Юношество (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

Причем основной локацией стали Урал, Сибирь и Дальний Восток. Из-за чего Леголас у них бегал по тайге и бил из лука белок на пушнину, а Хозяйка медной горы была колдуньей из темных эльфов, известных как дроу, способная менять свой облик по желанию…

Драконов завезли.

Разных.

Много.

Включая китайских и всякого рода динозавров. Их, кстати, открыли совсем недавно, но это были только первые шаги. Вот братья Толстые и решили на этом сыграть.

И, разумеется, как и в ситуации с Вельманом, не забыли продумать экономику и быт, чтобы ситуация получилась максимально реалистичной. А потому отлично заходила на волне растущего увлечения мистикой как в России, так и в Европе…

Сам же Лев Николаевич оставался в тени. Дирижировал всем этим, но не более.

Но даже так у него только на работу с письмами уходило по несколько часов в неделю. А ведь еще газеты с журналами надо было почитать как отечественные, так и зарубежные… так что можно сказать, что молодой граф в здешних реалиях мог считаться одним из самых читающих обывателей. И редкий день у него не имелся массив всякого для чтения.

Но это потом.

Все потом.

Сейчас он с головой был увлечен возней с паровыми машинами.

Земснаряд-то строили и уже почти закончили. Ничего сложного там не было. С насосом не стали морочиться, остановились на клепанной ферме с пущенной по ней цепной передачей транспортера. Так оказалось намного проще и быстрее.

Одна беда — аппетит приходит во время еды.

Поэтому закрыв этот вопрос по-минимуму, он решил до отъезда Федора Ивановича попробовать выжать максимум.

А страдал Игнат.

Натурально.

В его мастерской и Кристиан Шарпс трудился, дожидаясь весны, когда ему начнут строить свою собственную. И паровые машины дорабатывали. И револьверы делали. И другими делами по мелочам занимались.

Так что загружен он был по полной программе.

И это оправдывалось.

В Казани вообще с промышленным металлорежущим оборудованием было негусто. А тут вообще получался своего рода узел самого передка научно-технического прогресса. Например, токарный станок располагался на могучей станине, из-за чего имел минимальные вибрации. Имея возможность отбирать хоть всю мощность паровой машины в двадцать пять лошадей.

Сами резцы не только охлаждались струей мыльной воды, но и имели быстросменные коронки. Более того, они зажимались в держалку по четыре штуки, которые легко переключались.

Режешь с хорошей подачей. В струе. И жонглируешь этими резцами, переключая их время от времени. А как все ж перегрел, отпустив или затупил, то за пару минут меняешь на новый комплект. На снятых же подмастерье цепляет новые коронки, крепящиеся на болте…

Жизнь кипела.

У всех участников при этом горели глаза. Даже у Кристиана Шарпса, который по достоинству оценил этот станок и решение. А уж его мнение дорогого стоило, так как у себя в арсенале имел дело с лучшим оборудованием, которое в эти годы можно было купить.

Одна беда — Игнат выглядел совершенно загнанной лошадью.

Да, он набрал себе подмастерьев. И они довольно быстро прогрессировали. Однако все равно — ему доставалось, как владельцу предприятия…

Новую паровую машину изготавливали с нуля.

Совсем.

Поковки заказали у Строгановых на их железоделательном заводе. И сейчас обтачивали, стараясь сделать с хорошими допусками. Ничего прям прорывного не задумали, просто очень аккуратно и качественно. С поправкой на прямоточное парораспределение и теплоизоляцию.

Плюс — подшипники.

Так-то применялись баббитовые вкладыши. Лев же решил изготовить роликовые. Их все равно требовалось немного.

Но это — точили.

А рядом трудились над котлом. Новым.

В эти годы ведь как делали? Брали железную бочку, собранную на заклепках. Пускали по низу ее одну трубу довольно крупного диаметра. И все. Где-то в Англии стали по две-три трубы делать лишь в 1845 году.

Лев же шагнул дальше.

Он понизу пускал пять крупных труб, а сверху на возврате полсотни тонких. Получая таким образом «возвратный» или двухпроходный огнетрубный котел, которые появились лишь в 1870-х годах. Из-за чего на том же расходе топлива он и прогревался быстрее, и паропроизводительность имел куда выше, и КПД. А потом еще и «одевал» его в шубу из асбеста и внешнего кожуха.

Оригинальные паровые машины, закупленные для выделки селитры, имели мощность на своих простых цилиндрических котлах около десяти лошадей. Плюс-минус. На простой модификации он ее удвоил, местами даже достигнув двадцати двух — двадцати трех лошадей.

А тут… здесь он рассчитывал взять не меньше тридцати лошадей. Ну или хотя бы сократить расход топлива. Но пока еще рано было судить — работ еще предстояло немало. Те же тонкие трубки изготавливали пока поковкой из полос на оправке, что само по себе непросто и небыстро. А ведь их требовалось сделать с некоторым запасом…

Вот Лев Николаевич ежедневно и наведывался в мастерскую.

Мониторил.

И старался максимально оперативно решать все возникающие проблемы…

— Лев Николаевич! Лев Николаевич! — донесся до него крик.

Граф оглянулся, пытаясь понять, кто к нему обращается. Все же механический молот, недавно запущенный здесь, стучал часто и немилосердно громко.

Бух-бух-бух-бух…

Аж звон в ушах…

Приметил сына Игната, который вид имел странный… испуганный, что ли.

Поднял руку, привлекая внимание.

Механический молот замер.

— Что случилось?

— Лев Николаевич. Там вас фельдъегерь дожидается.

— Кто⁈ — не понял молодой граф.

— Он представился фельдъегерем. — неуверенно повторил он.

Толстой нахмурился.

Ему только этой службы не хватало. Потому как в мирное время она отвечала среди прочего за рассылку писем и поручения как самого Императора, так и его канцелярии. И не абы каких, а срочных. Так что, если ему там прислали что-то… едва ли стоит радоваться.

Так или иначе, он дал отмашку продолжать работы. Сам же вышел во двор, где его поджила уставший гонец.

— Я Лев Николаевич Толстой, — произнес молодой граф. — Вы меня искали?

— Так точно, сударь. Извольте получить депешу. И распишитесь вот тут…

Депеша и депеша.

Из Его Императорского величества канцелярии.

Вскрывать тут и читать Лев ее не стал. Вместо этого предложил фельдъегерю остановиться у них и столоваться, отправился домой. В особняк. Один. Потому как этот гонец должен был отметиться у губернских властей и там же получить как постой, так и кормление.

Добрался до особняка.

Прошел к себе в кабинет.

Положил конверт перед собой и, наверное, с четверть часа думал — вскрывать его или нет. Будучи совершенно точно уверен в том, что ничего хорошего там ему не написали.

Наконец, он решился.

Ножом для бумаг вскрыл конверт. Достал письмо и, быстро пробежавшись по строчкам, потерял дар речи. Ненадолго. Потом-то, конечно, сдавленно выразил свое отношение к бумаге. Но негромко. Чтобы слуги не услышали. А то мало ли?

Еще в прошлом году, когда в Казани гостил Леонтий Васильевич Дубельт, Лев жаловался на то, что его никак не могут устроить на службу. Ссылаясь на года. Тогда управляющий Третьим отделением и предложил юноше написать прошение на имя императора.

И надо же такому случится, что спустя практически два года это прошение всплыло… и было немедленно удовлетворено. Вон — лично рукой Николая свет Павловича написано в резолюции:

«Зачислить в Нижегородский драгунский полк корнетом, к которому явиться без промедлений».

— Что-то случилось? — раздался от двери голос дяди.