Герои Аустерлица (СИ) - Ангелов Августин

Увидев меня, дамы, собравшиеся за завтраком, встрепенулись. Самая старшая из них, тетя Радомила, к завтраку задержалась, сославшись на недомогание после пережитого вчера. Но Эльшбета, Бронислава и Иванка присутствовали. А Иржина подошла к столу одновременно со мной, только с другого конца, окруженная слугами, которым она на ходу отдавала распоряжения, касающиеся устранения последствий ночного погрома, пока Януш не выдвинул для нее тяжелое кресло, на которое хозяйка замка грациозно уселась во главе стола. Я же, поздоровавшись со всеми на французском, как это было принято у всей аристократии Восточной Европы к 1805 году, считающей французский главным языком международного общения, опустился на свое вчерашнее место с противоположной стороны от хозяйки.

Как только мы с баронессой заняли места за столом, дамы продолжили прерванный разговор. Эльшбета говорила:

— Какое счастье, Бронислава, что ты не успела выйти замуж за этого Влада! Он оказался подлым предателем!

— Я совсем не уверена, маменька, что найду партию получше в нашем захолустье, — возразила ей дочь с грустным видом.

— Ничего, моя девочка, ты достойна лучшего, не так ли, князь? — неожиданно поинтересовалась Эльшбета моим мнением.

— Да, не стоит беспокоиться, все еще образуется, — протянул я, не зная, что и сказать.

— Во всем виновата война! — внезапно выпалила Иванка. И добавила:

— Я совсем не понимаю, для чего мужчины эту войну затеяли? Сплошные убийства вокруг. Это же какой-то ужас!

— Это Наполеон Бонапарт во всем виноват. Он главный зачинщик всей этой череды войн, которые разоряют Европу. Он и его Франция тому причиной, — сказала Иржина.

На что Иванка тут же возразила:

— Нет, во всем виноваты Бурбоны! Это они никак не могут принять перемены во Франции после революции. И потому все время настраивают других монархов Европы против Наполеона.

«А она не так глупа, как мне показалось сначала, да еще и бунтарка по натуре», — подумал я про Иванку.

— Какая же ты спорщица! Давай лучше спокойно попьем чай, — пожурила ее старшая сестра, отхлебнув горячий напиток.

Но, Иванка не унималась, проговорив:

— Я не собираюсь спорить. Просто мужчины почему-то не могут жить без войны. Если бы это было не так, то все давно бы договорились о мире.

— Не знаю, в том ли дело. Но мне очень страшно. Я не могу до сих пор прийти в себя. Это было так ужасно, когда на нас брызнула кровь мсье Ришара… На наших глазах произошло убийство. И потому прошу тебя, Иванка, не нужно сейчас портить аппетит всеми этими разговорами про войну, — сказала Бронислава.

— Но, война уже не только вокруг нас. Она пришла в наш дом, хотим ли мы того, или нет, — неумолимо продолжала младшая сестра.

А Бронислава проговорила:

— От этого твоего постоянного напоминания страх делается лишь больше. Он разрастается, когда я думаю о том, что могут сделать с нами солдаты…

Тут дочку перебила Эльшбета, задав мне вопрос:

— Кстати, князь, я хотела спросить вас о русских солдатах. Надолго ли они задержатся в замке?

— Не знаю. Это зависит от многих причин, — уклончиво ответил я.

Но, Эльшбета опять спросила:

— Надеюсь, что повторения вчерашнего кошмара, который мы здесь пережили, вы более не допустите?

— Постараюсь, — сказал я, хотя ни в чем не был уверен.

От меня ситуация вокруг замка никак не зависела. И как она будет развиваться, я не знал, поскольку не располагал разведывательной информацией о передвижениях войск противника. Все, что я мог решить в тот момент, сводилось к двум простым сценариям: либо попытаться организовать оборону, либо покинуть крепость вместе с отрядом.

И тут я сразу вспомнил о пленниках. Вот из какого источника можно и нужно добыть информацию о противнике! Расслабившись с утра, я упустил из вида такую простую и очевидную возможность, как допрос задержанных. А с пристрастием, или без оного — это уже будет зависеть от их поведения. Потому, быстро допив свой чай и раскланявшись с дамами, я поспешил к дверце за камином, открывающейся на узкую лестницу, ведущую в подземелье. Но, едва я двинулся от стола, как встала и баронесса, проговорив:

— Куда же вы, князь? А я хотела переговорить с вами по поводу узников. Необходимо решить вопросы их содержания.

