Василий Звягинцев - Одиссей покидает Итаку
— А не мог ли он послать все к черту, как я тебе предлагал, и начать нормальную частную жизнь? Он кто был, мужик или тоже дама?
— Я не знаю.
— Ладно, бог с ним. И что, получилось у твоего десантника что-нибудь?
— И этого я не знаю. Сейчас все вообще перепуталось немыслимо. Алексей, если вернулся, попал туда же, в октябрь, но меня-то там нет, я уже в феврале…
— Ну и что? Вернулся, прожил разницу и все равно теперь здесь. Ты его искала?
— Нет, ты не понимаешь. Он до сих пор в октябре. Вот, смотри… — Она быстро нарисовала на салфетке ось времени, отметила точки, соединила дугами.
— Он здесь, а я сразу здесь. Ты все время жил по оси нормального времени, Алексей вернулся в точку отправления, а я сразу сюда. Понимаешь?
— Мало, но смутно. Ну а не черт ли с ними? Пусть тот парень остается там, где он есть, и живет, как жил. А для тебя непрожитые четыре месяца не такая уж потеря, думаю? Или твой парень тебе не просто так?
— При чем тут это? Да, мне показалось, что я готова его полюбить, если ты этого от меня добиваешься. Он хороший человек, может, лучше всех, кого я знала…
— Рад за тебя… И намек твой понял. И со свойственной мне бестактностью позволь спросить. Что лучше — ждать и не дождаться, или иметь и потерять?
— Издеваешься?
— Что ты! Просто думаю вслух. Извини, если что не так. Значит, нашла, почти полюбила и отправила черт знает куда для своих ракообразных каштаны таскать…
— Каких ракообразных, о чем ты?
— Ну, это я к слову… Парня твоего я понять могу — как же, если женщина просит… Знал бы, дурак, что всего-то мостик для нее наводит, чтоб в случае чего было на чем домой вернуться. Глядишь, и подумал бы лишний раз…
— Больно бьешь, верный рыцарь…
— Еще раз извини. Я до конца все понять хочу. Что дальше будет? Если ты сейчас сможешь вернуться к нему, значит, отсюда ты исчезнешь навсегда? И я, соответственно, не увижу тебя больше? Боюсь, ты меня переоцениваешь. На все готов, но своими руками отдать тебя постороннему мужику…
Его не очень ловкая шутка слегка разрядила напряжение.
— Не в мужиках дело. Если я сумею вернуться в эту точку, то ликвидируется главный парадокс. Ты не представляешь, в каком мы сейчас живем мире. Его как бы и не существует даже. И я не понимаю, как он возник. Такое раздвоение теория не предусматривает. Со вчерашнего дня существует два вероятностных мира, и ни один из них не устойчив. Ты сидишь сейчас со мной и одновременно что-то делаешь в том октябре. И все остальные тоже. Эти миры отличаются только тем, что в одном из них нет меня. Если я вернусь туда, все должно совместиться.
— И как это будет? На моем примере. Я где окажусь? Опять в октябре? А как с воспоминаниями?
— Нет. Если все получится, время совместится в эту сторону, по вектору. Я еще раз проживу и догоню вас всех, здешних.
— И будешь помнить, как все было? Как мы сейчас сидим?
— Наверное…
Новиков тряхнул головой.
— Нет, не понимаю. Давай еще раз. Мы организуем тебе переход туда, ты исчезаешь из этого мира и снова в нем возникаешь. Прожив четыре месяца. В этой же квартире, где ты не жила. А я, если останусь здесь же? Ты доживешь до данной секунды, и я появлюсь? Допустим, ты сдвинешь диван месяц назад, тогда я рухну на пол? Но вот этот прошедший час мы с тобой проговорили, а ты придешь сюда не одна, а с твоим Берестиным, и значит, разговора этого уже не будет. Или не было?
— Не пытайся все решить при помощи своего здравого смысла. Здесь все гораздо сложнее. Тут и принцип неопределенности, и многое другое. Но я надеюсь, что все образуется без особых катаклизмов и новых парадоксов.
— Ну-ну, май дарлинг. Неприятно чувствовать себя дураком, но видно, никуда не денешься. На что не пойдешь ради любимой женщины…
— Любимой? Чего это вдруг? Или стареешь?
— Опять ты за свое… Я тебя всегда любил, как десять тысяч братьев любить не могут, и ты это знаешь. Просто в одной из точек пространства-времени у нас несколько не совпали позиции в толковании этого термина применительно к конкретной ситуации…
— Ну, понесло… — Ей стало легко, как в юности, когда ничего еще не случилось, и она привычно слушала обычный новиковский треп.
— Давай прервемся пока. Ты лучше поешь, а то зря я, что ли, старалась?
