Алекс Кун - Архангельск
Но для начала сделали немного цинка на пробу. Провели маленькую медную плавку, добавляя цинк в разных пропорциях разным медным отливкам, и отдали кузнецам образцы для проверки ковкости и прочности.
После этого пришлось делать еще пару плавок, уменьшая количество цинка в меди. Пришли к выводу, что хороший сплав получился на сорок процентов содержания цинка в меди, и остановились на нем.
Запустили второй раз домну. Вторая плавка удалась – металл жидкой струей стек в ковш, и началась проверка второй части теории. Засунув в жидкий металл толстостенную трубу из обожженной глины, начали активно продувать расплав горячим воздухом от той же воздуходувной печи.
Пламя поднялось чуть ли не с домну высотой. Продолжали качать, пока огонь не пригас, минут двадцать, наверное, качали, после чего разлили металл ковшами по давно заготовленным и прогретым формам будущих больших чанов. Остатки вылили по формам слитков для кузнецов. Металл получился прекрасный, только избыточно мягкий. В последующих плавках было решено часть металла сливать из домны в один ковш, часть – в другой. Один ковш продувать и потом оба ковша смешивать. Таким образом подбирать нужное соотношение углерода в железе.
С появлением литьевого железа и латуни моя жизнь снова стала кошмаром. Разрываясь, бегал между цехами. По моим чертежам отлили большие, пустотелые для экономии железа, валки для прокатки латуни. Валки получились шершавые, как апельсиновая корка. Отливки надо обтачивать.
Пока срочно организовывал токарный цех, велел сделать филеры и тянуть латунь на проволоку, делая из нее гвозди, так как железа в корпусе корабля, обшитом медью, быть не должно. Железо и медь в морской воде быстро коррозируют – раз планируем обшивать корпус латунью, значит, и крепеж должен быть аналогичным.
Первый сделанный нами токарный станок для крупногабарита напоминал огромного деревянного монстра с кожаными передаточными ремнями и не имел режущего инструмента, за неимением возможности инструмент изготовить. Вместо этого был поддон с песком – им и обтачивали. Времени это требовало много, но результаты давало. Так что к концу августа прокатали первый лист латуни. Железо на таком стане катать было нельзя, станок бы точно развалился, но с горячей латунью он справлялся.
Сумасшествие этих дней сказалось и на моих домашних. Желая, видимо, как-то мне помочь, Надежда не просто шикарно готовила и исполняла пожелания чуть ли не раньше, чем я о них задумывался, но и взяла моду приглашать к нам девушек со всех окружающих сел.
Пришлось проводить с ней беседу по поводу того, что жениться в ближайшие несколько лет мне государь запретил. Врал, конечно, у нас с Петром никаких разговоров на эту тему не было. Но ссылка на царя разом уняла матримониальные планы моей экономки, или даже не знаю, как ее должность обозвать.
Мой чердак, кстати, закончили – остался им очень доволен. Устроили по этому поводу еще одну пьянку с мастерами и братьями. Братья запали на латунные листы, особенно посмотрев, как из них можно чеканить и выпрессовывать детали. Они забирали все листы, которые браковались для корпуса, и продавали их по цене дороже чистой меди, а с повышением спроса и еще дороже, так что навар получался изрядный.
С учетом того, что тридцать три процента в наваре были мои, я братьев не ограничивал. Спрос на листы рос как на дрожжах, и это при том, что торговля к зиме стихла. Страшно подумать, что будет, когда купцы заморские придут.
Еще одной моей удачей можно считать получение мыла в автоклавах. После множества неудачных попыток, особенно с выделением из клейкообразной субстанции самого мыла, у меня получилось нечто пригодное для пользования в хозяйстве. Помогла зола из топок и советы мастеров.
А вот получение в нагрузку к мылу глицерина для меня стало неожиданным. Куда его девать, еще не придумал, делать нитроглицерин было просто страшно. Так что пока глицерин складировали, а мыло с отдушкой из выжимки сосновых иголок стало моим призом за труды и поиски на ощупь. Даже сделал симпатичные овальные формочки для него и раздал первую партию по мастерам. Много отдал Надежде – для раздачи женщинам. Пока бури восторгов было не видно, но зато запасся мылом на приличный срок и отработал технологию. Дальше время покажет.
