Санчо понял, что маленький чёрный человек с огромной головой вовсе не сжат когтями. Он сам держался за них. Да и птица была больше похожа на парус корабля. Да, чёрт побери, это и был парус! Санчо ясно видел, как раздувается ткань под напором воздуха.

«Что за дьявольщина это? Как он может летать? Это колдовство, чистое колдовство!» — в ужасе думал Санчо.

Тем временем, забравшись высоко в небо, крылатый человек стал снижаться, делая ещё большие круги, чем раньше. Толпа индейцев, как заворожённая, следила за ним, крутя головами. Наконец, рукотворная птица скользнула к земле, и перед самым приземлением задрала свой тупой треугольный нос. Человек под этим крылом пробежал несколько шагов и остановился, отстёгивая замысловатую сбрую. Ткань сразу же провисла, как парус, потерявший ветер.

Практически одновременно солнце поднялось над гребёнкой гор и залило своим светом долину. Человек в чёрном костюме прошествовал к Кураку Акуллек, а вокруг на колени опускались язычники. Когда он снял свой большой чёрный шлем, Санчо с мрачным удовлетворением узнал в нём Франциско. Именно этого он ждал и боялся.

Парень произнёс горячую речь на кечуанском языке, которого в принципе не мог знать до этого дня. Даже выучить его за месяц с небольшим было невозможно. Тот, кто говорил ртом Лопеса, знал этот язык не хуже Патиньо, который обнаружился рядом с одержимым и шаманом Кураку Акуллек.

Горячие слова юнца нашли отклик в толпе. Она раз за разом взрывалась криками одобрения в ответ на его, судя по интонации, вопросы. И каждый раз он продолжал речь, всё больше и больше распаляя толпу. По ощущениям Санчо, лже-Франциско говорил больше часа. Уже костры прогорели, когда он наконец закончил. После него снова выступил Кураку Акуллек, и по его слову все индейцы снова встали на колени перед лже-Франциско и многократно ему кланялись. И даже подлец Патиньо делал это вместе со всеми.

Санчо был раздавлен этим зрелищем. Ведь это было именно то, чего так боялась госпожа Хуана и с чем сражался отец Базилио — пришествие Сатаны.

Глава восьмая

Иван-Солано спускается с небес и получает выстрел в спину, после чего прячется в подземельях Инков

Там, вдали у руин,

Разгорались огни.

В небо ясное люди смотрели.

Сто индейских старшин

И парней из общин

Снисхождение бога узрели. (1)

Так напевал Солано, немного забегая вперёд. Огни у руин, конечно, разгорались, но шаманы и парни из общин ещё не узрели снисхождение бога, потому что он ещё только разбегался с дельтапланом на плечах по каменистому склону вулкана Кинсачата.

Андское высокогорье зимой — отвратительный вариант для дельтапланеризма. По ощущениям и очень приблизительным замерам Солано, его дельтаплан в неподвижном воздухе терял высоту (фактически падал) со скоростью примерно полтора метра в секунду при скорости горизонтального полёта сорок километров в час. То есть за минуту полёта он пролетал почти семьсот метров и снижался почти на сто метров. Именно от этой характеристики и приходилось плясать при выборе стартовой точки. Самым надёжным вариантом стал ближайший к месту проведения ритуала склон потухшего вулкана.

Вершина, с которой стартовал Солано, была примерно на четыреста метров выше точки приземления, а пролететь надо было всего полтора километра. Это давало ему запас по высоте в сто метров для одного манёвра с разворотом, ну или для набора высоты. Поэтому задача-минимум была — аккуратно спланировать к руинам без особых изысков. Этого должно было быть вполне достаточно для нужного настроения зрителей.

Но, уже пролетая над руинами, Солано почувствовал, что идея с искусственным термиком сработала. Поток воздуха, поднимающийся от множества костров, подхватил утлое летательное средство и стал поднимать его вверх намного быстрее, чем оно падало. Причём безразмерная память Солано подсказала ему, что в южном полушарии восходящие потоки закручиваются в естественных условиях по часовой стрелке, как в циклонах. Поэтому он вошёл против потока и начал выписывать «левую спираль».

Это дало Солано возможность покрутиться несколько минут и набрать высоту, давая толпе полюбоваться собой в свете солнца. Но затягивать смысла не было. Он с высоты полёта видел, как по земле бежит граница света и тьмы. Поэтому широким пологим манёвром он снизился вне пределов восходящего потока и подгадал свою посадку как раз к моменту, когда солнце должно было осветить руины храма и собравшихся там людей.

«Фу-у-х! Не облажался. Слава Виракоче!» — выдохнул Солано после посадки, отстёгивая кованые карабины от подвеса. Ремни он перекинул через плечо, не утруждая себя снимать лётный кожаный комплект. Только шлем стянул, подставляя вспотевшие волосы холодному перуанскому ветерку.

Комитет по встрече в неистовстве скандировал: «Инти! Инти!»

В сознании этих людей совершенно непротиворечиво сошлись несколько фактов. Во-первых, день зимнего солнцестояния был праздником бога Инти. Во-вторых, Инти был сыном Виракочи. А кого могущественный отец обычно посылает решать сложные проблемы в пределах своего государства? Разумеется, сына. Ну и в-третьих, второе имя Франциско, которое он решил избрать своей «партийной кличкой», было Солано, то есть «Солнце» по-испански. Одно к одному.