Юношество (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

— Это не твои слова! — рыкнул Николай. — Толстой… и тут его уши торчат!

— Я имел с ним переписку по этому вопросу. — вклинился Дубельт. — Перепроверил все, на что он указал. И могу вас заверить, Государь, судя по всему, англичане знают о нас то, чего им угодно. Сколько войск, где стоят, каково их состояние. И с этим поделать ничего нельзя. При этом здесь нет никакой измены. Все это легко высчитывается из открытых источников — от зоркого взгляда и пытливого ума такое не сокрыть. Да и не только это они знают. Мне достоверно известно, что наши секретные компрессионные пули уже известны в Париже и Лондоне. Они о них узнали еще на стадии испытаний.

— Проклятье! — натурально прорычал император.

— Кроме того, молодой Толстой прав относительно того, что англичане готовят множество восстаний по всей Европе. Год-два — и полыхнет. И мы с этим ничего поделать не сможем. Вот, — протянул Дубель Николаю I несколько сшитых в тетрадь листов, — здесь сводка.

— Франция? Франция⁈ — аж воскликнул император, пролистывая ее. — Что они там задумали⁈ Хотя… этого следовало ожидать. Он слишком мягок с Луи Наполеоном. Мда… И чем это нам грозит?

— Шарль Луи Наполеон формально имеет очень условные права на престол по линии бонапартистов. Ему потребуется какая-нибудь славная победа, чтобы обрети легитимность в глазах французов. То есть, война.

— Австрия? Или нет… Италия. Да, скорее всего, именно Италия. Или Испания?

— Мы.

— Мы? — удивился Николай Павлович, как и остальные.

— Да. Более того, Государь, я склоняюсь именно к этому варианту, как к самому вероятному.

— Раньше вы мне этого не говорили.

— Не хотел высказывать необоснованные подозрения. Вот здесь, — Дубель протянул еще одну тетрадь, — итог всех проведенных мною проверок. Я их держал в совершенном секрете, чтобы мне их не сорвали.

— Кратко скажите, о чем здесь?

— Государь…

— Говорите открыто. Я доверяю всем присутствующим.

— Великобритания стоит за гибелью вашего родителя в 1801 году. Убийство было вызвано раздражением его стремления достигнуть союза с Наполеоном. Ибо это грозило смертью уже им. Туманный Альбион же стоит за попыткой революции 1825 года, из-за тарифов 1822 года[4]. Слишком били по их доходам. А теперь, после нашей победы в последней войне с турками, они снова чрезвычайно возбудились. И что-то готовят. Какой-то удар. В контексте волны революций, самым вероятным является война с нами. Ведь в случае успеха, эта волна сменит консервативных правителей, и мы утратим было влияние на континенте. В либеральной среде вас, Николай Павлович, откровенно ненавидят. И едва ли станут прислушиваться.

— Почему мы? Чего они к нам прицепились-то? — тихо спросил цесаревич, в то время как Николай Павлович молча переваривал. Он и раньше догадывался, но вот так — в лоб, да еще оформив как документ…

— Такова политика Туманного Альбиона. Недопущение усиления любой из континентальных держав или крепкого их союза. Ибо на этом зиждется их собственное выживание. После последней войны с турками мы слишком сильно улучшили свои позиции. Еще Екатерина Алексеевна вынашивала планы утвердить власть России на берегах Черноморских проливов. А мы, по сути, в одном шаге от этого, что очень сильно поменяет весь расклад сил в Средиземном море. Это чрезвычайно пугает королевский двор Великобритании. При этом проблема тарифов никуда не ушла.

— Вы сумели выявить заговорщиков? — еще более хмуро спросил император.

— Нет. — ответил Дубельт, с едва заметной улыбкой, скосившись в сторону морского министра, но тот, впрочем, этого не заметил, в отличие от окружающих. — К сожалению, наши враги в этот раз действуют иначе. Они вербуют сторонников внутри страны. Через материальную заинтересованность, чтобы потом спросить, угрожая шантажом. И ждут, подготавливая войну. Ситуация с нашей экономикой непрерывно ухудшается, так что время на их стороне.

— Неужели в одиночку рискнут воевать с нами?