По этой же технологии сварил бумагу, получив в нагрузку нечто с запахом скипидара. Бумага оказалась типичной оберточной, светло-коричневого цвета с темными вкраплениями. Для ее прокатки сделали еще один прокатный стан из одного ряда валков. Станок конечно же деревянный.
Бумага вылезала из него тонкая, со страшно неровными краями, но мне было на это наплевать – перегнав первую партию, нарезал себе толстую пачку для туалета. Благодать! Вот чего не хватало в жизни! Готов, как все, зубы углем чистить и золой руки мыть, но лопухи в сортире край как неудобно. Вот теперь с бумагой в туалете мы корабль государю точно построим!
Как ни странно, бумажная придумка пошла на ура, и в многочисленных будках сортиров тут же появились коричневые листочки моей бумаги. Пришлось поставить на эту линию двух человек и сделать варку систематической.
Братья немедленно занялись коммерцией, надо заметить, не менее успешно, чем с латунью. А вот на дальнейшие эксперименты времени оставалось все меньше и меньше – мы закладывали на стапеле клипер. При этом вокруг стапеля еще продолжала строиться верфь.
Непосредственно в сборке киля клипера не участвовал, для этого у меня снабженные подробными рисунками корабельные мастера с массой рабочих имелись. Но вот технологии строительства были заложены сильно непривычные для мастеров, делавших ранее все из цельных стволов дерева. Весь набор корабля составляли проклеенные детали из нескольких слоев досок, он не был цельным. Это упрощало и убыстряло сборку – все можно было делать на плазе, а не подгонять по месту. Но вот склейка пакетов досок и их обжимка были для мастеров необычны.
Клеили костяным клеем, который даже не надо было производить самим – его продавали в любых количествах и по бросовым ценам. Единственное, приходилось добавлять в клей льняное масло для водостойкости.
Кроме клея нужно было очень много струбцин. Червяки и гайки для них отливали непрерывным потоком, а остальное делали из дерева плотники. Струбцины получались массивные, но дело свое знали. К моменту закладки успели изготовить около трехсот струбцин, и их количество непрерывно увеличивали, даже пришлось отгораживать отдельную кладовку под них.
Еще сделали массу коловоротов, так как весь набор вдоль и поперек прошивали нагелями на клею. Коловороты тоже отливали, а вот сделать патрон для сверла мне было пока слабо. В результате коловорот был просто изогнутой железкой с квадратной выемкой в торцах, куда вставлялся квадратный хвостовик сверла.
Сверла делали еще проще – отливали квадратный длинный и тонкий брусок, одну сторону расплющивали молотом и, зажав расплющенную часть, несколько раз закручивали. Потом отрубали зубилом кончик расплющенной части на клин и закаливали. Сверла после заточки получались на удивление хороши. Они сверлили дерево и латунь не напрягаясь, а вот в железе ковырялись долго, и только со смазкой и охлаждением мыльной эмульсией.
Одна мастерская была преобразована в инструментальный цех, там работал мой самый грамотный кузнец, с металлом он творил чудеса. Я надеялся с его помощью повторить все наборы инструментов, к которым привык. Кстати, инструменты из моего ремнабора с Катрана лежали тут же, как образцы. Со многих инструментов и крепежа ремнабора даже слепки для отливки делали.
Но пока с инструментом было плохо. Топоры, зубила, стамески, пилы и напильники, к которым еще сверла с коловоротом добавились. Напильники приходилось делать, нарубая на железном бруске множество насечек вручную, затем закаливая заготовку.
Остро обозначилась проблема стали для инструментов. Начали эксперименты с разными пропорциями дутого железа и чугуна, подбирая процент углерода для инструментальных сталей. Затем отрабатывали процесс науглероживания поверхности готового инструмента путем прокаливания его в глиняных, герметично закрытых лотках, засыпанных тертым углем. Такое цементирование поверхности заметно улучшило качество инструмента, но как же долго и муторно пришлось подбирать все нюансы науглероживания. Все приходилось делать на ощупь.
Вечерами приходил домой, выжатый как тряпка. Вроде должен не махать весь день топором, а заниматься руководством. Но получалось как-то наоборот. Показываешь, что собрали не так, разбираешь и собираешь сам; потом прибегают бумажники и кричат, что у них автоклав не закрывается; пока идешь к ним, подлавливают литейщики – у них новая форма металл не держит; просишь подождать бумажников, бежишь к литейщикам; нас догоняют плотники и жалуются, что им инструментальщики сверл нужного диаметра не дают, а они вчера случайно сломали…