— Я как раз направляюсь к ним, — уведомил я Иржину.

А она опять пристала:

— Так давайте поговорим по дороге. Нужно немедленно определиться с пленниками, особенно с благородными. Я должна знать ваши планы относительно их пребывания в моем подземелье. Думаю, что вы еще плохо ориентируетесь в наших туннелях. И потому разрешите показать вам путь по праву хозяйки.

Поняв, что от нее просто так отвязаться не получится, я проговорил:

— Хорошо, баронесса, ваша помощь мне, действительно, не помешает.

И Иржина, запалив от камина очередной факел, запас которых лежал рядом в большом открытом сундуке рядом с поленницей, решительно вошла в подземный ход вместе со мной. Она, на самом деле, прожив в замке много лет, изучила подземелье настолько досконально, что и в полной темноте отнюдь не терялась, что и продемонстрировала мне в прошлый раз. Когда факел погас, она наощупь вдоль стены без труда вывела нас к двери возле камина.

Но теперь, когда мы удалились метров на сто от входа, она все-таки аккуратно повесила горящий факел на стену, вставив его в железное крепление прежде, чем снова проявила свое распутство, обняв меня и начав целовать. Из-за этой похотливой женщины мне пришлось задержаться еще на некоторое время. После очередной нашей близости Иржина поспешила назад. А я добрался до подземной тюрьмы позже Дорохова, который, проспавшись после вчерашнего, уже вовсю допрашивал капитана Годэна.

Глава 18

Двигаясь по тоннелю с факелом в руке, отданном мне Иржиной, я все отчетливее слышал громкий храп и бормотание заключенных, по мере приближения к тюремным казематам. Эти звуки доносились из коридора, перегороженного решеткой, возле которой в паутине теней от света факелов, вставленных в ржавые железные подставки на стенах, стоял на посту караульный с ружьем. Увидев меня, он встрепенулся, выставив вперед свое оружие со штыком и закричав:

— Стой, кто идет!

Но Федор Дорохов заметил меня сразу, поскольку арочный проем, ведущий в караулку, расположенную рядом, не был перекрыт ни стеной, ни дверью, а лишь еще одной решеткой. Посмотрев в сторону солдата, поручик сказал ему:

— Да это же наш князь! Пропусти его, Тимоха.

Мне же Федор объяснил:

— Караульный не узнал вас в этой одежде, без повязки и с факелом. Мог бы и выстрелить с перепуга.

— Мой мундир денщик сейчас приводит в порядок, а раны затянулись, — честно сказал я.

А Дорохов, взглянув на свежий шрам возле моего левого уха, проговорил:

— Ну, тогда проходите, князь, и присоединяйтесь. А то не хочет этот лягушатник говорить со мной, хоть ты тресни! Бьюсь с ним тут целый час! Я даже пыточные инструменты приказал Тимохе на жаровне разложить для устрашения. Да не пугается пленник. Я его уже и кулаком несколько раз приложил, а он все не хочет разговаривать. Все рыло свое от меня воротит. Не знаю уже, что и делать. На дыбу вздернуть его, что ли? Или каленым железом прижечь для острастки?

— Отставить, поручик! Не нужно на дыбу. И прижигать не надо. Нам совсем без надобности, чтобы этот француз здесь сознание потерял. А вот дислокацию наполеоновских войск у него надобно выведать непременно и поскорее, — сказал я, войдя внутрь через открытую решетчатую дверь и осматриваясь в помещении.

Подземная тюрьма на этот раз была освещена гораздо лучше. Во всяком случае, в караульном помещении, устроенном перед входом в длинный коридор с тюремными камерами, горели не просто факелы, а масляные лампы. Они давали достаточно света, чтобы я смог хорошо осмотреть интерьер караулки, которая, как и тюрьма, давно уже не использовалась. Хотя кое-какая обстановка внутри сохранилась.

Посередине под арочным сводом подземной караульной комнаты стоял тяжелый дубовый стол с толстой столешницей, растрескавшейся от времени. Рядом с ним — длинные скамьи. По стенам — черная плесень. В углу в древнем камине, сложенном из грубо обтесанных камней, пылал огонь, перед которым на железной решетке жаровни, набитой раскаленными углями, лежали щипцы, заостренные прутья, крюки и прочие пыточные средневековые инструменты страшного вида, точного назначения которых я не знал, но не сомневался, что все они предназначены для причинения боли, как и деревянная дыба, расположенная рядом.