— Поскольку я не соловей, то, кажется, сыт и баснями. Впрочем, судя по запаху, мясо по-французски уже готово…
…Отложив вилку, Новиков вновь посерьезнел. Заговорил жестко и напористо.
— Или я ошибаюсь, или ты наконец должна поумнеть. Что еще надо, чтобы выбить из тебя окончательно всю твою межзвездную романтику и сомнительное мессианство? Во всю эту дурь с мировыми линиями и грядущими катастрофами я и тогда не верил, и сейчас тем более. А твоя родная планета, не знаю, как ее там называют, представляется мне довольно неприятным местом. Взять бестолковую девчонку, прошу прощения, заморочить ей голову, забросить бог знает куда и заставить выполнять непонятную ей работу. Крути верньерчики, пока крестики не совместятся. А что после этого, тебе знать не положено. А очень часто после этого ракеты летать начинают, раз уж цель в крестике! Это я, конечно, для примера говорю, но смысл тот же. Если человеку не объясняют смысл его деятельности, это не просто так, поверь моему опыту. Что здесь, то, скорее всего, и там. И, кстати, какая тебе за службу награда полагается? По наградам тоже можно о многом судить…
Ирина перед Новиковым действительно чувствовала себя растерянной девчонкой. Он вообще, с самого начала, сумел поставить себя в более выгодную позицию, тем более сейчас, когда она, все проиграв, обратилась к нему. И, не желая отвечать, все-таки ответила.
— Когда я возвращусь, меня окружат особым почетом. Весь мой род занесут в книгу памяти, это очень большая честь и привилегия… Наверное, получу право на продление жизни без контроля и ограничений… — Отчего-то сейчас все те знаки высшей благодарности, что ждали ее на родине, в переложении на русский язык звучали крайне неубедительно, даже жалко.
— Ух, как здорово! — восхитился Новиков. — А оно тебе, Ирке-Иришке, надо? Все, что там тебя где-то якобы ждет? Кого ты там помнишь, кто по тебе тоскует? С кем в том раю бессмертие коротать придется? А наш вечер в Суздале, ту прогулку по Ленинграду, аварию под Верхними Двориками, где ты мне ногу перевязывала, забудешь? Хочешь забыть? И все остальное. Лермонтова что, с собой возьмешь? Избранные произведения. И заодно ночь на Машуке после грозы? Диссертацию об Уайльде там дописывать будешь? Еще что?.. — Андрей сейчас почти кричал, и ей страшно и стыдно было на него смотреть. — Рай взамен обещали! Ох, одинаково дураков, что здесь, что по ту сторону неба. Было уже, точно так было, таких, как ты, в самолет сажали — и вперед. Там тоже крестик в колечке совместить с целью требовалось. И каждый тоже автоматически обретал бессмертие. И даже богом становился, по условиям игры. Камикадзе их называли, может, слышала? Ну а если даже не обманывают тебя? И сделают все, что обещано? Как тогда? При памяти тебя оставят или сотрут все, вернешься чистенькая? Чего тебе больше хочется? Что ты себе про этот рай сейчас представляешь? Не выйдет так, как если бы у нас на Земле с разными раями ошибка вышла? Древнего скандинава — в библейский рай, с аллилуями и древними евреями в хитонах, христианского святого из печерских пещер — в Валгаллу, чингизхановского монгола — в отель Хилтон на Гаваях. Понравится?
Новиков замолчал, прервав на полуслове свою филиппику, отошел к окну, закурил, нервничая. В черном стекле он видел замершую, с опущенной головой Ирину. Ему было ее невыносимо жалко, он понимал, что бил по живому, по последней, может быть, оставшейся у нее иллюзии о далекой, ждущей ее и благодарной за подвиг родине. Но слишком она была ему дорога, чтобы позволить ей по-прежнему верить в тех, кто послал ее сюда, к кому он испытывал острую враждебность. За то, что вмешиваются в земные дела, что сделали несчастной Ирину. «Хотя, — подумал он с усмешкой, — я должен им быть только благодарен за то, что они прислали сюда именно ее».
Он подошел, погладил ее по волосам, и она вдруг прижалась лицом к его груди, громко всхлипнула.
— Самое время звать Левашова, — сказал он чуть позже, когда Ирина слегка успокоилась. — Откуда позвонить?
Она провела его в свой кабинет. Увидев аппаратуру в действии, он присвистнул:
— Здорово. Олегу это понравится. И, боюсь, не только ему, если что.
Экран показал Левашова, сидящего за столом, заваленным радиодеталями, проводами, прочим электронным хламом, в котором Новиков не понимал и не желал понимать ничего. У него там зазвонил телефон, и Левашов снял трубку.
— А, это ты. Что надо?
— Ничего особенного. Надо, чтобы ты был здесь и сейчас. И учти, что мы тебя сейчас видим. Как в кино.
— Понятно. Кто это мы?
