Шайтан Иван 7 (СИ) - Тен Эдуард

— Продолжайте, — сухим тоном произнёс Николай I.

— После первого ареста Якова Вайсера отец внёс крупный залог и штраф, публично отрёкся от сына и выслал его во Францию. Точных сведений о его деятельности в Европе у нас нет, но, полагаю, связи с революционными кругами там он только укрепил. Для розыска и разработки этой нити я подключил полковника Лукьянова. По словам соседей и знакомых Сулимовой, этот Жаровский-Вайсер не просто жил у неё, но и полностью её опекал: оплачивал жильё, содержание, все её нужды.

— Таким образом, вы полагаете, что истинным вдохновителем и организатором покушения был этот Вайсер? — вступил в разговор Великий князь Павел, до этого внимательно слушавший. — А Сулимова — лишь слепая исполнительница, пешка, которой ловко воспользовались, сыграв на бедственном положении её семьи?

— Ваше Высочество изволили понять суть дела, — кивнул Бенкендорф. — Пока я не могу утверждать с абсолютной уверенностью, это предмет следствия. Но все нити ведут к нему. Все службы империи оповещены, розыскные ориентировки разосланы. Надеюсь, его задержат в ближайшее время. Эта зараза может дорого стоить империи, ваше величество, учитывая постоянные брожения среди молодёжи высших учебных заведений, наших либералов и около них толкущихся деятелей Мельпомены и Калиопы. — скривился Бенкендорф.

— Не любите вы Александр Христофорович, служителей муз. — улыбнулся Павел, услышав конец фразы и реакцию Бенкендорфа.

— Отчего, ваше высочество. Очень люблю слушать военные оркестры, хорошие стихи, а не грязные и пошлые пасквили. Тот же Лермонтов. Замечательное стихотворение «Бородино». Мои подчинённые просто в восторге от песен графа Иванова–Васильева, «Катюша» и «Эх, дороги». Так что ваше замечание не справедливо по отношение ко мне. — Ответил Бенкендорф с непроницаемым лицом.

— Хорошо, Александр Христофорович, — прервал император никчемный спор. — Прошу вас докладывать мне немедленно если появятся новые подробности.

— Слушаюсь, Ваше Величество.

Коротким, чётким, военным поклоном Бенкендорф ответил на молчаливый кивок императора и вышел из кабинета, мягко притворив за собой дверь.

В кабинете воцарилось молчание. Николай I, задумчиво повернув в пальцах перо, первым нарушил его.

— Что ты думаешь, Александр? — обратился он к старшему сыну. Тот на протяжении всей беседы сидел, не проронив ни слова, всем видом показывая глубочайшее внимание.

— Я полностью согласен с графом Бенкендорфом, — твёрдо начал цесаревич. — Простая девица, даже доведённая до отчаяния горем, едва ли способна на такое хладнокровное злодеяние. Здесь чувствуется чужая, опытная рука. Кто-то умело направлял её, внушив, что корень всех её бед — в вас, государь. Уверен, это он подал ей и мысль, и вложил в её руки оружие для преступления.

— Похоже ты прав, — задумался Николай. — Я приказал увеличить штат отряда личной охраны. Хочу чтобы они охраняли и тебя. Не спорь, я уже всё решил.

Николай лишь вздохнул, помня упрямство сына, и перевёл взгляд на младшего.

— Павел, а теперь потрудись объяснить мне, что за недоразумение возникло у тебя с офицерами твоего полка?

Великий князь Павел нахмурился и, встретившись с тяжёлым, требовательным взглядом отца, опустил глаза.

— Не со всеми, государь. Лишь с тремя. Они позволяют себе слишком вольное толкование устава и фривольное отношение к службе.

— Ты — шеф полка. Твои требования к дисциплине и порядку более чем уместны, — поддержал его император.

— Однако они сочли мои замечания чрезмерными и оскорбительными, — с внезапной горячностью возразил Павел. — Но, прошу вас, не беспокойтесь. Я разберусь с этим сам. Сие происшествие недостойно вашего высочайшего внимания.

— Надеюсь на твоё благоразумие, Павел. Отнесись к проблеме со всей ответственностью и не позволяй превращать службу в гвардейском полку в приятное времяпрепровождение. Гвардия должна быть опорой трону, а не опереточным украшением.