— Никак нет. Только обзаведясь множеством крепких союзников. И коалиция эта уже потихоньку проступает. Кроме Франции, которая, очевидно, жаждет реванша, они хотят вовлечь Австрию.

— Фердинанд?!! Он никогда на такое не пойдет! — воскликнул Николай Павлович.

— Он, скорее всего, уйдет в намеченную волну революций. Кто его заменит, неясно. Однако…

И дальше Леонтий Васильевич озвучил императору версию Льва Николаевича. Без ссылки на него, разумеется. Суть которой сводилась к тому, что венгры, безусловно, восстанут. Если Россия вмешается и подавит это восстание, то настроит против себя как венгров, так и Вену. Первых из-за явной враждебности. Вторых — из страха, так как со времен Наполеоновских войн Австрия показывала себя посредственно на поле боя. Если проигнорирует, то Вена будет оскорблена невыполнение обязательства и посчитает Россию слабой. То есть, из-за Венгерского восстания Австрия, безусловно, попадает в стан к врагам Николая. Пруссия же играет свою игру и охотно присоединится к добиванию упавшего.

Николай хмуро слушал…

Вообще, ситуация выглядела так, что Россию обкладывали, как волка, флажками. Загоняя в смертельную ловушку. Сложные материи Николай Павлович понимать не умел, но такое чувствовал. Чуйка имелась, которая в свое время его и спасла, заставив зубами вгрызаться во власть. И сейчас его накрыло то же самое ощущение, как тогда — в декабре 1825 года.

Этакий микс ужаса и долга.

Сынок вон, тоже мрачный сидел. Этот много что понимал, но Англию воспринимал как светлый идеал. И чрезвычайно злился, когда ее ругали. А тут… тут даже не ругали. Вон — тетрадь с материалами, в которых минимум два повода для объявления войны.

Морской министр «радовал» особо.

Меншиков был бледен настолько, что считай — лица не имел. Будто покойник. А еще эти еще ужимки Дубельта и усмешки, который тот позволял себе делать так, чтобы морской министр их не заметил…

— Папа, — эту затянувшуюся паузу нарушил цесаревич. — А зачем вы удовлетворили просьбу графа Толстого и отправили его на Кавказ?

— Так… он же просил.

— Он только-только наладил нам выпуск селитры. И готовился взяться за современное оружие. Я даже видел очень годный образец. Лучший в мире! Он же в Казани нам крайне полезен. Зачем он на Кавказе? Я не понимаю… это выглядит так, словно вы на него чем-то сильно обижены. Как бы слухи какие дурные не пошли.

— Вы позволите? — спросил Дубельт у императора.

— Да, пожалуйста.

— Александр Николаевич, а как вы вообще по бумагам его проводить будете? Лев Николаевич ведь нигде не числится. Да и посмотреть на него в боевой обстановке было бы недурно. Что он за человек?

— Время же упускаем!

— Никто его там годами держать не собирается! — излишне резко воскликнул император. — Послужит немного. В каком-нибудь деле поучаствует разок-другой. Выдадим ему орден и вернем.

— А если убьют? Почему бы его не зачистить в какой-нибудь гвардейский полк. Все равно там никто ничем не занимается, кроме пьянок и карточных игр. Вот — повисел бы там в списках.

— А как понять, что он за человек? — вновь спросил Дубельт.

— Это все ОЧЕНЬ странно. Леонтий Васильевич, большая просьба, поглядите на то, какие слухи по столице пойдут. Как бы чего дурного не началось? Это все крайне нехорошо выглядит.

— Разумеется…

На этом, в общем-то, совещание и закончилось. Очень уж много было над чем подумать императору. Заодно ознакомиться с бумагами.

Все встали.

Отправились к двери:

— Леонтий Васильевич, — как Дубельт подошел к дверям, произнес Николай Павлович, — а вас я попрошу остаться.

— Да, Государь.

Меншиков дернулся, желая, было остаться тоже, но взял себя в руки и вышел.

Закрылась дверь.

Император подозвал управляющего Третьего отделения к себе пальчиком и спросил:

— И как это понимать? Что за игру вы тут устроили?