Глава 16

В течение двух дней штаб разрабатывал и согласовывал первичный план действий на случай набега горцев. Свой замысел я изложил в общих чертах. Единственное, о чём сразу заявил прямо — действовать буду самостоятельно во главе мобильной группы из трёх, четырёх сотен моего батальона. Никаких сил усиления я не просил. Главное — чтобы другие подразделения надёжно прикрыли свои участки и были готовы к внезапным прорывам мелких партий.

— Пётр Алексеевич, а вы уверены, что обойдётесь без поддержки? — переспросил начальник штаба линии. — Может, как в прошлый раз, придать вам несколько казачьих сотен и драгун?

— Нет, Олег Сергеевич, — твёрдо ответил я. — Они будут только сковывать мои действия.

— Они вас? Или вы их? — удивлённо поднял брови Зубарев.

— Безусловно, они меня, — уверенно ответил я. — Не сомневайтесь. Потребность в значительном количестве фуража, несработанность подразделений и прочие, казалось бы, мелочи в походе оборачиваются большими проблемами. Я знаю возможности своих бойцов, а вести разномастное соединение — не лучшая идея.

— Что ж, пожалуй, вы правы, — после недолгого раздумья вздохнул Зубарев.

Генерал Мазуров вместе с атаманом, уточнили ещё несколько ключевых моментов, после чего генерал закрыл совещание. Осталось навестить подполковника Булавина и отправить очередной доклад генералу Дубельту по жандармской почте. Подъехав к управлению вижу, как передо мной провели под конвоем молодого офицера без погон. Его лицо мне показалось знакомым. Он шел ссутулившийся и какой-то весь поникший. Во всём виде обреченность и безнадёга.

— Что-то лицо мне его знакомо или показалось? — произнёс я, ни кому не обращаясь.

— Кажись, командир, пушкарь, когда при долине с горцами схлестнулись. — уверенно заявил Савва.

— Точно, он, командир. — подтвердил Паша. — Это чего он учудил, ежели его жандармы под арест взяли?

Заинтригованный я прошёл в кабинет Булавина.

— Здравия, Максим Сергеевич. — поздоровался я с Булавиным.

— Пётр Алексеевич, рад видеть вас. — встал из-за стола подполковник. Он стал подчеркивать нашу разницу в статусе после того, как узнал, что я являюсь обладателем именного, серебряного жетона. Ну и по званию я его обогнал.

— Прошу переслать мою почту — положил я пакет на стол.

— Сделаем. — Булавин достал печать с сургучом. При мне опечатал конверт и вызвал дежурного. — Отправить вне очереди с пометкой «спешно», «секретно».

— Слушаюсь, — дежурный вышел.

— Может чаю, Пётр Алексеевич? — предложил Булавин.

— С удовольствием. — ответил я.

Дождавшись, когда дежурный принёс чайные наборы и разлив чай в чашки удалился, я спросил у Булавина.

— Максим Сергеевич, а что это за арестованный, кажется, офицер?

Подполковник нахмурился.

— Вы правы, Пётр Алексеевич. Штык-юнкер Суворкин Виктор Николаевич. Командир полу батареи форта Градовка. Арестован за нанесение тяжких телесных повреждений штабс-капитану Жаботину, коменданту форта, и подстрекательстве к бунту. С ним арестованы двое с его батареи. –озабоченно произнёс Булавин.

— Прямо к бунту? — спросил я не верящим голосом.

— Признаться, грязная и мутная история, Пётр Алексеевич. Предстоит разбирательство, завтра следователь начнёт дознание.

— Максим Сергеевич, могу я поговорить с ним?

— Вы, можете, — усмехнулся Булавин. — Но в моём присутствии.

— Не возражаю, — согласился я.

Караульный завёл арестованного и вышел. Прапорщик стоял безучастный ко всему.

— Смирно!!! — неожиданно рявкнул я. Всё произошло так внезапно, что подполковник вздрогнул. Прапорщик механически принял стойку смирно и с выпученными глазами уставился на меня.

— Вы что, прапорщик, позволяете себе. Стоите тут, как жёванная тряпка. Имейте уважение к себе, мать вашу. Садитесь, — указал я на стул.

Заметил, как очнувшийся прапорщик, приглядевшись, узнал меня.

— Господин сот… виноват, господин полковник, — поправился он с удивлением рассматривая меня. Георгий, Владимир на шее, Георгиевское оружие, явно впечатлили его. — Вас не узнать!